Метин Ардити - История одного предательства, одной страсти и трех смертей
— Я не знаю, что и думать, отец мой…
— Наберись терпения на эти несколько минут. Я должен сказать тебе правду. Я говорю ее тебе, но не знаю, облегчит ли моя исповедь, а это исповедь, Павлина, священник исповедуется перед тобой… Так вот, я не знаю, осложнит это или облегчит твое положение. Эта история лежала тяжким грузом на моей душе бедного священника тридцать шесть лет, а последние семнадцать лет бремя ее казалось мне особенно тяжким. Но при этом она озарила мою жизнь невидимым светом… Мои слова, конечно, кажутся тебе неясными, объяснения запутанными. Поди пойми, что делается в душах людей… В общем, я скажу тебе все, ты должна это знать.
Отец Космас сделал паузу, затем продолжил:
— Я открою тебе тройной секрет, Павлина.
— Мне страшно, отец мой.
— Да поможет тебе Господь. За шесть месяцев до твоего рождения твоя мать пришла ко мне. Было это ноябрьским утром. Я служил в церкви Святого Спиридона в Даппии. Ты помнишь эту маленькую церковь?
— Та, где отпевали моего отца и дядю?
— Именно так. Память моя сохранила все так, словно это было вчера. На службе присутствовали три женщины, потом пришла твоя мать. Анна, жена Тассоса, помнишь, та, что держала бакалейную лавку неподалеку… — Павлина улыбнулась. — Так вот, Анна не хотела уходить, не рассказав о том, что ее муж не хочет третьего ребенка. «Это действительно чересчур много — трое детей, скажи мне, отец мой?» — спрашивала она меня. Они никак не могли договориться. Она умерла две зимы назад, ты знала об этом? — Павлина отрицательно покачала головой. — Я отвлекаюсь… Старею, знаешь ли… До того как приехать на Спетсес, я долго был священником в Трикале, двенадцать лет, моя семья оттуда родом… Мой отец разводил баранов… Я сам думал разводить баранов, знаешь, как мои братья… По сути, я тоже стал пастухом, как они. Пастырем. В общем… Теперь мне шестьдесят девять лет…
Павлина начала проявлять нетерпение. Отцу Космасу все никак не удавалось покончить с предисловием, а ведь ей еще хотелось рассказать ему про Антонеллу.
— Я опять отвлекся… Там было еще две женщины… Уже не помню кто… Итак, я увидел твою мать и понял, что ей нужно срочно со мной поговорить. После окончания службы две другие женщины сразу же ушли, я успокоил Анну, и она ушла тоже. Тогда твоя мать подошла ко мне и сказала без всяких околичностей: «Я беременна». Не радостным голосом, не радостным. Я знал, что она и твой отец Спирос давно хотели ребенка. Они поженились раньше Никоса и Фотини, у которых уже родился Арис. Какая у вас была разница в возрасте с Арисом?
— Пять лет, отче.
— Пять лет, вот-вот… Твоя мать сообщила мне, что ждет ребенка, таким голосом, словно речь шла о какой-то драме. Я подумал, что она заболела или что беременность тяжело протекает. Но дело заключалось совсем не в этом. Понимаешь, о чем я, Павлина? Догадываешься?
— Я не знаю, о чем вы говорите, отец мой.
— Твоя мать родила тебя от семени мужчины, который не был ее мужем. Вот! Человек, которого ты всегда принимала за своего отца, не был твоим отцом. Это первый из трех секретов, которыми я хочу поделиться с тобой.
Космас остановился и посмотрел на Павлину. Та, не дрогнув, ждала продолжения.
— Жизнь приучила тебя к ударам… — одобрительно покивал священник. — Да, обстоятельства, при которых произошло зачатие, были исключительными. Я не хочу их обсуждать, расскажу тебе об этом позже. Но вот и второй секрет, Павлина. Человек, дочерью которого ты являешься, Никос.
— Никос? Мой дядя Никос?
— Тот, кого ты считала дядей, — поправил священник.
— Тогда, — произнесла Павлина, недоуменно глядя на него, — тогда Арис…
Отец Космас качнул седенькой головкой в знак подтверждения ее догадки:
— Арис был твоим братом.
Глаза у Павлины закатились, уронив голову на грудь, она соскользнула со стула на пол. Священник бросился к двери, распахнул ее и выглянул во двор.
— Помогите кто-нибудь ради бога! — крикнул он изо всех сил.
Прибежала монахиня из приемного покоя.
— Это дочка Магды! — пояснил священник.
— Я это прекрасно знаю, — ответила монахиня. — Что случилось?
— Да что может случиться? Ей стало плохо. Иди помоги мне.
Когда Космас и монахиня прибежали на кухню, Павлина уже пришла в себя и поднялась с пола.
— Со мной все в порядке, — сказала она монахине неестественно спокойным голосом. — Оставьте нас.
Недоверчиво поглядывая на нее, Космас вернулся на свое место за столом:
— Все нормально?
— Все нормально, отец мой. Продолжайте, прошу вас.
— Семнадцать лет назад, когда твоя мать окончательно перебралась в монастырь, она отдала мне конверт. Она сказала мне, я помню ее слова: «Сохраните эту фотографию. У меня нет сил держать ее при себе и не хватает мужества порвать. После моей смерти, если сможете, передайте ее Павлине». Ты хочешь, чтобы я вручил ее тебе?
— Конечно, — ответила Павлина.
Отец Космас протянул Павлине конверт. Она достала из него черно-белую фотографию размером примерно три на четыре сантиметра, с белым кантом и фигурной обрезкой по краям, как это было когда-то принято делать.
Она узнала это изображение. Фотография был сделана в Дапии перед кондитерской Политиса. Нарядно одетые Никос и Магда стояли рядом с Арисом и Павлиной. Все они держались немного скованно, но от снимка веяло счастьем и покоем. Павлина посмотрела на священника:
— Мои родители, мой брат и я?
Космас утвердительно качнул головой.
Павлина перевернула фотографию. На обратной стороне ее мать вывела своим некрасивым почерком: «Спирос сделал эту прекрасную фотографию. Аппарат Кодак господина Коля». Снизу она приписала: «Фотини больна». Павлина вспомнила день, когда была сделана фотография: Пасха 1950 года. Ей десять лет, Арису — пятнадцать. Ее мать пришла от Колей с фотоаппаратом, в нем еще оставались кадры, хотя пленка была почти использована. В благодарность за помощь мистер Коль подарил ей три последних снимка. Павлина вспомнила, что Фотини ни за что не хотела участвовать в прогулке. Арис пытался ее уговаривать, но это ничего не дало.
— Я могу продолжать? — спросил Космас некоторое время спустя.
— Очень вас прошу.
— Я расскажу тебе, при каких обстоятельствах твоя мать совершила свой непоправимый грех. Мне хотелось бы, чтобы ты выслушала меня и когда-нибудь, завтра, послезавтра, через месяц, через год, поняла и простила ее. Я желаю этого всем сердцем.
— Слушаю вас, отец мой.
Космас рассказал о душной августовской ночи тысяча девятьсот тридцать девятого года. О выходе накануне вечером в море рыбаков, о неимоверной жаре и солнечном ударе, поразившем Спироса. Упомянул про хинин и легкомысленное поведение Магды. Было сказано и о впадении Магды в грех, тяжкий грех и вместе с тем такой естественный для человечества.
— Господи, Пресвятая Дева! — воскликнула вдруг Павлина. — Я произвела на свет ребенка своего брата!
— Ты произвела на свет дитя самой великой любви, какую только можно себе представить, Павлина.
Она долго смотрела священнику в глаза, потом едва слышным голосом спросила:
— А как же Михалис, наш доктор? Он не хотел избавиться от ребенка? Он не боялся, что ребенок будет ненормальным?
— Доктор ничего не знал про Ариса. Я взял ответственность на себя и ничего ему не сказал. Я хотел использовать все шансы на удачное усыновление.
Павлина подняла глаза на священника, ей опять захотелось скорее рассказать ему про себя.
— Мужайся, Павлина. Вот третий секрет. В отношении него я располагаю лишь догадками твоей матери, которые совпадают с моими. В тот день, когда твой отец и твой дядя, Спирос и Никос, то есть, я хотел сказать, Никос и Спирос, погибли… Так вот, как раз в тот день утром Спирос понял, что ты не его дочь, а дочь его брата. Он вырвал признание у твоей матери. И в тот же день оба брата одновременно погибли от взрыва. Я не верю в несчастный случай, Павлина. Я думаю, что речь идет об убийстве твоего отца Никоса его братом. И о самоубийстве Спироса.
— Пресвятая Дева, — ахнула Павлина и смертельно побледнела.
— Ему я тоже желаю прощения от Господа, — сказал Космас. — Желаю от всего сердца. Ну вот, теперь ты знаешь все о проклятии Луганисов… Многие на острове так говорят и почти всегда при этом добавляют: «Люди прячут, судьба находит». Ее разоблачения становятся для каждого из нас маленьким апокалипсисом. Свет истины — вещь опасная. Свет и огонь… Судьба раскрывает наши тайны, и все при этом страдают. В общем, в этой истории, которая является и твоей историей тоже, Павлина, много скорби и страданий.
— Много боли.
— Да, много боли, ты права, но и любви тоже много. Любви вперемежку с болью. Такова жизнь… Поверь мне, Павлина, что и моя жизнь, моя скромная жизнь, перевернулась благодаря этой истории…
