Эльвира Барякина - Женщина с большой буквы Ж

Неужели убили? Не верю! Где ты, Витенька?

В 1945 году вслед за войсками госпиталь передвинули в Польшу. Победа застала Веронику в Торуне. Рано утром началась стрельба. Она выскочила на улицу. Думала, прорвался немецкий десант. Кругом было полно народу. Все палили в воздух: «Конец войне! Победа!»

Летом Веронику направили в лагерь для военнопленных, где началась эпидемия брюшного тифа. Немецкие врачи не особо доверяли русским медсестрам и относились к ним почти презрительно. А рядовые, наоборот, заискивали: тощие были, замученные… Некоторые медсестры подкармливали их, но не все. Были и такие, которые считали, что с ними надо поступать так же, как они с нашими, – в газенваген, и вся недолга.

– Ты бы знала, какая у них чистота в лагере была, – рассказывала Вероника. – У нас так на Красной площади никогда не бывало. И ведь видно, что культурные и совсем незлые люди. Как они могли учинить с нами ТАКОЕ?

Там же, при лагере, Вероника познакомилась с моим дедом Алексеем Александровичем, очень представительным юношей, на четыре года ее моложе. Он заведовал складом трофейного оружия. В должность прибыл на фаэтоне, с четырьмя чемоданами трофейного барахла.

Вероника никогда не задавалась вопросом, была ли у них любовь. Алеша был плечист, нордически красив и имел виды на будущее. К тому же он был целый – со всеми руками-ногами. После войны найти мужа было ой как нелегко. Калеки, пьяницы, лечившие душу водкой, ловеласы, охреневшие от обилия вдовушек…

Кроме того, у Алеши был доступ к благам. В 1946 году буханка белого хлеба из-под полы стоила 200 рублей, а зарплата у медсестры – 72 рублика.

Была ли Вероника счастлива с мужем? Когда как. Когда рождались дочери – была. Не была, когда Алеша взял в любовницы машинистку Тоську (ему по майорскому статусу полагалось).

Когда у него обнаружили опухоль в желудке, ни Тоська, ни ее последовательницы ни разу не заглянули к Алеше в госпиталь. Выхаживала его Вероника. И только после этого он оценил, какое золото – его жена.

Перевод в Ташкент, страшное землетрясение 1966 года, когда их чуть не прибило рухнувшей кровлей. Перевод в военный городок, по которому Вероника щеголяла в шляпке с перьями и огромных резиновых сапогах. Пенсия, возраст, дети детей.

…Однажды Вероника включила радио и услышала мужской голос. Ветеран войны Антошин Виктор Михайлович рассказывал, как в 1941 году их часть разбомбили под Лугой, он был ранен, попал в плен, потом, после освобождения, оказался в советском лагере (в то время всем военнопленным давали 10 лет «за измену Родине»). Выйдя на свободу, Виктор поступил учителем в школу в Арзамасе.

Вероника сидела, не смея передохнуть. Прошло 50 лет.

– Прошу откликнуться моих однополчан, – звал голос по радио. – Мой адрес…

– Алеша! – Вероника вскочила, кинулась искать ручку и бумагу. – Там! Антошин по радио выступает! Дай, чем адрес записать!

Дед появился из своей комнаты – сгорбленный, помертвевший.

– Ты его до сих пор помнишь?

У Вероники опустились руки. О чем она могла написать Антошину? О том, что она вышла замуж за другого, о том, что пролетела целая жизнь, о том, что она сожгла Витину фотографию, чтобы не травить сердце?

Алеша смотрел на нее, как будто ждал приговора. У него был рак, и он знал, что не доживет до весны.

– Извини, – прошептала Вероника. – Мне показалось…

– Ты так и не записала его адрес? – спросила я.

– Я запомнила. Все до единой строчки.

– И?

– Я не стала ничего писать. Он помнил меня молодой. А тогда я уже была старухой.

– А почему «помнил»? Думаешь, он забыл тебя?

– Нет. Просто он недавно умер.

– Как ты узнала?

Бабушка Вероника приложила руку к сердцу.

– Так.

Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования

Я фетишист. Я люблю свои маникюрные щипчики: они мне нужны для колки семечек. Когда-то школьный стоматолог сказал, что если я буду грызть семечки зубами, то мы с ним еще не раз встретимся. Пришлось усовершенствовать технологию грызни.

Еще люблю свой холодильник. Он у меня большой – хоть корову загоняй. Внутри – антидиетическое великолепие, снаружи – коллекция записок от Барбары: «Ронского-Понского опять стошнило. Вся еда на плите. Кушайте на здоровье», «Сегодня зайдет уничтожитель термитов. Спросите его, каким ядом нас будут травить».

Еще у меня есть антикварный письменный стол. Широкий, помпезный, пахнущий стариной и богатством… А Зэк кладет на него ноги!

Три дня назад прихожу домой – весь лак на краю столешницы облуплен. Зэк орал, что он тут ни при чем и что всегда задирает ноги только в носках. Я ревела и грозила разводом.

Целый час мы закрашивали сколы коричневым фломастером. А сегодня глядь – опять пара новых. Я помчалась на второй этаж убивать Зэка, не нашла, вернулась…

У стола стояла Пи-Пи и самозабвенно грызла полировку.

Вопрос: Чего не хватает ребенку, жрущему антиквариат?

Ответ: Мозгов.

Звезда по имени Солнышко

Ее зовут Sunshine, по-русски примерно Солнышко. Фигуры нет, на руках, страдающих от экземы, – митенки. Зато маникюр самый что ни на есть шикарный – с узорами и блестками. Черный парик, очки в пол-лица, глухой свитер. Все закрыто так, что кажется подмени Солнышко под этой амуницией, и никто ничего не заметит.

Понятия не имею, когда мы познакомились. Но это точно не могло случиться на трезвую голову.

Она явилась без предупреждения – с дурацким тортом из супермаркета. Накурила, насорила.

Солнышко болтлива, как волнистый попугай. Врет на каждом шагу – чтобы круче звучало.

– Я себе дом в Малибу купила, но там сейчас ремонт. Можно я у тебя поживу?

– Не-а. Но можешь поужинать.

Солнышко ничуть не обиделась. Это уже раз пятый, как она пыталась у меня поселиться.

Бог ведает, где она живет на самом деле и кем работает. Каждый раз она приезжает на разных машинах – иногда на «бентли», иногда на фургоне для развозки мороженого. Время от времени в ее руках появляются крупные суммы. Однажды она притащила коробку из-под принтера, битком набитую мятыми купюрами. Вывалила все на диван и принялась считать.

– Банк, что ли, ограбила?

Солнышко замотала головой:

– Не мешай! Пятьсот тринадцать, пятьсот двадцать три…

Потом она сказала, что это деньги на операцию больному ребенку и что их дали «хорошие люди».

Солнышко пишет фантастические романы. Приступ вдохновения может найти на нее в любую секунду.

– Ты сама жарила курицу? А как?

Внезапно она изменилась в лице, вытерла руки о штаны и полезла в сумку за ноутбуком.

В течение получаса Солнышко ожесточенно барабанила по клавиатуре. Потом закрыла ноутбук; взгляд ее просветлел.

– Так ты говоришь, это Барбара готовила? А пусть она рецептик мне даст?

Последняя ее книга рассказывала о планете, где облака были живыми. Они состояли из крошечных существ, которые передвигались по воздуху подобно планктону. Их стаи всегда принимали форму предметов на земле: это мог быть дом, или мотыга, или кошка. Люди смотрели на облака и думали, что это боги диктуют им свою волю. Однажды оракулы увидели на небе топор и подумали, что боги хотят войны. Вскоре облакам стало нечего отражать, кроме мечей и пожаров. Человечество почти полностью истребило себя, но тут облака поразил вирус, и они вымерли. Боги уже ничего не писали на небе, и вот это оказалось самым серьезным испытанием для людей.

– Кофе будешь? – спросила я.

Солнышко вздрогнула всем телом.

– Ой, нет!

И тут же рассказала историю.

Южный и Юго-Восточный Лос-Анджелес издавна имеет дурную репутацию. Воровство, кокаин, уличные разборки. Каждый район поделен между бандами, где они царствуют по мере ума и арсенала. Днем полиция еще ездит по улицам Саут Сентрала, а ночью – даже не суется.

Но Саут Сентрал – отнюдь не нищий район. Те, кто выживает в гангстерских войнах, делают на наркоте целые состояния. Особенно это заметно по роскошным церквям, выстроенным на деньги грешников. Пасторы в перстнях, дамы в шляпах, размером с канализационный люк… На парковке – элитное автошоу.

Солнышко остановила машину перед обшарпанным домом. Один из ее приятелей сказал, что именно здесь живет негласный мэр Саут Сентрала по прозвищу Два Доллара.

Калитка в заборе была открыта, и Солнышко вошла.

– Ты не представляешь, у него был полный дом девок! Еще какие-то мужики – все в золоте, и пиджаки на голое тело. Меня обыскали. Я спрашиваю: «Где Два Доллара?» А они мне на ванную показывают.

Солнышко заглянула внутрь. Два Доллара – огромный негр с бритой башкой – сидел на унитазе и читал «Приключения Тома Сойера».

– Заходи, – велел он. – Чего хочешь? Денег или просто потрахаться?

Солнышко начала объяснять, что трахаться она не хочет, но Два Доллара перебил ее.

– Сиди здесь, – сказал он, подтянув штаны. – Тебя позовут, когда понадобишься.