Саддам Хусейн - Посмертное проклятие
Посланник сел в седло и уже собрался гнать свою лошадь назад, но шейх румов его остановил.
– Ты говоришь, они не будут вооружены?
– Да, шейх. Иезекиль поставил условием, что с собой нельзя принести не только оружие, но даже палку.
– Это хорошо, – ответил шейх румов. – Я буду в назначенном месте завтра за час до полудня, как он пожелал. Отправляйся и будь осторожен.
Сказав это, шейх посмотрел в сторону башни, которую он построил рядом с башней Иезекиля. Обе башни стояли на его территории, но совсем недалеко от полосы, разграничивающей территории двух племен.
***Шейх румов собрал шейхов и воинов своего племени и поведал им о предстоящем. Ночь они провели в лагере, но как только солнце поднялось над горизонтом, шейх со своим войском, рассчитав протяженность пути, направился в сторону моста. Ехал он в окружении всадников, под лязг оружия и доспехов. Шлемы знатных воинов были украшены страусовыми и фазаньими перьями и козлиными рогами, как будто эта процессия направлялась на свадебные торжества или на парад.
Как только они приблизились к мосту, навстречу выехал всадник. Странным показалось шейху румов видеть одного-единственного всадника там, где должно быть войско Иезекиля. Когда шейх выразил свое удивление окружавшим его воинам, кто-то из них сказал:
– Должно быть, кто-то из всадников Иезекиля прибыл на место раньше других, чтобы встретить нас до прибытия многочисленного войска Иезекиля.
– Но ведь было назначено время! Когда он явится наконец? Пусть двое из вас отправятся и узнают, кто это такой. Только не позвольте ему ускользнуть, если вдруг окажется, что это не человек Иезекиля. Если это человек из племени аль-Мудтарра, он обязательно предупредит их о нашем приближении, ведь мы уже близко подошли к их лагерю.
Два воина поскакали к одинокому всаднику у моста, а войско шейха румов остановилась, ожидая, что станет о нем известно.
Подъехав ближе, всадники узнали в незнакомой фигуре Иезекиля, и тот рысью пустился за ними к колонне. Поравнявшись с войском, он соскочил с коня и направился в сторону шейха румов, но тот продолжал оставаться в седле, так что Иезекилю пришлось тянуться к нему для рукопожатия.
– Я вижу, что ты один, – первым заговорил шейх румов. – А где же все остальные? Неужели с тобой никого не осталось?
Иезекиль сразу сообразил, почему поведение шейха так резко изменилось.
– Тот, кто совсем один, не имеет веса даже в глазах своих друзей, – подумал он и ответил:
– О шейх, войско мое многочисленно, но я подумал, что в нем нет необходимости, поскольку воевать нам придется с безоружным народом. Мой план строится на обмане противника. Если бы я привел сюда своих воинов, план был бы сразу же раскрыт и противник приготовился бы защищаться. Я предпочел оставить моих воинов там. Они присоединятся к нам, когда увидят, как. мы атакуем людей Салима. А может быть, атакуют раньше, как только заслышат гул копыт нашей конницы. Если бы ты спросил меня, желаю ли я, чтобы мое войско билось вместе с твоим, я ответил бы, что нет. Но я подготовил своих людей, опасаясь, как бы ты не упрекнул меня в том, что я не дам им сражаться вместе с вами. Что касается меня, то я предпочел бы, чтобы слава уничтожения Салима вместе с его людьми принадлежала бы только вам и мне. Да еще, быть может, моему слуге верному Шамилю, которого я оставил вместе с ними.
Шейх румов спустился с коня на землю, передав поводья одному из сопровождавших. Лицо его расплылось в широкой улыбке.
– А я-то подумал, что ты остался один, что тебя оставили без войска. Пришлось призадуматься. Сам понимаешь, шейх без людей не стоит своего укаля, пусть даже этот укаль сделан из золота, – сказал он, указав на укаль Иезекиля, сплетенный из золотых волокон, как будто его хозяин направлялся куда-то на праздник.
Иезекиль глубоко вздохнул.
– Да, шейх, золотые слова. Но ты увидишь, что войско мое, если построить его в одном месте, может заслонить собой солнце. Я сказал тебе, почему решил его там оставить. Скажу больше, – продолжал он врать, – я забыл наказать своему посланнику предупредить тебя, что все твое войско нам не понадобится, что мы вполне обойдемся малой его частью, что нам хватит столько воинов, сколько обычно сопровождают нас на охоте. Но раз уж вы явились все, то благослови Аллах. Не беда, что теперь доля добычи каждого воина окажется значительно меньше. На моей и твоей доле это, естественно, не отразится. Нам причитается половина всего, что будет взято в бою.
Иезекиль, а с ним и шейх румов после этих слов засмеялись, потом подняли руки и хлопнули радостно рука об руку на румийский манер.
***Иезекиль с шейхом румов присели на корточки, и Иезекиль стал объяснять шейху подробности плана, вычерчивая палочкой прямо на земле подобие карты.
Они поднялись с земли и направились каждый к своей лошади. Собираясь сесть в седло, Иезекиль увидал, как несколько соколов гонят стаю дроф. Он окликнул шейха румов, чтобы и тот посмотрел.
– Поразительно, что в апреле так много дроф, – сказал шейх румов, – да еще столько соколов их атакует. Обычно такое увидишь лишь осенью, а то и в начале зимы.
– Сейчас апрель, шейх наш, – пояснил бедуин, которого за знание окрестных земель, родов и племен шейх румов взял себе в провожатые, – а арабы верят в приметы и ищут в апреле, как, впрочем, и в сентябре, добрые предзнаменования. Апрель, как и сентябрь, бывает полон сюрпризов и неожиданностей. То, что мы увидели соколов, атакующих стаю дроф, – добрый знак. Быть может, Аллах дарует нам победу над нашими врагами.
Один из румийских мудрецов заметил было, что бедуину из почтения и уважения к шейху следовало бы сказать не «Аллах дарует нам победу над нашими врагами», а «Аллах дарует тебе победу над твоими врагами», но шейх румов, распалившись, ответил ему:
– Мы одержим победу над ними и над всем их народом, не упоминая имя Аллаха и не уповая на Его помощь.
Они двинулись. Шейх румов покачивался в седле во главе колонны в окружении знатных воинов и шейхов племени. Справа от него ехал Иезекиль. Чуть позади справа и слева следовала целая процессия из тех, кто должен был защищать шейха в бою. Участие его в сражении должно было быть символическим: каждый воин из его сопровождения и охраны готов был выполнить эту обязанность вместо него.
***Закончив свои дела с женщинами племени и решив, что Салим с отцом свои дела тоже закончили, Нахва незадолго до заката вернулась в дом отца Салима. Все собрались. На ужин в тот день подали маленького барашка, которого мать Салима приготовила собственноручно так, что мясо само отставало от костей, и посыпала сверху кусочками сушеной лепешки.
– Простите меня, но я не стану ужинать, – сказала Нахва, – совсем не хочется.
– Как же так, уважаемая, разве так можно? Столько времени мы от щедрот твоих сыты, а ты не желаешь отведать хлеб-соль в нашем доме. Или на душе у тебя что-то не так, а мы не знаем?
Мать Салима засмеялась, а за ней и все остальные. Соль здесь мать Салима упомянула не зря, принимая во внимание ее едва ли не священное значение для арабов. Соль добавляют в еду, в том числе в хлеб. Слишком много соли вредно для организма, но в небольших количествах она так необходима человеку и животному, что ни человек, ни животное не могут жить, не получая соль с едой или с питьем. А поскольку и еда, и вода, без которых жизнь невозможна, у арабов священны, то и соль приобретает священные свойства. Видимо, исходя из подобных соображений, если араб вкусил пищу в доме какого-то человека, он уже никогда не сможет его предать, обмануть или обокрасть. В нашем народном наследии есть много сказок на этот счет. Вот что говорится, например, в одной из них.
Взял как-то один бедуин палку и пошел искать, на кого бы ему напасть, чтобы обокрасть, но не в открытую, а втихаря, как нападают разбойники. Ворвался он ночью в первый попавшийся дом и, когда стал отыскивать себе путь в темноте, наткнулся на кувшин с широким горлом. Пошарив рукой, не смог он определить, что находится в кувшине, и попробовал содержимое на язык. Оказалось, соль. Тогда он оставил в том доме все как было и вышел. Не стал он грабить ни этот дом, ни другие дома по соседству, хотя знал, что семье его нужно хоть что-нибудь, чтобы спастись от голодной смерти. И несмотря на то, что ему пришлось проделать трехдневный путь, не решился он на грабеж, а вместо этого вернулся к своим шатрам. После чего снова, взяв палку, направился в сторону того племени. Вот так, вернувшись, а потом проделав путь заново, развязал он себе руки на тот случай, если придется ему снова оказаться в доме, где он вкусил соли, или в другом доме по соседству.
– Да нет же, тетушка, все хорошо, слава Аллаху, – отвечала Нахва.
Тут вмешался Салим:
– А знаешь, мам, отчего душа Нахвы сегодня пищу не принимает?
– Отчего?
Салим заметил, что Нахва улыбается, словно уже догадалась, что он решил над ней подшутить.
