Кристи Филипс - Письмо Россетти
– Теперь он быстренько поможет вам вернуть тонус, – заметила Гвен.
– Что вернуть?
– Тонус. Ну, вы ж сейчас просто никакая. К тому же вы уже старая, а он значительно моложе. Вам уже давно пора взбодриться, вот он и поможет вам.
– Во-первых, никакая я не старуха. Да и он ненамного моложе меня. И никакого тонуса я не теряла. Но если б даже и потеряла и теперь хочу взбодриться, не твоего ума это дело, поняла?
Клер развернулась и решительным шагом направилась к обеденному залу. Гвен затрусила следом.
– Он просто супер!
– Не собираюсь обсуждать это с тобой.
– Если уж он не поможет вернуть тонус, все, кранты. Тогда уже никто не поможет!
– Еще одно слово о тонусе, и я… не знаю, что с тобой сделаю!…
– До сих пор не верю, что мы идем в библиотеку, – недовольно проворчала Гвен. Они прошли мимо ряда гондол, пришвартованных на узком канале, и она заметила зазывную улыбку молодого гондольера. – Хочу плыть туда на этой лодке!
– Гондола – очень дорогое удовольствие, – сказала Клер, продолжая шагать к площади.
– Но это деньги моего папочки.
– Деньги предназначены для вещей необходимых. И нечего разбрасывать их по ветру и клевать на разные туристические приманки.
– Но проехаться на гондоле – это же здорово!
– Сегодня у нас нет времени на развлечения.
И действительно, то было правдой. Весь вчерашний день пошел насмарку, сегодня придется наверстывать.
Конференция начиналась в одиннадцать, но Клер уже поняла: все заседания и заявленные мероприятия она посетить просто не сможет, ей придется еще и работать над диссертацией, а в Венеции они пробудут всего лишь шесть дней. Надо сделать разумный выбор в пользу самого важного… Впрочем, это довольно просто – ее научные изыскания важнее всего. Сегодня с утра она просмотрела расписание (распечатку с веб-сайта, посвященного конференции) и увидела, что лишь три лекции в той или иной мере посвящены ее теме. А в три часа дня в главном конференц-зале в Ка-Фоскари состоится первое выступление Андреа Кент. Клер специально отметила эту строчку желтым маркером. А потом еще долго смотрела на распечатку, и ей было странно видеть на бумаге почти точное название своей диссертации – “Истоки Испанского заговора 1618 года” (Кент). С той разницей, что в конце значилось чужое имя.
– А вам известно, что у Армани, Миссони и Валентине есть в Венеции свои магазины? – спросила Гвен, когда они проходили мимо кафе “Флориан” – в витрине мелькнул старинный, трехсотлетней давности, интерьер, выдержанный в бордово-красных тонах борделя.
– Страшно рада за них.
Клер прекрасно знала, что Гвен говорит о знаменитых на весь мир модельерах, хотя имела самое слабое представление о том, чем именно они так замечательны.
– Мама говорит, что Валентине самый романтичный кутюрье. Она просто обожает платья от Валентино. А вам известно, что почти у каждого дизайнера в мире есть в Венеции свой магазин? Прочла сегодня утром в вашем справочнике. Может, после библиотеки прошвырнемся по магазинам, а?
– У меня просто горы работы.
– Мне почему-то всегда казалось, что летом учителя не работают.
– Здесь я не учительница.
– Тайлер говорит, что в будущем никому не придется работать, что все за нас будут делать роботы.
– Кто такой этот Тайлер?
– Ну… один мой приятель.
– Твой приятель? Стало быть, он работать не собирается, так? А чем же будет заниматься всю жизнь?
– Собирается стать сенатором. Как его папаша. – Гвен с тоской заглянула в витрину ювелирного магазина. – Не понимаю, почему нам нельзя заняться шопингом. Это ведь тоже часть туристической программы.
– Здесь у тебя не туристическая, а образовательная программа. За этим тебя сюда и привезли.
– Нет, погодите-ка! Как же это получается? Только что кончились занятия в школе. И сюда я ехала не учиться.
– Считай, ты получила премию.
– Ничего себе премия!… И вообще, что плохого в том, чтобы немного поразвлечься?
– Думаю, вчера ты достаточно поразвлеклась. На всю неделю хватит.
– Что-то не припоминаю.
– Как? Ты уже забыла юнца в татуировках и ром с кокой?
– Может, для вас это и развлечение, но поверьте, мне было не до веселья.
– Я просто пошутила.
– Это не меняет того факта, что поразвлечься я не успела.
– Ладно. После библиотеки пойдем смотреть достопримечательности.
– Что именно смотреть?
Клер указала вперед.
– Базилику, Дворец дожей.
– Мы что же, будем пялиться на здания?!
– Это не просто здания. – Клер была готова на компромисс. – Сегодня мне надо поработать, но обещаю, завтра ты будешь выбирать, куда пойти и что делать.
Они прошли кампанилу Сан Марко и увидели вход в Библиотеку Марчиана. Клер вспомнила, что кардинал Виссарион, монах, целиком посвятивший себя сохранению греческой цивилизации, основал эту библиотеку в 1468 году, пожертвовав свою коллекцию древних рукописей Венеции, в которой видел наследницу Византии. Уже позже, в 1537-м, архитектор Якопо Сансовино начал работать над проектом здания, в 1560-м библиотека была построена и открылась для посетителей. Теперь в ней хранилось свыше миллиона томов, в том числе тринадцать тысяч рукописей, около трех тысяч инкунабул – книг, напечатанных до 1501 года, и свыше двадцати четырех тысяч книг шестнадцатого века. Перспектива поработать со столь редкими и ценными, можно даже сказать, уникальными материалами заставила Клер радостно ускорить шаг. Они поднялись по широким ступеням и оказались в просторном вестибюле, отделанном позолоченной лепниной, откуда прошли в еще один зал, потолок которой украшала мозаика в ренессансном стиле. Посреди зала стояли на пьедесталах два глобуса, каждый высотой с Клер, если не больше.
– А вы уверены, что мы попали куда надо? – спросила Гвен. – Что-то не похоже на библиотеку. Ни одной книжки не видать.
– Думаю, нам надо вон туда.
С этими словами Клер направилась к двойным дверям, которые открывались в главный зал, огромное помещение высотой в три этажа, со стеклянным потолком, через который было видно небо.
В центре двумя рядами тянулись деревянные письменные столы; по периметру высились аркады из серого камня. В дальнем конце – несколько окон с видом на лагуну. В столбах яркого дневного света, врывавшегося в зал, танцевали пылинки.
За столиком у входа в зал сидела молодая белокурая женщина. Они подошли, и Клер прочитала табличку с именем: “Франческа Лупони”.
– Простите, вы библиотекарь?
– Да. – Франческа приветливо улыбнулась. – Чем могу помочь?
Она была очень стройная, стильная и хорошенькая, эта библиотекарша. “Совсем не похожа на наших гарвардских библиотечных крыс, – подумала Клер, – в мешковатых свитерах каких-то неопределенных, скучных и темных расцветок. А на ногах вечно эти небрежно зашнурованные кроссовки и непременно толстые шерстяные носки”. Клер протянула свое университетское удостоверение и список требуемых документов и книг. Франческа нацепила очки в темной оправе и долго рассматривала бумаги. В очках она выглядела еще более стильно. Может, потому, что она итальянка? В старших классах Клер носила примерно такие же очки, потом перешла на контактные линзы, в которых выглядела еще более неуверенно, чем всегда. Наверное, некоторые женщины просто рождаются стильными, подумала она. Такими, как, к примеру, эта самоуверенная библиотекарша или Мередит. А другим женщинам этого просто не дано, сердито решила она, пытаясь разгладить складки на юбке из каталога “Л. Л. Бин”.
– Да, мисс Донован, помню ваше письмо. Вы занимаетесь историей Испанского заговора, верно? – И голос у нее был какой-то необыкновенный, обаятельный. – Я уже отложила для вас несколько материалов, – добавила она и обернулась к рядам полок, на которых хранились документы в папках и книги. Каждая стопка была помечена ярлычком.
Франческа протянула ей тоненький томик в обложке из ткани с каким-то рисунком в стиле ар-нуво на корешке и с выведенным золочеными буквами названием: “Дневник Этторе Батиста Фаццини, том IV, 1615-1618”. “Странно, я ведь не заказывала эту книгу”, – подумала Клер. И подняла глаза на библиотекаршу, которая, казалось, предвидела этот вопрос.
– Фаццини писал хроники начала семнадцатого века, – пояснила Франческа. – Ну, как Мариино Санудо в шестнадцатом, хотя он не столь широко известен и не так часто публиковался. Изданы отрывки из его дневников, всего в шести томах. Первая публикация состоялась в Венеции в тысяча семьсот восемьдесят пятом. Уже позже, в тысяча восемьсот девяносто первом, в Лондоне вышло издание на английском языке.
– Впервые о нем слышу.
– Фаццини у историков не котируется. Все его воспоминания такие живые и красочные, но особо достоверными не считаются. Но мне кажется, раз или два он все же упоминал об Алессандре Россетти, вот я и подумала, вам будет интересно прочесть. Вы ведь занимаетесь именно Алессандрой Россетти, я не ошибаюсь?
