Екатерина Шпиллер - Я Боюсь…
Я имею в виду сексуальные страхи… Возможно, мужчины даже не представляют себе, насколько разными, причудливыми и мучительными могут быть эти девичьи-женские кошмары, а возникают они вовсе не на пустом месте.
Детские страхи (из рассказов знакомых и друзей)«Мне кажется, что корни неприятия себя как женщины у меня растут не только из родительской семьи, но и из особенностей педагогики на советский лад. Во-первых, была у меня «воспиталка» в детском саду, которая, если кто-то из детей шумел в тихий час, раздевала ребенка догола, завязывала ему глаза, ставила на подоконник и уходила. Со мной никогда такого не проделывали, но один только мучительный страх, что могут, превращал мою жизнь в ужас. А с одним моим знакомым так поступали не раз. Он рассказывал, что мучительно страшно и стыдно было вот так стоять перед всеми. Его детсад был в другом городе. Значит, «педагогический» прием этот применяли повсеместно, что ли?
А как издевались над нами взрослые бабы-»воспитательницы» в пионерских лагерях! Честно, встретила бы сейчас кого-то из них – просто избила бы. Нам было лет по 10-11, и что выдумывали эти идиотки! Если кто-то в тихий час болтал, шумел, они выставляли девочек в одном нижнем белье в палату мальчиков. Ну, или в качестве «акта милосердия» – просто в общий игровой зал (куда опять же могли заглянуть мальчики). На хрена? Извините, но других слов нет! На хрена было глумиться? Ломать детскую психику – это просто садизм! Я, как только вспомню, у меня комок в горле… ненавижу этих дур, ненавижу!…
Как они вбивали нам в голову, что быть женщиной стыдно! Мне повезло, мне на самом деле повезло – я в середине сезона сломала руку, и меня отправили в изолятор. «Воспиталки» приходили и просили меня не писать маме, что я сломала руку, ведь мама будет волноваться. Еще бы! Любой родитель начал бы волноваться, звонить в лагерь, а то и устраивать разносы… Правда, сомневаюсь, что моя мать стала бы это делать.
Сейчас вспомнила, и сердце колотится… Никто эти вещи не признает за насилие, а ведь это было самым настоящим насилием».
Наверное, некий «здравомыслящий» взрослый скривит рот и презрительно заметит: «Хм, какие, право, пустяки! Такая чушь не может поломать психику девочки…» Может, уважаемый, еще как может! Это взрослым (да и то не всем) в сексуальной сфере давно все известно, ясно и очевидно. А дети, представьте себе, вообще ни о чем таком понятия не имеют. Они чисты и непорочны, в отличие от воспитателей и своих родителей. Для них все, что делит людей на женщин и мужчин, – новость, все – открытие. И даже если им что-то говорят взрослые дураки, дети воспринимают сказанное на веру, безусловную веру, потому что большие дяди и тети для них прежде всего взрослые, а глупы они или умны, малышам станет известно гораздо позже.
Давайте рассмотрим, что творили эти горе-воспитательницы (господи, сколько же их было и остается на одной шестой суши?!). Сначала девочке внушают, что оказаться в белье перед мальчиком – срам и позор. Она это хорошо усваивает с младых ногтей, становится стыдливой. А потом воспитатели (это определение идет им, как корове седло) в наказание выставляют малышку в белье перед мальчиками. Попробуйте представить себе, что творится в голове у девочки? Она вообще теперь не понимает, как же жить дальше, если случилось самое страшное, да еще по ее вине? О том, что идиотки-»воспиталки» плохо соображают, ребенок не подумает никогда. Он всю вину примет на себя. И раз его наказали самым позорным образом, значит… А вот думайте, взрослые, что будет дальше.
Глупые взрослые вколачивают в мозг девочек страхи и запреты бездарно, без объяснений, а главное – не вселяя в них уверенности в защищенности. Ведь запреты ей просто нужно знать, чтобы быть умной. Нет! Эти «педагоги» делают страшные глаза и на визгливо-повышенных тонах внушают ребенку, что с ним будет, если… И что он будет сам виноват, если… И что он никогда не должен, а то… Иначе его вот этими вот руками… Стыд, срам и позор… И никогда не отмыться…
Девочки, еще толком не зная, откуда берутся дети, до ужаса боятся забеременеть, потому что «это самое страшное, что может случиться с девочкой и с девушкой – лучше смерть!». Нередко страх изнасилования внушается девочкам даже позже, чем страх беременности. Но непременно тоже внушается. Правда, нередко, наставляя дочку в этом отношении совершенно правильно (смотри по сторонам, чтоб за тобой никто не шел; осторожно входи в подъезд; в лифт с посторонними дядьками не садись), родители перекладывают всю ответственность на нее саму. И после честно исполненного долга уже не оторвут пятую точку от дивана, чтобы встретить девочку-подростка хотя бы вечером у подъезда. Она сама, как разведчик, мелкими перебежками добирается до отчего дома, постоянно оглядываясь и шарахаясь от каждой тени. Она знает: если с ней что-то случится, виновата будет исключительно она сама, даже не насильник. Это из моего собственного опыта. Но как выяснилось, не только моего и не только в этом смысле благополучного.
Бывают истории страшнее. Девочку изнасиловали, когда она была еще совсем ребенком. И что же мама с папой? Они обрушились с обвинениями на… саму дочку. А еще не стали заявлять в милицию, потому что стыд и позор падут на всю семью!
Думаю, не надо обладать слишком большой фантазией, чтобы представить, какими вырастают в таких случаях девочки, кого они считают истинными виновниками своих бед всегда и во всем, как они относятся к мужчинам, к любви, умеют ли ценить и любить себя и, наконец, могут ли они жить спокойно и без страха.
По моим наблюдениям, именно испуганные, робкие, закомплексованные девочки чаще всего становятся жертвами сексуальных домогательств и насилия. Они с самого начала своей жизни потенциальные жертвы, они всегда готовы к чему-то ужасному в отношении себя, ведь они плохие и сами во всем виноваты. Они заранее боятся, и часто с ними случается именно то, чего они опасаются. Мне иногда кажется, что насильники, как дикие животные, чуют (ухом, рылом или еще каким местом), когда жертва слаба и беззащитна. А девочки эти не только физически слабы, но еще совершенно бессильны психологически и не имеют реальной защиты. А вину за происшедшее сразу же берут на себя. Их так приучили, научили, им внушили и их убедили. Еще и поэтому страх столь велик: ведь в случае чего их ждет не сочувствие и помощь, а обвинительный приговор и наказание.
Я пережила сексуальные домогательства старшего брата. Мне было стыдно, плохо, страшно… Но я молчала и никогда не жаловалась родителям, потому что считала виноватой себя. Не надо искать в этом логики, ее нет и быть не может. Как я понимаю, это какой-то очень серьезный психологический слом личности, рукотворный слом – результат родительской «любви» и «заботы». Я уже была взрослой, семейной дамой, сама была матерью, но много-много лет гнала от себя ужасные воспоминания, не решаясь думать о них, а уж тем более – высказать вслух. И все потому, что мне было стыдно! Мне! Как будто я в чем-то виновата. Лишь к 40 годам поняла: та девочка не была виновата ни в чем, девочка – жертва. И стыдно должно быть не ей. Но сорок лет жизни с чувством вины уже позади…
Я очень боялась! Боялась темных подъездов, боялась идущих навстречу мужчин, шарахаясь от них, как от привидений… В темной Москве 70-х было опасно: дворы и подъезды не освещены, огромное количество пьяниц, хулиганство запредельное… Не понимаю, кстати, почему у некоторых (многих!) людей такая короткая память? С какой нежностью и ностальгией они вспоминают «спокойное» брежневское время, удивительно! Я помню это время как самое страшное в моей жизни. Именно тогда изнасиловали и убили в подъезде мою одноклассницу. Именно тогда я сама не раз подвергалась огромной опасности, когда за мной увязывались мерзкие типы, приставали мутные личности с сальными рожами, когда в переполненном транспорте меня щупали взрослые дядьки… Страх въелся в меня, как ржа в металл. Мужчина, не успев стать сексуальным объектом для подрастающей девушки, превратился в гадкую, мерзкую опасность, которую ежедневно нужно избегать, прилагая для этого немало усилий.
Наверное, было бы вполне логично упрекнуть моих родителей в том, что у меня именно такие воспоминания. Не исключено, что если бы меня встречали, когда было опасно, не вынуждали одной ходить по темным дворам (гоняя в музыкальную школу по вечерам), если бы я чувствовала себя защищенной и оберегаемой, то не исключено, что «брежневский застой», пришедшийся на мои детство и юность, я тоже вспоминала бы с «чувством глубокого удовлетворения».
Но мне было постоянно страшно. Каждый вечер я возвращалась домой с молитвой «Боже, помоги мне дойти целой до дома!». Жаль, что в эти тошнотворно-гнусные тона окрашены мои воспоминания о детстве и ранней юности. Туда не вернуться, а для смены колера еще не придумали средства.
