Геннадий Шпаликов - Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники.
— Рыба жареная… — повторила Лиза.
— Ну, какая есть, — сказала Надя. — Ложись спать.
— Нет уж, нет, — сказала Лиза. — Вы эту рыбу сами кушайте, на здоровье. Я вас ненавижу, ясно? Вот, шла по дороге и решила на огонек зайти… И сказать: ненавижу вас я.
— Но темно же тут, Лиза, и никаких огоньков нет. — Надя не приподнималась с подушки. — Сядь, не уходи… Тоска у меня что-то…
— Так вам и надо, — сказала Лиза. — Так вам и надо…
— Я дома уже неделю не была, — сказала Надя. — Как там и что…
— Я вас по телевизору смотрела, очень красиво выглядели, — сказала Лиза.
— Ты опять выпила? — спросила Надя.
— Конечно, — сказала Лиза.
Ложись спать, я тебе постелила, — сказала Надя. — Там и простыни я купила, и наволочка чистая, ложись, спи…
— Ох, какая добрая! Ох, какая заботливая! Наволочку купила, чистую!
Надя отвернулась к стене, накрылась с головой.
— Ненавижу! — сказала Лиза. — Ненавижу! За все! За все!
— Не ори. — Надя и не повернулась. — Ребятишек разбудишь. Ложись и спи. Тебе же лучше.
Лиза, как была, упала на раскладушку. Лицом вниз. Надя осторожно ее раздела, та не сопротивлялась, а только всхлипывала, и все теплое, что было в доме, Надя на Лизу положила, и чаю ей принесла, но та не стала чай пить, а уткнулась лицом в подушку.
А Надя, накинув одеяло, села рядом, а после и прилегла сбоку, и обняла ее осторожно — плечи у Лизы вздрагивали во сне, и лицо было беспомощное, детское.
А мотоцикл, тот самый, без глушителя, мчался по уже совсем пустым улицам.
Мотоциклист (это был Славка) шлем где-то забыл, оставил.
Неистово он мчался, взлетал на булыжные улицы, и машина его на дыбы становилась, как конь, и Славка укрощал ее, несся вдоль набережной, мимо Волги, темной, тихой, мимо гостиницы, стекляшки этой в двадцать семь этажей, а она вся еще была в огнях, и еще теплоход, последний, у пристани стоял, музыка оттуда неслась.
Отчаянный он был парень, Славка. Вот так, наверно, чемпионы мира выигрывают, но Славке соревноваться в эту ночь было не с кем. Вот если только с самим собой. Да с улицами, со спусками, подъемами, поворотами внезапными — он и скорости не снижал, а подхлестывал и подхлестывал себя, и коня своего с высоким, нестандартным рулем.
Костя открыл дверь на долгий звонок.
В дверях стоял Славка. Кожаная куртка на нем, старая, летчицкая, — откуда они такие куртки достают?
— Заходи, — сказал Костя.
— Я ненадолго, — Славка вошел. — Поговорить надо.
— Проходи, только тихо…
Они вошли в комнату. Лампа у Кости горела, прикрытая платком. Книжки на столе. Тетрадки.
Дочь спала.
Славка осмотрелся, дальше порога не пошел.
— Ну, что ты? — спросил Костя. — Проходи.
— Пошли на кухню, — предложил Славка. — Я тут выпить принес… Ты не возражаешь? Поговорить надо, Костя, я серьезно… Ты же видишь — я ни в одном глазу…
— Пошли, — сказал Костя.
Он включил свет. Осторожно прикрыл дверь.
На кухне они уселись за стол, клеенкой покрытый. Славка поставил бутылку. Костя открыл холодильник.
— Смотри, — сказал он. — Все молочное. Ты творог любишь?
— Мура все это… — Славка махнул рукой. — Что я, ужинать к тебе пришел?
— Вот яблоки есть, — сказа,! Костя. — Сойдет? Колбаса.
— Да сядь ты… — горестно приказа! Славка. — Ладно… Ну, яблоки. Какая разница…
Разлил сам, поровну. Выпили.
Славка начал без предисловий. Только яблоком хрустнул — вот так он мотоцикл мотал по городу, так и яблоком яростно хрустнул. Молча достал нож, положил его перед Костей:
— Вот, возьми, это я у Лизы… Ну, час назад…
Костя повертел нож в руке.
— Знакомая вещь…
— Да, Надя сама тогда вернула… Борьке Степанову… Набила морду и вернула… А Лизка у него отобрала, да он, дерьмо, сам ей сунул. Стакан портвешка сначала, а после — и сунул… А она, дура, взяла… — Славка помолчал. — Костя, мотай отсюда… Забирай Надю, дочку — и… Плохо вам будет…
— Пугаешь? — спросил Костя.
— Нет. — Славка говорил серьезно. — Я не пугаю. Надька, она человек… Думаешь, я такой, не понимаю?.. Я понимаю… Только плохо это кончится!
— Опять пугаешь, — Костя говорил спокойно.
— Костя… Ты что? Ты на самом деле ничего не понимаешь? Или прикидываешься? Ты что, с Луны? Даже Лизка, дура, могла ее сегодня ночью, сонную прибить… За отца, так она считает… Лиза — что! А эта вся рвань!.. Да о чем мы говорим! Она жена твоя, а ты книжки под абажуром читаешь!
— Пугаешь, Славка, — сказал Костя. — Пустой номер.
— Нет, не тот у нас получается разговор, Костя! Я ведь Лизу люблю… Тебе это могу сказать, никому не говорил — ей не говорил… Ну, дело ночное, можно… Надька твоя думает, Лизе легче, если она с ней. На завод чуть ли не за ручку водит. Кормит. Книжки приносит интересные… Очень интересные книжки. А зачем? Кому это нужно — она спросила? Она, конечно, идейная, и все такое. А тебе от ее идейности хорошо? Ленке вашей хорошо? Ну и черт с ней! Пусть живет, как хочет! Самоед она, твоя Надька! Женюсь на Лизе, и все, и крышка! Но — опять твоя Надька! Что ей надо? Ну что! Как забор. Никого к Лизе не подпускает. Какая-то монополия, что ли! Меня, понимаешь — меня! — через милицию от Лизы отвела! — Славка говорил без истерики, ясно. — Ну что — милиция разбирается, кто кому нужен? При чем тут милиция-полиция? Я ее люблю, я все для нее сделаю, а она у Надьки как поднадзорная!
Славка выпил.
— Вот Надька говорит, что людей любит… А она не людей любит, а себя! Ей так удобнее, выгодней — смотри, какая я хорошая, а какие вы все подонки…
Славка говорил громко, забыл про девочку, за стеной спящую, забыл, а девочка проснулась и заплакала.
— Ты погоди, — сказал Костя и встал. — Погоди. Я сейчас.
Вскоре он вышел на кухню с девочкой, завернутой в одеяло. Ноги босые у девочки торчали, она хныкала.
Славка сидел молча.
Костя ходил по кухне, укачивал. Но девочка все хныкала и, судя по всему, намеревалась и зареветь — всерьез.
— Может, ей на горшок надо? — предложил Славка с ясностью выпившего человека. — Чего ты ее качаешь? Где горшок?
— Под кроватью, — сказал Костя. — Давай…
Славка принес горшок.
Они посадили девочку на него.
А сами к столу.
Девочка со сна, спросонья, смотрела на отца и незнакомого дядю, принесшего горшок и так неловко ее на горшок посадившего.
— На Надьку похожа, — сказал Славка. — Принцесса на горшке. Сейчас бы сфотографировать, на память… У тебя аппарата нет?
— Да снимал я ее на горшке, — сказал Костя. — Целая серия есть.
— А хорошо ей сейчас, — сказал Славка, — горшок, что ли, мне купить? Все радость…
Так они посидели недолго.
Лена на горшке, а ребята за столом, и Лене явно все это правильно — сидеть среди ночи рядом с папой и не спать… И мало ли что вертелось у нее в голове, это все тайна.
А пока что Костя снял ее с эмалированного трона и в комнату унес…
А когда он вернулся на кухню, Славки там не было.
Стояла недопитая бутылка. Нож лежал, тот самый, с ореховой ручкой.
А через какое-то, очень недолгое время взревел мотоцикл, без глушителя, и умчался в ночь.
И в мае бывают пасмурные дни, предгрозовые.
Небо еле раздвинулось, еле что-то пропустилось сквозь облака, летящие низко.
Утром — а было часов шесть, не больше — свалка эта знаменитая смотрелась не так уж и страшно. Фантастика, конечно, но при определенном освещении вся эта огромная, совершенно нереальная гора отбросов, ржавых листов железа, обломков чего-то, листов бумаги, которые тихо-тихо взлетали, кружась, под утренним ветерком, опадали, и еще какие-то ящики, доски, банки, битые бутылки, тряпье — все это смахивало даже на какое-то нелепое произведение искусства. На любителя, конечно.
Но близко к этому произведению подойти было никак нельзя. В противогазе — можно, а так — нет.
И все же рано утром стоял около этой горы один человек. Это Надя стояла.
Свалка не была чем-то единым. Это, скорее, был хребет, а не гора — пологий, упругий. Кое-где что-то выступаю, вздымалось, дыбилось, но при таком освещении, смутном еще, сумеречном, все сглаживалось, и очертания, если не вглядываться подробно, были без определенностей, без деталей…
Надя стояла напротив, в светлом плаще. Руки в карманах. Стояла, соображая.
Дома вокруг, невдалеке, и свет в окнах вспыхивает. Одно окно, другое.
Холодно было еще, рано, сыро.
И снова — рев мотоцикла. Славка, сделав круг, затормозил перед Надей.
Она не удивилась. Славка был такой же замотанный, в грязи, и шлем он привез — для кого, пока что неизвестно.
— С добрым утром, — сказа,! Славка. — И с хорошим днем.
— Ну и грохот от тебя. — Надя обошла мотоцикл. — Красивый, красный… — Она ручки потрогала, нестандартные. — Научил бы как-нибудь, на досуге… С мотоциклом у меня не вышло… Это раз… Мечтала всю жизнь на планере полететь. Это два… Море ни разу не видела. Представляешь, какая жизнь?
