Тереза Тур - Выбрать свободное небо
— Да, — резко ответил он. Резко именно потому, что знал, кто звонит.
— Прости, мне показалось, с тобой не все в порядке, — точно, это была Тереза.
— Угу, — буркнул он, — я в пути. Еду в Москву.
— Прости, что побеспокоила. Какие-то странные мысли… Я так и не смогла заснуть.
— А я вот, похоже, почти заснул за рулем под свои мрачные мысли…
— Вот этого не надо! — тревожно откликнулась Тереза.
— Сам не хочу, — отозвался Зубов, постепенно приходя в себя. Мрак в душе никуда не делся… Лишь спрятался поглубже, но жить дальше с этим было можно.
— Как ты?
— Меня бросила любимая женщина. Еще летом. Я не могу ее забыть.
— Ну, сейчас, положим, ты сам уехал, — И он понял, что Тереза раздраженно поморщилась.
— А вообще-то все хорошо… — Зубов пошарил в бардачке, изыскал там сигареты, закурил. — Меня бросила любимая женщина, — повторил он уже дурашливым тоном. — И я один теперь, неприкаянный. На этой проклятой дороге…
— Нельзя так говорить, когда ты в пути, — резко оборвала его Тереза.
— А как нужно?
Он услышал, как загудел чайник, как она чем-то зашуршала.
— Нужно любить дорогу, — ответила она. — Все те километры, которые расстилаются перед тобой, должны быть в радость…
— Интересная философия. И откуда ты ее взяла?
— Из жизни, Володя. Я ведь машину покупала не для того, чтобы только по городу ездить…
— Да, я помню. Ты считаешь, что по городу на метро удобнее.
— По центру большого города — безусловно, — она улыбнулась, вспоминая их зимний разговор, один из первых.
— Тогда для чего ты завела машину? На дачу ездить?
— И это тоже… Ты не против, если я буду жевать и чай пить?
— Нет, — улыбнулся он. — Я и сам не против чего-нибудь пожевать и даже выпить. Но кругом — чернота да другие машины, больше ничего…
— У тебя под задним сидением спрятался термос с кофе и пакет с бутербродами, — вкусно что-то поедая, заявила Тереза.
— И почему я не удивлен, — Владимир съехал на обочину, нашел термос и свертки. — Спасибо.
— Пустяки… Я чувствовала, что тебя понесет на ночь глядя кататься. Но даже не могла предположить, что это будет дорога на Москву… А как же съемки Сталинграда на натуре?
— А мы все отсняли. Вчера была финальная сцена… Я забыл тебя предупредить? Прости… Съемки в Питере окончены. Зиму мы будем снимать по первому снегу под Волгоградом, а павильонные съемки сделаем в Москве.
— Понятно, — с каким-то сожалением протянула Тереза.
— И все же, — Владимир раскурил еще одну сигарету, приоткрыл окно и отодвинул кресло назад, чтобы вытянуть ноги, — зачем ты купила машину?
— Чтобы почувствовать себя свободной, — выдохнула она и замерла, словно ожидая, что он будет над ней насмешничать.
— Свободной?! — он не издевался, а удивлялся. — Ты?
— Можно себя ощутить свободным, если встать чуть свет. Когда уже не так темно, но все еще спят. Выскочить из города на трассу, почувствовать себя вольным ветром…
— Ветром… — повторил он. — А если пробки?
— Это превратности пути. Они лишь часть его.
— Ты очень интересный человек. Тебя трудно понять.
Надо было ехать. Владимир доел, вернул сидение в прежнее положение и выехал с обочины. После еды и горячего кофе ему стало хорошо и легко. Километр исчезал за километром, дорога стелилась ровно, спокойно.
— Ты еще здесь? — тревожно спросил он.
— Нет, я задумалась просто.
— Слушай, может быть, тебе спать отправиться? — вспомнил он о хороших манерах. И о том, что было уже почти пять часов утра.
— Глупости, все равно не засну. Вот доедешь до Москвы — я лягу. И буду спать целый день. Кстати говоря, где ты находишься?
— Вышний Волочок. Каналы, узкие улочки, мигающие желтые светофоры…
— Половина пути. Это же с какой скоростью ты носишься?
— Обычно не с такой… Это я так, задумался…
— О том, какой ты неприкаянный на ночной дороге? — рассмеялась она.
— А ты о чем? Хотя постой, я знаю… — О продолжении своей гадкой книжки! — довольно съехидничал он.
— И вовсе она не гадкая! — возмутилась писатель-фантаст. — Любой нормальный человек был бы польщен, что его изобразили в образе главного героя. Главного положительного героя.
— Фу! — постарался вложить в голос все свое возмущение актер.
— Тебе лишь бы автора обидеть. А ведь я, автор, существо нежное… — назидательно произнесла Тереза и серьезно спросила: — Тебе что, правда, книга не понравилась?
— Понравилась, — ответил Владимир. — Наверное, я потому и взбесился, что понравилась. Просто видеть себя самого, со всей своей любовью, надеждой, эгоизмом, расчлененного на буковки… Это как-то слишком.
— Кажется, я тебя понимаю, — серьезно ответила Тереза, — прости. Я не хотела…
Владимир испугался вдруг, что их легкий разговор прервется. Поэтому решил поинтересоваться:
— Надеюсь, продолжение ты с меня живописать будешь?
— Конечно, — весело ответила Тереза. — Только я надеюсь, больше ты так обижаться не будешь…
— Значит, — напыщенно проговорил он, — я тружусь у тебя музой?
— Почему музой? — рассмеялась она. — Не музой, а драконом. Главным положительным героем, как я и говорила!
— Расскажи мне, — попросил Владимир, — продолжение своей сказки о драконах.
— Хорошо. Слушай.
Небо у каждого мира своё. Свой цвет, свой нрав. Свои облака… Своё отношение к тому, как его рассекают сильные крылья дракона…
У каждого мира свой ветер: капризный или иссушающий, убивающий или легкий. Ласкающий. Ледяной. Горячий. По-разному принимающий взмах крыла всесильного существа. Дракона.
Небо и ветер этого мира были созданы для него. Они давно признали его Повелителем, а теперь ликовали, поддерживая его крылья, наполняя силой. Они старались обнять его, чтобы показать, что помнят, что знают… Что трепещут.
Рядом с драконом воздух рассекала драконица. Золотистая. Изящная. Чужая. Элеонора прибыла посланницей из другого мира.
— Вон мой родовой замок! — крикнул черный дракон. Он сложил крылья и камнем рухнул вниз, может быть, стараясь произвести впечатление на молодую драконицу, а может, желая побыстрее оказаться в доме, которого он лишился так давно…
Элеонора посмотрела на чудесную технику полета: черный дракон сначала набрал бешеную скорость, а теперь умело гасил ее, чтобы не разбиться. Сама она подобных трюков не любила и не понимала. Поэтому зашла на посадку неспешно, грациозно, с плавного разворота.
Черный дракон уже превратился в человека и теперь нетерпеливо ожидал свою спутницу. Она посмотрела на него, еще будучи драконом, и горько вздохнула: все-таки страшное в своем унижении проклятье получили они, драконы, от матери-земли. Когда-то они в своей гордыне затеяли войну драконов с драконами. Все горело, и даже камни плавились, могло рухнуть все мироздание, — земля отказалась их держать. Для нее они стали слишком тяжелыми. Поэтому ступать по ней теперь они могли, лишь превратившись в человека, существо презренное и слабое.
— Напомни мне, — обратилась к Черному Дракону Элеонора, — ты — тот самый изгнанник, за жизнь которого своей смертью заплатил отец-повелитель?
— Точно, — спокойно подтвердил мужчина.
— Если бы тебя обнаружили в воздухе, тебя бы убили.
— Скорее всего.
— И сейчас, когда ты меня представишь, никто не поручится, что тебе сохранят жизнь…
— Добро пожаловать в мой замок, госпожа Элеонора, — протянул он ей руку. Ему надоел этот бессмысленный разговор.
— Благодарю, — она коснулась его руки своей, — я счастлива доверить вам свою жизнь.
И они отправились в темный зев пещеры, что вел в убежище драконов.
— Скажите, а почему вы отправились со мной? — спросила она, задержав его на секунду.
— Потому что должен, — раздраженно ответил он.
Глава двадцать девятая
Тереза уже несколько недель каталась по городам и весям, пиаря свою книжку, выходя на сцену в черном платье со своей песенкой о том, что нет любви. А Зубов репетировал «трагедии». Приближался день премьеры. Они перезванивались каждый день и разговаривали подолгу.
— Я завтра утром буду проездом в Москве, — как бы между прочим обронила однажды Тереза по телефону.
— Можно, я тебя встречу? — он замер, ожидая ответа.
— Хорошо, я бы хотела увидеться. Но знаешь, я чувствую себя неловко… Я так решительно уходила летом, столько всего произошло. А теперь…
— Может быть, ты тогда ошиблась? — сорвалось у Владимира. Он был готов прикусить себе язык, но слов не возвратить… Оставалось лишь ждать ее реакции.
— Может быть, — выдохнула она. — Может быть.
За это время они говорили обо всем: о продолжении ее книги про драконов, о фильме, о надеждах, с этим фильмом связанных, о Пушкине и русской литературе, о гимнастике и Якове, о компьютерах и Иване. Не касались лишь темы их взаимоотношений. Она все еще не знала, что сказать, а он боялся думать, что же будет дальше…
