Питер Робинсон - С "ПОЛЯРОИДОМ" В АДУ: Как получают МБА

— Может статься, Питер, — рассмеялся Хили, — финансовый факультатив в будущем году разъяснит кое-что, чему они сейчас вас учат.

Вторая проблема, конец бума восьмидесятых, оказалась даже еще серьезней. Рынок труда для эмбиэшников стал затягивать ремень. Уже сейчас те компании, что рекрутировали будущие кадры в Стенфорде, начинали давить, чтобы в программу вводили побольше практического, прикладного материала, и это-то и привело к брожению среди преподавательского состава.

С одной стороны — профессиональные ученые. Им хотелось и впредь давать глубокомысленный, труднодоступный материал, основанный на их же собственных исследованиях. "У нас на финфаке есть такие типы, — сказал Хили, — которых прямо подмывает посвятить остаток своих дней на мусор типа теории игр, которую никакой ж**** не присобачишь ни к чему путному".

С другой стороны — лекторы, где-то с десяток бизнесменов, по большей части уже на пенсии, которые в роли почасовиков читали факультативные предметы на втором курсе, вроде риелторства и венчурного капитала. Все эти лекторы ратовали за добавление практического материала. Эти были люди-практики. Да они и богатыми-то стали оттого, чтобы были практиками. Среди них не имелось ни одного с докторской степенью.

Подобно лекторам, студенты сами хотели более прагматичный материал. "Эмбиэшники хотят работу, — сказал Хили. — С их точки зрения ученые вполне могли бы просто уйти с дороги и дать "Проктору энд Гэмблу" и "Моргану Стэнли" придти сюда и написать для нас учебную программу".

— Сравни бизнес-студентов со студентами-юристами, — продолжал он. — Студенты-юристы глубоко уважают своих профессоров, стремятся стать такими, как они. Видят в преподавании юриспруденции чуть ли не самое высокое призвание во всей этой профессии и сами мечтают достичь этой вершины. Очень легко привыкнуть, что на тебя изо дня в день смотрят снизу вверх. Да черт возьми, для профессора-юриста это чуть ли не половина повода преподавать!

Но МБА?

— Ты думаешь, эти ребята смотрят на нас снизу вверх? Да никогда. Эмбиэшники не хотят носить твидовые пиджаки и водить «форды». Они хотят щеголять в итальянских костюмах и раскатывать на «порше». Хотят большой, шикарной работы, которая приносит огромные деньги, и они абсолютно убеждены в том, что этого заслуживают. Так что когда бизнес-студенты смотрят на своих профессоров, они это делают сверху вниз.

Никто, по словам Хили, не может сравниться с эмбиэшниками по степени веры в то, что те, кто может, делают дело, а те, кто не может, те просто преподают.

— Чтение лекций в комнате, полной горластых, агрессивных эмбиэшников, это все равно что кормить акул. Но только вместо того, чтобы кидать рыбу из ведра, тебе приходится забираться внутрь и позволять акулам глодать тебе конечности. Чем хуже обстановка на рынке труда, тем глубже и глубже начинают кусать акулы. — Хили покачал головой. — А потом приходит кто-то вроде тебя и давай вопрошать, отчего это вдруг преподаватели хотели бы заниматься наукой.

Лекторы-почасовики против штатных преподавателей против студентов. Прикладной, практический материал против чисто научных изысканий. С точки зрения Хили, радикального решения этой ситуации не имелось, только достижение равновесия, баланса между противодействующими интересами. И прямо сейчас этот баланс был нарушен.

— Это прекрасная школа, — сказал Хили. — Но здесь слишком много теоретического мусора и нехватка настоящего качества преподавания. И пока что нет оснований ждать, что этот разбаланс исправится. Декан, хотя и очень способный человек, провел на своем посту почти десятилетие. Но возникает впечатление, что ни он, ни его замы не могут отреагировать на те изменения, что уже сейчас происходят на рынке спроса на эмбиэшников.

— Поинтересуйся у меня, — посетовал Хили, ложкой подбирая цыпленка с тушеными бобами, — и я скажу, что эту школу сильно подпекло.

Кое-что из его анализа меня беспокоило. Хили говорил о школе так, словно она занималась изготовлением и маркетингом какого-то продукта. Но разве можно так воспринимать академическое учебное заведение?

Как Хили, так и ван Клиф, к примеру, оба утверждают, что преподавательский состав бизнес-школы точно так же обеспокоен строительством своей карьеры и заработком, как и собственно студенты. Но ведь с самого начала предполагается, что ученые должны получать меньше. В ответ у них появляется возможность отстраниться от жизни в мире материальном и полностью посвятить себя жизни умственной. Таков общепринятый взгляд. По меньшей мере, именно такому подходу следовали лучшие из моих профессоров в Дармуте и Оксфорде.

В бизнес-школе же преподаватели, кажется, хотят и того и другого. Да, они стремятся заниматься коммерческой деятельностью, но только в роли лекторов и консультантов — другими словами, на условиях, которые позволят им сохранить непредвзятость мысли и чистоту ногтей.

— Так что же такое бизнес-школа? — спросил я у Хили. — Бизнес или школа?

— В том-то и проблема, — ответил он. — Она и то и другое.

Любая бизнес-школа, утверждал Хили, всегда пытается совместить два агрессивных химиката: мир бизнеса и мир академии. "Представь, что это как внутренне неустойчивое вещество типа… эх, черт, я же ничего не знаю из химии…" Хили бросил взгляд на чашку с гваяковым соусом, что стояла в центре стола. "Назовем его «гваякамолеум», — сказал он. — Наполовину авокадо, наполовину сальса. Сделай пропорции абсолютно правильно и у тебя появится чудо-вещество. Народ будет его обожать. Оно позволит им лучше жить в современном мире. Но стоит только хоть чуть-чуть ошибиться в смеси и произойдет одно из двух. Либо оно окажется безвкусным, как авокадо: ничего кроме прикладных сведений и лекторов, которые приходят и рассказывают, как они создавали свои компании, без какого-то бы то ни было теоретического базиса. Или оно станет слишком острым, типа настоящей сальсы — и это окажется ничем иным, кроме как теории, от которой у студентов голова кружится, типа теории игр".

Хили окунул кусочек лепешки-тостады в соус и кинул его в рот. "Не метафора, а черт знает что, — признал он. — Но это и есть бизнес-школа. Один громадный, нестабильный чан с гваякамолеумом".

Хотелось бы, конечно, сказать, что я много потом раздумывал после этих обедов с Хили и ван Клифом, но вот что действительно поразило меня, так это слова Хили о том, что бум восьмидесятых подошел к концу. Это имело большое значение, даже огромное. Сужение рынка спроса на будущих эмбиэшников не повлияет на по-настоящему талантливых студентов типа Мистера Совершенство и Мистера Корифея. Но на собеседованиях с потенциальными работодателями, до которых оставалась всего лишь неделя, кое-кто другой, вроде меня, вполне мог узнать, что окажется безработным.

ТРИНАДЦАТЬ

Интервью на летнюю практику:

"Друг, ты мне не одолжишь тысяч десять?"

Сегодня на финансах я с удивлением отметил, что Филипп появился не в своем обычном свитере и плисовых брюках, а в превосходно пошитом, серовато-сизом костюме и при бордовом галстуке от «Гермеса». Сезон интервью начался.

Пожалуй, мне стоит заявить — если угодно, официально, — что зачетная сессия в зимнем семестре оказалась таким же мрачным делом, что и в осенний семестр. На анализе данных, финансах, операциях и учете издержек (по экономике госсектора зачетов не проводилось) я опять, в который уже раз, зубрил до поздней ночи. Затем, уже на самих экзаменах, я ворошил свои записи, щелкал калькулятором, царапал на бумаге ответы, стирал, царапал новые, а потом стирал и их. Но истина заключалась в том, что зачеты в зимний семестр значили уже не столь много. Что было важно — так это получить работу на летнюю практику.

Несколько слов предыстории.

Драма поиска работы началась еще в осенний семестр, когда стали устраивать «бибиэлы». ("Бибиэл" — сокращение от "brown bag lunch", "коричневый пакет с обедом"). Это не что иное, как полуденные презентации в больших аудиториях совсем рядом с внутренним двориком, которые организовывали крупные фирмы, намеревавшиеся затем устроить собеседования стенфордским студентам. К середине зимнего семестра я побывал на полудюжине таких «бибиэлов». Все они до удивления походили друг на друга.

— Спасибо, что заглянули к нам, — с этого обычно начинали симпатичные, дорого одетые молодые мужчины или женщины. — Меня зовут Джон {или Джоан} Смит, стенфордская бизнес-аспирантура, выпуск {вставить любой год из последних пяти}.

Затем выступающий раздавал брошюры про свою компанию. Напечатанные на плотной, глянцевой бумаге, эти буклеты были заполнены фотографиями молодых служащих, мужчин и женщин, выглядевших близнецами самого представителя, и которые, судя по снимкам, занимались оживленными обсуждениями за дискуссионными столами, выкрикивали в телефоны ордера на покупку или продажу посреди операционных биржевых залов, или же энергично шагали по аэропортам, устремляясь в ту или иную столицу мира. Каждое фото сопровождалось подписью типа: