Грэм Джойс - Дом Утраченных Грез
– Какие у тебя планы на нынешний вечер? – поинтересовалась Ким.
– Знаешь, Ким, – ответила Никки, – я очень сожалею о том, что было утром. Ты права, я использовала вас обоих. Как последняя эгоистка. Мы с Крисом решили провести вечер вдвоем. Чтобы вы с Майком немного отдохнули от нас.
Ким была крайне поражена и не нашлась что сказать.
Пока они не ушли, Майк улучил момент и присоединился к Никки, сидевшей в одиночестве на берегу. Она спустилась к морю полюбоваться фейерверком заката. Пылающий шар солнца казался громадным – чуждый движитель, пульсирующий в небе и непрестанно выбрасывающий сгустки энергии.
– Ей что-нибудь известно? – спросил Майк.
– Надеюсь, нет. А что?
– Я умру, если она узнает.
– Почему ты спрашиваешь?
– Она странно ведет себя. Говорит как-то загадочно.
– Да. Я заметила. Во всяком случае, я ничего ей не говорила.
– Крис мог что-нибудь сказать?
– Не думаю. Но клясться бы не стала.
– Теперь между вами все наладилось?
Она кивнула:
– Да, насколько это вообще возможно.
– Что ж, это хорошо, – сказал Майк. – Правда?
Сзади послышались шаги. Это был Крис.
– Посмотри, какое солнце, – сказала ему Никки. – Майк собирается это изобразить.
– Нет, – сказал Майк. – Такое изобразить невозможно.
Крис, сощурясь, посмотрел на огненное жерло, пускающее фейерверки над водой. Каждую секунду оттенок розовых и лавандовых облаков менялся. По воде бежали морщины ряби, как по чешуйчатой спине какого-то мифического зверя.
– Да, – согласился он. – Такое вообще невозможно изобразить.
Оставшись одни, Ким и Майк весь вечер просидели под пологом виноградной листвы, глядя на загорающиеся звезды. Они спокойно сидели в сгущающейся темноте. Майк дождался, пока почти перестал видеть Ким, только один ее силуэт, и тогда поднялся и зажег масляную лампу. Море было объято тишиной. Слышался лишь звон Цикад да шелест ночных мотыльков и других насекомых, ударявшихся о закоптившиеся стекла висячих ламп. Этот звук да шорох тревожно мечущихся мыслей Ким, похожий на топоток муравьев, которые сновали по виноградной лозе, – больше Майк ничего не различал.
Он чувствовал облегчение оттого, что Никки и Криса не было и можно было побыть вдвоем с Ким. Его пугало то, что из-за беспечности Никки и непредсказуемости Криса он мог в любой момент сорваться в пропасть. Они были как дети, тайком играющие найденной в саду гранатой, перебрасывая ее друг другу. Однако теперь он понял, что в равной степени боится оставаться наедине с Ким, ибо жена каким-то образом узнала о гранате и начинала догадываться, кто оставил ее в саду.
Он любил Ким; любил ее сейчас, сидевшую рядом, задумавшись о чем-то своем; тусклый желтый свет окружал ее мягким ореолом, а взгляд устремлялся сквозь полный призраков темный сад вдаль, к черному, шепчущему морю. Его ужасало то, что она так беззащитна и уязвима. Он ненавидел Никки и Криса за то, что из-за них ситуация стала реально взрывоопасной. Ненавидел Никки, проявившую слабость, как и он сам.
Он встал и подошел к ней сзади. Казалось, она почти засыпает; но она не спала, совсем напротив, только была где-то очень далеко. Он наклонился и поцеловал ее в макушку. Его ладони скользнули вниз и легли на ее грудь; он почувствовал, как она напряглась.
– Идем в постель, – шепнул он.
– Ты иди, – пробормотала она. – Я приду позже.
Он постоял в нерешительности, потом неохотно вошел в дом. Он лежал без сна в темноте, чувствуя ее, сидевшую в патио, совсем близко, по ту сторону стены, по ту сторону ставен. Прошло два часа, прежде чем она вошла в комнату. Он притворился спящим, но едва не выдал себя, почувствовав, как, проскальзывая под простыню, она постаралась не коснуться его тела.
26
Время пребывания Никки в Греции подошло к концу. Она должна была улететь завтра рано утром. Крис, успешно выполнив свою миссию, вылетая в то же время местным рейсом до Афин, а оттуда ближайшим рейсом домой.
Прощальный обед договорились устроить в половине девятого вечера накануне отлета у Райги, в его ресторане на крыше. Они встретились в кафе на площади, собираясь выпить аперитив, прежде чем идти к Райге. Никки сражала наповал. Зацелованная солнцем, держащаяся непринужденно, она вызвала переполох среди официантов своим коротеньким платьицем, открывавшим бескрайние песчаные пустыни ее длинных загорелых ног. По сравнению с ней Ким выглядела несколько строго и притом богемно; Майк взглянул на нее и понял, что она тоже это почувствовала. В противоположность Никки Крис поменял свое яркое оперение на черные рубашку и штаны, в которых, взвинченный и обливающийся потом, появился несколько дней назад. Видимо, давал понять, что его каникулы закончились. Хотя после непонятной схватки Криса с Никки на том островке мир между ними восстановился, от Майка не укрылось, что Крис внутренне напряжен и нервничает.
– Ну, будем! – сказал Крис, поднимая стакан, и с жадностью проглотил свой джин с тоником.
– Гья мас!
– Пошел ты со своим «Гья мас»! Это действует мне на нервы.
– Хорошо, Крис. Будем здоровы! Так тебе лучше?
– Да, но в другой раз не чокайся со мной.
Когда кто-то предложил отправиться к Райге, мол, пора уже, Крис настоял, чтобы выпить еще по одной. «Это наш последний вечер вместе», – повторял он. Свой стакан он опрокинул одним махом. Майк слегка занервничал.
Им повезло, что они нашли свободный столик на маленькой плоской крыше у Райги, но так или иначе София умудрилась их втиснуть. Крис расположил свой стул в опасной близости от края площадки; нарочно, подумал Майк.
Для начала они заказали долму с цацики [16], которую запивали желтоватого цвета вином в огромных стаканах. Крис решил, что долма ему не по вкусу, и швырнул одну через плечо на булыжную мостовую.
– Дрянь какая.
– Не делай так, – сказала Ким, – иначе оскорбишь их.
– Какое мне до них дело? Утром я улетаю домой.
– Ты, может, и улетаешь, а нам тут еще жить. Если не нравится, оставь на тарелке.
– Между прочим, – сказал Майк, – ты ел ее всю неделю и не жаловался.
– Ты прав, – ответил Крис. – Всю неделю ел это дерьмо. Не так ли, Никки?
– Крис! – Голос Никки прозвучал как предупредительный выстрел.
– Хорошо, хорошо, – пошел на попятную Крис. – Возьмем еще вина. Я просто шучу.
Потом принесли щедрые порции фирменных стифадо из молодого барашка и спанокопиту. Майк и Ким были горды тем, что могли пригласить гостей в такую таверну, необычную, с особой атмосферой и с традиционной греческой кухней, а не со стандартным листочком туристского меню, прикнопленным к стене. Трапеза была в полном разгаре, когда внизу, во дворе, заиграли музыканты, скорее для пьющих, нежели для обедающих. Играли не на бузуки, а звучал традиционный дуэт лиры и лауто; первый инструмент формой похож на скрипку, потомок старинной лиры, но играют на нем, уперши его в бедро, извлекая смычком жутковатые и гипнотические звуки; второй – разновидность лютни, чьи мерные аккорды выделяются на фоне заунывных звуков лиры.
– О нет! – не выдержал Крис, услышав музыкантов. – Неужели придется слушать это до конца обеда?
– Мне нравится, – сказала Ким и повторила: – Нравится.
– Незачем притворяться, что тебе нравится все греческое просто потому, что живешь здесь.
– И не думаю притворяться! – взвилась Ким. – Мне действительно нравится.
– Пусть играют, – сказал Майк. – Гипнотическая музыка. В кровь проникает.
Крис прихлопнул москита, севшего ему на руку.
– Да, малярия тоже. Но я не собираюсь притворяться, что обожаю все греческое, и даже готов схлопотать малярию.
– В этом районе нет малярии, – осадила его Никки. – Перестань нести вздор.
– Это наш последний вечер, – сказал Крис, разливая вино по бокалам, – и я могу говорить что хочу. Почему никто не пьет?
Музыканты продолжали играть. Народ за столиками – есть. Они выпили. Необычная заунывная музыка взлетела на обморочную высоту и постепенно замерла там. Когда музыканты сделали передышку, чтобы глотнуть вина, раздались восторженные аплодисменты.
Крис вернулся к своей теме:
– Я имею в виду, что не понимаю, чем вообще можно восхищаться в этой стране. Можете вы мне внятно объяснить, что тут есть такого, из-за чего вам хочется остаться?
Ким вдруг пронзило желание защитить этот остров – словно маленького ребенка, которого хочется заслонить собой.
– Объяснять бессмысленно: это надо чувствовать, а иначе не сможешь понять.
Он не воспринял всерьез ее слова.
– Ведь это вроде страны Третьего мира, не так ли? Беда в том, что все эти люди – деревенщина, которая думает разбогатеть, обдирая туристов.
Музыканты заиграли вновь, и вновь без усилий взмыли те же завораживающие экстатические звуки, цепляя нервы, вызывая дрожь.
– Что с того? Я тоже деревенщина, – сказал Майк.
