Ирина Лукьянова - Конь в пальто
Ставок нет
Я позвонила в три знакомых редакции, но у них нет ставок. Разослала резюме в четыре незнакомых редакции, но разве я сама не читывала таких резюме! Повесила его на job.ru, но никто не позвонил. Почитала вакансии: редактор в корпоративное издание, нужно знание нефтедобычи и нефтеобработки плюс весь издательский процесс, полторы тысячи баксов в месяц. Ну я, допустим, свои нефтедоллары на этом и получала, но корпоративное издание… Я могу. Я умею. Я не хочу. Не в том дело, что я не могу добывать нефтедоллары. Могу и умею. Проблема только в том, что в процессе их добычи я схожу с ума. Я продержусь и прокормлю семью, но я снова начну плакать некстати и бояться. Отчего-то это со мной всегда бывает, когда я занимаюсь не своим делом. Я столько разного могу и умею, почему же я непременно должна заниматься не своим делом?
Читаем дальше. Девушка до 25 лет с опытом работы главным редактором, в элитное интерьерное издание, от двух тысяч в месяц. Господи, где же берутся девушки до 25 лет с опытом работы главным редактором?
Плюнув на интернет-поиски, я обзвонила десять друзей и бывших коллег — все говорят, пиши внештатно, ставок нет. Я даже обратилась (от отчаяния) в рекрутинговое агентство, с которым задружилась во время работы в «Деле» (предложили должность в корпоративном нефтяном издании). Я даже попросила Серегу. Серега сказал: я сам скоро работу потеряю.
Очень хорошо.
Красивый жест я сделала, из «Дела» ушла, а куда я трудовую книжку положу? И что я буду делать? Работать фрилансером — это хорошо смотрится на страницах «Космо». На практике это означает — никаких гарантий, а деньги — как Бог пошлет. Одно не напечатают, другое сократят, про третье забудут, четвертое не понравится, а пятое будут три месяца сбрасывать из номера при переборе полос, и напечатают через полгода, а заплатят через восемь месяцев, когда я не только умру от голода, но даже еще немножко сгнию в могиле.
Я не хочу быть внештатником! Я хочу числиться в штате и получать оклаааааад!
«Труба» закрывается. В «Знаке» по-прежнему ждут моих материалов (возвращаются все, кто не сошелся во мнениях с Валентином и Рафаилом), но ставки не предлагают. Гонорары так себе и четыре материала в месяц, не больше, если считать по полтиннику штука — это двести в месяц.
Рерайтинг для научно-популярного журнала. Сто баксов в месяц можно заработать. Переводы для сайта «Популярная философия». Гроши, но стабильно. Раз в два месяца — статьи в мамский журнал. Приучение к горшку, как научить есть ложкой. Я это все на фиг уже забыла, но надо вспомнить, если хочется есть. Они меня уже три раза обманули, но ничего не поделаешь.
Две газеты, «Новый век», посерьезнее, и «Полдень», попроще. С каждой — по сотне-полторы, если очень постараться, в месяц можно взять. Итого: 16 тысяч рублей в месяц на троих. До сих пор было двадцать пять, чистой потери девять тысяч. Ощутимо.
Расходы: сад, школа, квартплата, транспорт. Еда. Интернет. Одежки, лекарства, подарки, развлечения, отпуск и репетитор по математике, без которого мы едва ли обойдемся. Это минимум.
На чем будем экономить? На транспорте. Не будем ловить частников ни-ког-да. Отменяются буржуазные привычки вроде куриного филе. Отменяются обеды в рабочее время, заменяются йогуртом и яблочком, для фигуры полезно. Отменяется… что? Одежду и косметику себе я и так не покупаю, на маникюр и фитнес не хожу. На детском экономить трудно и глупо. Остаются книги, игрушки, видео и DVD. Вот на них-то и будем экономить. Запишемся в библиотеку и прокат, а игрушек и так многовато. Отпуск проведем на даче. Впрочем, я и без отпуска обойдусь.
Проживем. Другие живут на четыре тысячи, а у меня будет целых шестнадцать. За эти деньги я должна сдавать по статье через день. Жить можно, да. Одно плохо: при такой жизни писать успеваешь, а за гонорарами ездить некогда.
Могу!
В августе Машке будет семь, а это значит, что надо записываться в школу. Среди знакомых уже бушует истерика, уже отложены деньги на взятки, уже папы готовятся дарить телевизоры, а мамы — озеленять территорию и делать ремонт. Обалдевшие знакомые носятся по окрестным школам и обшаривают Интернет в поисках достоверных рейтингов, хи-хи-хи, думаю я, поработав с рейтингами. Но мне выбирать не из чего. Школа номер раз, лучшая в районе, славится свирепой муштрой и взятками, и в нее не берут семилетних девочек с большим списком записей в медицинской карточке: «У нас сложная программа, берем только первую группу здоровья». Впрочем, не берут и шестилетних мальчиков с первой группой, и шести-с-половиной-летних после подготовительного класса, и с пропиской не берут, и без прописки, а кого берут — того нам знать не надо. У них экономический профиль и биржевая специализация. Выпускники поступают в МГУ, МГИМО, Стэнфорд и Ливерпульский университет, нам туда не надо, вычеркиваем.
Школа номер два, худшая в районе, учит тех, кого больше никуда не берут. Саше третий год грозят школой номер два. Это значит детская комната милиции, это бои до первой крови, жженые кнопки лифта, курение во втором классе, наркотики в седьмом и аборт в девятом. Вычеркиваем.
Остается школа номер три, та самая, где Сашу держат под угрозой вылета. Та самая, где я удерживаю его на обещаниях и милости классного руководителя, на своих слезах и домашних проповедях о пользе учения. Эта школа скучна и банальна, но остальные варианты далеко и дорого. Именно в номер три я, наглотавшись персена, привожу записываться Машу.
Маша знакомится со всеми девочками в очереди, и со всеми мамами, и с бабушками тоже, спрашивает, кто умеет писать, а кто нет, и по-печатному, и по-письменному… и к моменту собеседования успевает уже умориться, растратить свой пыл и слегка подвянуть. Но держится достойно, если не считать пары глупостей.
Финал. Машка остается за дверью. Директриса говорит мне: мы вообще не должны вас брать, вы даже территориально не относитесь к нашей школе, ваш участок — это школа номер два. И Саша — вы сами знаете как учится. На него не жалуется только учитель информатики. И ваша девочка, на мой взгляд, не отличается особой усидчивостью. Она еще раз вглядывается в Машину анкету, будто хочет там найти еще аргументы против.
В анкете есть графа «Чем вы можете помочь школе». Там обычно пишут «набор и распечатка текстов, организация экскурсий». Я, отчаявшись, написала: могу вести английский, латынь, спецкурсы по философии и МХК, выпускать школьный журнал, организовать театр или английский клуб.
Директриса зачитывает это вслух и спрашивает: а еще что можете?
— Все могу, — говорю я. — Могу кружок занимательной науки для младших классов. Рукоделье для девочек. Ришелье, мережка, гладь, крестиком. Гобеленовым швом. Политический семинар могу для старших. Литературный клуб. Школу перевода. Могу руководить проектной деятельностью в области гуманитарных наук.
Я чувствую, что меня несет от отчаяния, что через два предложения я стану уверять ее, что могу танцевать, носить поноску, ходить на задних лапах. Могу кружок арт-проектов, если не сама, то можно кого-нибудь привлечь.
— У вас есть специальное образование? — спрашивает директриса. Нет, я о многом из этого писала в прессе и подрабатывала переводчиком. А рукоделье просто так сама люблю. А образование у меня философское, диплом по веховцам, год преподавала МХК в школе в девяносто четвертом году, год читала лекции по древним грекам на философском факультете. А, я еще историю православной культуры могу. Стенгазеты могу рисовать. Сценарии праздников писать.
— А компьютером владеете? — почему-то спрашивает директриса.
— На уровне уверенного пользователя, — автоматически отвечаю я. — Английский свободный, итальянский со словарем, скорость печати триста ударов в минуту, первый взрослый по прыжковой акробатике, два курса аспирантуры, водительских прав нет.
Директриса хохочет. За ней начинаю нервно посмеиваться и я. В кабинет заглядывает Машка: «Мам, а можно я во дворе погуляю?»
— А на гитаре не играете? Нет? А на фоно? Жаль. Может, вы ко мне пойдете организатором внеклассной работы? — не без иронии спрашивает директриса.
— Пойду.
Пауза.
— А вы понимаете, что это ставка восьмого разряда? У вас педстаж официальный есть?
— Официальный — ассистент кафедры философии в девяносто третьем, в школе я почасовиком работала.
— Вы сейчас где работаете?
— Была редактором отдела в журнале. Сейчас увольняюсь.
— Вы хотя бы примерно представляете себе ставку восьмого разряда?
— Но трудовую-то книжку к вам можно положить?
— Вы шутите?
— Я не шучу, я зарабатывать могу внештатником где угодно, мне нужно штатное место, ставка и осмысленная деятельность.
— Заявление пишите с первого числа. Юль, бумаги принеси нормальной. Подготовкой выпускного можете заняться? И кстати, Юль, у нас там в мае что, День музеев? Тоже предложения принесите. Скажи, я занята, пусть подождут. Да, завтра уже можно приступать.
