Роман Сенчин - Абсолютное соло
– Я – просто.
Обижать такого… Юрию не глянулось. Они и без того всеми здесь были обижаемы. Да и не только здесь…
– Как сюда попал?
– Свои своих – как трогать? Стрелять нельзя.
– У-у…
– Это жэ надо совесть не иметь.
«Интере-есно, – усмехнулся Юрий, – чужих когда касается – нормально с совестью, лады. Своих только не можно». А вслух подколол:
– Своих-то еще бы лучше, чтоб неповадно было.
«Чурка» смолчал.
Юрий очень даже жалел сейчас (да и всегда жалел, по разным, правда, поводам), что сунул голову в это болото – в альтернативщину. Поддался натиску отца, мольбам матери. Там бы, на настоящей срочной службе, которая уже второй десяток лет существовала лишь на севере Кавказа (остальные части по стране сплошь состояли из контрактников и офицеров), там бы он наверняка стал героем, вернулся бы с головы до ног в крестах и звездах. Давным-давно вернулся. Или…
– Скажешь дежурному – пускай пыль вытрет в комнате. И смотри, чтоб сам вытер. Он! Ты меня понял?.. Шастает, сучара, где-то… Порядок хоть какой-то хоть в чем-то должен быть, нет?
– Да, да…
Вообще, формально Юрий, конечно, не имел права отдавать дежурному такие приказы, но, во-первых, был он взвинчен письмом, и, залупнись тот, с удовольствием довел бы дело до маханья кулаками, а во-вторых, все-таки какое-то, неписаное, право было – по сроку, пусть альтернативной, но службы…
День выходной, во всем похожий на тот, когда последний раз сорвался вдруг домой. Так же нечасто, зато пронзительно капало с крыш, так же давило сердце, словно что-то зажало его там, в груди, стальными тисками. И снова было так же безысходно и неприглядно всё… И капелью этой не смывало, а добавляло еще больше грязи, неуюта. Бесцветности.
В чайной, когда Юрий, вынув свернутый в гармошку, энзэшный доллар, попросил в коктейль забухать на полстакана сока полстакана водки, подавало воровато вздрогнул, глаза в тревоге и азарте забегали по сторонам.
– А что, наших нет? – спросил полушепотом.
Рубли, эта обесцененная-бесценная бумага, у Юрия кончились. Но, казалось, будь они, сейчас бы он все равно протянул именно доллар.
– Бери такое.
– Нам не позволено.
– Да ладно гнать – первый раз, что ль, замужем?
Подавало не понял или просто сделал вид, что не понял:
– Девочек не держим.
– Слушай! – встряхнул Юрий маленькой зелено-белой гармошкой.
– Исключительно – только для вас.
Потекла в стакан пахучая, до кисельной вязкости ледяная водка.
Блин, и в харю дать некому – такие покладистые все!.. Вот и сдача даже, несколько наших, с шеренгами нулей, купюр легли на стойку.
Юрий знал себя – с виду на амбала он не тянул, но на полуамбала, с претензиями к миру на собственную, какую-никакую, но исключительность – осанкой, лицом, вернее, выражением лица, умением держать себя в любой одежде по возможности достойно – он соответствовал. И уже это наполовину убавляло его шансы найти себе соперника для драчки.
Конечно, с большим удовольствием, чем это коктейльное пойло, он выпил бы сто граммов чистой водки, но чистую ее на территории их части ни за какие доллары не сыщешь, не выпросишь. Начальство следило строго и карало, если ловило, безжалостно. Абсурд: коктейлем надирайся хоть до бессознания, а чистой водки стопарёк – и продавцу и покупателю лишний год альтернативки. Может, только этим вот фактом абсурда и напоминала их часть настоящую армию.
На улице – лишь вышагнул за двери чайной – едва не повезло. Какой-то голоухий, долговязый хмырь, глаза навыкате – видать, с утра наупотреблялся коктейлей натощак и плыл сейчас за добавкой, – пнул мимоходом у крыльца мирную собачку. Юрий с готовностью, почти с радостью сжал кулаки, напрягся… Но собачка оказалась заслуживающим уважения двортерьером и тут же от обиды озверела. Хмырь, визжа, с собачкой на ноге, влетел в чайную… Юрий оказался третьим лишним. Уж как не повезет…
Тоска ломила грудь, как литр пива – мочевой пузырь.
Остановился у табачного киоска, коих на территории части чуть не по одному на каждые сто метров, купил курева. Мусоля остатки рублевых бумажонок с разменянного бакса, поймал себя на подсчете: а сколько же, интересно, сигарет там, на родине доллара, он мог на него, один, приобрести? Вряд ли даже пачку самых дешевых. Юрий курил неплохие – «Винстон». На боку пачки надпись: «Изготовлено под контролем»… дальше название фирмы по-иностранному и в конце «USA». Выходит: здесь лучше сигареты те же покупать и гнать туда. А получается… Нелепо всё, и лучше не забивать этим башку, не парить понапрасну (ответа не найти) слабые мозги-извилины.
Может, благодаря тем вечерним спевкам-записям, переиначиваниям ретропесенок в альтернативную какофонию у Юрия появилась привычка бормотать под нос разные более или менее, с более или менее, но мелодией, строчки. Даже не всегда вдаваясь в то, что там, во рту, булькало.
«…та-та-ра-ра, ру-ру-ру-ру… на работу работодателей, угнетём угнетателей… ра-ра-ра-ра… покараем карателей, холеру лицемеру…»
Неспешным шагом, машинально, занятый рифмами-ритмами, Юрий вышел (ворота, по случаю выходного, были настежь) в город. Еще окраина и все же город… Через десяток шагов очнулся, но возвращаться не стал, наоборот – пошел быстрее.
С тех пор как вернули иномарку в гараж и отец о чем-то поговорил с начальством части, замял проступок сына, они не виделись. И здесь, у этого пятиэтажного, облицованного потемневшим от времени мрамором здания, где ныне размещался Опорный пункт цивилизации и где пять дней в неделю сидел отец, он ни разу до сего дня не бывал. Но знал по слухам, по полуправдивым шуткам, что к нему, зданию, всем прочим, кроме членов Комитета и их обслуги, подход не рекомендуется. Метров за сто до мраморной стены асфальт площади Победы был размечен демократично-нежирной, прерывистой линией. Конечно, в принципе любой мог переступить – свобода выбора. Но в этом случае по выбору противной стороны – охраны в стеклянных будочках – могла свобода выйти боком… Да, свобода, однако ведь не до такой же степени: черту кому ни попадя переступать.
– Батьку шукаешь, э?
Знакомый вроде. Юрий пригляделся. Водила?.. Нет, телохранитель – был тогда с отцом, когда гнали «Ауди» обратно, законному ее владельцу. В тот вечер Юрий мало что видел и соображал, оторванный опять от Ленки-Ёлки, от дома, полувымерзшего поля, но говорок этот усек… Хм, как «человек с ружьем» из былинных баек, с особым говорком; не доверяют, что ли, по-прежнему своим?.. Свои – в альтернативу, а латыши, хохлы, эстонцы – в контрактники… Правда, к своим, в альтернативу, – и мирные, про совесть вспоминающие «чурки»…
– Гуляю, – неприязненно, с желанием тут же отвязаться и уйти, ответил Юрий. – Хочу, гуляю, где хочу.
– А я те шо?.. Я вить про то, шо батька ж дома.
– Угу… – Юрий, повернувши было прочь, остановился. – Как вас там… Мыкола? Мыкола… м-м… Вот ты послушай… дай свою версию. Вот здесь у нас торгуют за гроши иностранным… Сигареты, кассеты для магнитофона… В общем, тем, что там – за доллары. Короче, в общем, дороже много, чем у нас. Какой же смысл?
Телохранитель в раздумье собрал на лбу морщины, но тут же посветлел, расправился:
– Та вить шукают же тут: лес, бензин, металл…
– Так что… обмен? Мы олухи, выходит?
– Ну ни зовсим обмен… А олухи… хе-хе!.. Ты, шо ж, тохо не бачив? – И круглое лицо охранника стало сочувствующе-смеющимся.
«Вот этому бы вмазать! Пока здесь – за чертой. Здесь еще моя земля. Трэсь разочек – да и ходу».
Юрий резко повернулся. Прочь, прочь… Пошагал, так и не вынув из карманов кулаки. Чесались. Била дрожь, зуб на зуб не попадал ни в такт шагам, ни в унисон мелодии… чего-то там:
…а-та-та, та-та-та… чужая Гренада…..а-та-та, та-та-та… и запах огня…
Каждый, как давно стало видно и понятно Юрию, – и кому дозволено, и кому нет – крутится-вертится-выживает поодиночке. Навскидку вроде и группами существуют, общее дело делая, а присмотрись – поодиночке, когда нагло, когда откровенно отпихивая и топча ближнего.
В целом ничего хитромудрого в этом наблюдении для Юрия не открывалось, но вот человека хитромудрого найти тянуло, хотя задача оказывалась не из легких. Отец, конечно, из таких, из их породы, только он ведь отец, и на него поэтому в полной мере рассчитывать не стоит. А кроме него… Впрочем, еще одного такого Юрий знал и считал старшим товарищем, почти что другом, который с чистой душой (хотя бы, может, по отношению к нему лишь одному) поможет, поддержит. Даст совет, как не заплесневеть, не одуреть здесь Юрию окончательно. В этой альтернативке бесконечной…
Сквозь деревеньку их, насколько он себя помнил, то есть «испокон», раз в день ходил туда-сюда мусоровоз. Нелепость, конечно, – городской мусоровоз на внутрирайонной трассе, но ведь «испокон», и к нему привыкли, не замечали… Юрий узнал однажды, что если подрядиться водить такой мусоровоз, то будешь и сыт и прочее – Иван Иваныч, к которому сейчас торопился, сам когда-то предлагал устроить по этой части. Не было тогда достаточной причины рисковать – тот мусоровоз, понятно, не просто с мусором ходил. Да и загружать работой свой единственный выходной… Но вот – подперло, и выходной давно стал большей мукой, чем вся неделя…
