Маркус Зузак - Я — посланник
«Я тогда здесь подожду, хорошо?» — спрашивает он.
И ложится на траву. Потрепав его за ушами, я продолжаю путь.
Лезу на скалу. Меня переполняет гордость. Здорово вот так почувствовать разницу: в первый раз я сюда карабкался без всякой уверенности в победе. А сейчас я кто? Правильно, триумфатор.
Дело к вечеру, но не жарко. Я даже вспотеть не успел.
А вот и имена.
Тут же я замечаю: что-то не так. Да, имена все те же, но рядом выцарапаны галочки. Похоже, каждая появлялась здесь в свое время — по мере того, как я справлялся с заданиями.
Первое имя вызывает во мне очень приятные воспоминания.
Томас О’Райли. Здоровенная галочка напротив.
Потом Энджи Каруссо. Еще одна галочка.
А потом…
Это что еще такое?!
Я ошеломленно таращусь на камень. Имя Гейвина Роуза никакие отмечено! Пустое место напротив — там, где у двух других уже стоят галочки, — прямо-таки бросается в глаза!
Я стою над этой загадкой и растерянно почесываю спину.
— Что же мне еще нужно сделать? — вопрошаю я воздух. — Нет-нет-нет, послание для Гейвина Роуза доставлено, в этом не может быть никаких сомнений!
Что ж, похоже, мне скоро предстоит узнать ответ на этот вопрос…
Проходит несколько дней, близится конец ноября. До матча «Ежегодный беспредел» тоже осталось совсем ничего. Марв беспрерывно мне названивает — мое равнодушие к матчу, похоже, выводит его из себя.
Наступает декабрь, до игры два дня, а я все еще нервничаю по поводу Гейвина Роуза и так и не материализовавшейся на камне галочки. Да, напротив его имени так ничего и не появилось, — я специально ходил проверять. Надежда, что кто-то просто опоздал со знаком, покинула меня. Столько дней уже прошло, — нет, тут что-то другое. Уверен: тот, кто спланировал всю эту затею, ни за что не допустил бы опоздания.
В результате я плохо сплю.
Срываюсь на Швейцара.
И, проворочавшись всю ночь с четверга на пятницу, решаю, что пора идти в аптеку за снотворным. На Мэйн-стрит есть круглосуточная, пусть продадут мне что-нибудь. И вообще, не нужно было вываливать в ту фляжку с водкой все таблетки, мужику с Эдгар-стрит и так бы хватило.
В общем, иду я себе и вдруг вижу: на другой стороне улицы собралась стайка мальчишек.
Дом уже близко, но я чувствую, они идут за мной. И вот мы все стоим у пешеходного перехода, ждем, когда зажжется зеленый, и тут до меня доносится голос Дэниэла Роуза:
— Это он, Гейв?
Попытка отбиться оказалась тщетной — их слишком много. Шестеро как минимум. Они сволакивают меня в проулок и метелят — так же, как я Гейвина. Они месят меня кулаками как тесто, не давая подняться. Бьют по очереди, сменяя друг друга со свежими силами. По лицу течет кровь, все тело в синяках — на ребрах, на ногах и на животе не осталось живого места.
Ребята мутузят меня в полном самозабвении.
— Будешь знать, как лезть к моему брату!
Ага, это Дэниэл Роуз решил со мной побеседовать.
Брат Гейвина с размаху бьет меня под дых. Так вот ты какая, цена братской любви, черт, как больно.
— Давай, Гейв, наподдай ему напоследок!
Гейв с удовольствием идет брату навстречу.
С размаху бьет ботинком в живот, потом кулаком по лицу.
Они убегают, и их топот постепенно замирает в ночной тишине улиц.
Я пытаюсь подняться, но снова растягиваюсь на асфальте.
Кое-как ковыляя к дому, думаю: «Круг замкнулся». Я получил туз крестей — меня побили. Все трефовые задания выполнены — и меня опять отметелили.
Дома Швейцар смотрит испуганно. Можно сказать, обеспокоенно. Приходится заверить его, что все в порядке, — я пытаюсь изобразить улыбку, но она получается какой-то кривой. Одно утешает: пока я тут плелся домой, хватаясь за стены, кто-то выцарапывал напротив имени Гейвина Роуза здоровенную галочку.
Похоже, теперь я действительно сделал все, что мог.
Потом я иду в ванну и разглядываю отражение.
Оба глаза подбиты.
Челюсть распухла.
Изо рта на шею течет кровь.
Я смотрю на себя в зеркало и изо всех сил пытаюсь улыбнуться.
«Эд, ты молодец», — говорю я отражению и несколько секунд созерцаю свое разбитое, залитое кровью лицо.
Туз крестей, говорите?
Ну что ж, похоже, я сегодня получил настоящее боевое крещение.
Часть 3
ИСПЫТАНИЕ ДЛЯ ЭДА КЕННЕДИ
А
Игра
Над ухом зудит комар, но я благодарен — хоть кто-то составил мне компанию. Даже хочется позудеть с ним дуэтом.
Ночь, темно. На лице — кровища. Комар может не трудиться, вонзая жало и все такое. Можно просто сесть и кружками пить кровь с правой щеки и губ.
Я встаю с постели. Пол приятно холодит ноги. Простыни слиплись от пота, и я опираюсь спиной о стену в коридоре. Капля пота стекает к щиколотке. Потом к самой пятке, и я чувствую, как она щекочет стопу.
Но в принципе, не так уж мне и плохо.
Я хихикаю в темноте. Потом смотрю на часы и иду в ванную. Надо бы принять холодный душ.
Ледяная вода обрушивается на меня, все ссадины и синяки вспыхивают свежей болью. Но все равно я себя отлично чувствую. Время ближе к четырем утра, и я больше ничего не боюсь. Надев старые джинсы, иду полуголый в спальню. Мне хочется снова посмотреть на карты, изменившие мою жизнь. Я выдвигаю ящик комода и осторожно, кончиками пальцев, вынимаю оба туза. Через плечо заглядывает желтый комнатный свет. А мне легко и приятно. Я смотрю на карты и вижу за ними истории. Комок подкатывает к горлу, когда перед глазами проходят Милла и семья с Эдгар-стрит. Мне очень хочется верить, что у Софи все будет просто замечательно. Я улыбаюсь, вспоминая отца О’Райли — Генри-стрит и незабвенную вечеринку «Все на День Священника». Потом перед глазами встает Энджи Каруссо. Если бы я мог сделать для нее что-то еще… Ну и конечно, вспоминаю о братцах-засранцах Роуз.
«Интересно, какой масти будет следующая карта?» — мелькает у меня в голове.
Надеюсь, что черви.
Я жду.
Рассвета и новой карты.
Мне почему-то хочется, чтобы ее прислали как можно скорее.
Нет, я хочу, чтобы она оказалась передо мной немедленно! Не желаю мучиться ожиданием. Загадки тоже разгадывать не желаю! Дайте мне адреса. Или имена людей, к которым нужно пойти. Адрес или имя — все, что нужно.
Однако прошлый опыт свидетельствует: стоило захотеть, чтобы все обернулось по-моему, как оно выворачивалось так, что оставалось только за голову взяться и думать, что с этим делать. Мне прямо-таки снова хочется увидеть Кейта и Дэрила. Чтоб они зашли и все-все объяснили. И принесли новую карту. Опять же, зажали при виде Швейцара носы и пожаловались, что у него блохи. Я и дверь оставил открытой: пусть зайдут, как они любят, словно цивилизованные люди.
Но они, конечно, не придут. Я это знаю сам, просто помечтать хочу.
Ну что ж, теперь можно и книгу почитать. Я сажусь на диван в гостиной. Карты держу в руке, другой переворачиваю страницы.
Проснувшись, обнаруживаю себя на полу. Обе карты зажаты в левой руке. Время ближе к десяти, но уже очень жарко. И кто-то отчаянно колотит в дверь.
«Это они», — думаю я.
— Кейт? — ору я, вставая на колени. — Дэрил? Это вы, что ли?
— Кейт? Кто такой, на хрен, Кейт?!
Смотрю вверх и вижу нависшего надо мной Марва. Усиленно тру глаза, пытаясь проснуться окончательно.
— Ты чего здесь делаешь? — резко интересуюсь я.
— А повежливее нельзя?
Тут он видит мое художественно разукрашенное синяками лицо и фиолетово-желтые ребра. «Ни фига себе», — читаю у него в глазах, но вслух Марв не говорит ничего. Он отвечает на вопрос, — но не на тот, который я задал. Вот так с ним всегда. Все через задницу. Вместо того чтобы сказать, зачем он здесь, Марв объясняет, как сюда попал.
— Дверь была открыта, а Швейцар меня спокойно пропустил внутрь.
— Вот видишь? А ты его боялся.
Тут я встаю и направляюсь на кухню. Марв идет следом и интересуется, как я себя чувствую. Вот в такой форме:
— Эд, как же ты дошел до такой жизни?
Я ставлю чайник.
— Кофе?
«С удовольствием».
Ага, а вот и Швейцар подтянулся.
— Спасибо, — отвечает Марв.
Мы пьем кофе, и я рассказываю ему, как было дело.
— Да какая-то мелюзга. Чего-то я им не глянулся, и они набросились со спины.
— Ты хоть кому-то успел морду расквасить?
— Нет.
— Что так?
— Марв, их шестеро было.
— Господи, куда катится этот мир? — качает головой Марв. И решает сменить тему беседы. Поговорить о чем-нибудь менее болезненном. — Слушай, ну ты как, вечером играть-то сможешь?
Ах да. Как я мог забыть.
«Ежегодный беспредел».
Сегодня же матч.
— Да, Марв. — Я стараюсь сформулировать свой ответ предельно ясно. — Смогу.
