Дэвид Митчелл - Облачный атлас
«Власть». Что мы имеем в виду? «Способность определять участь другого человека». Слушайте, вы, люди науки, строительные магнаты и формирователи общественного мнения: мой самолет может вылететь из «Ла Гардии», и прежде чем я приземлюсь в Буэнас-Йербасе, вы станете никем. Слушайте и вы, властелины Уолл-стрит, избранные чиновники и судьи: мне может потребоваться больше времени, чтобы сшибить вас с ваших шестков, но ваше итоговое падение будет в той же мере тотальным. — Гримальди обменивается взглядами с главой АЗОС, дабы убедить того, что его внимание не развеялось. — Но почему лишь некоторые добиваются владычества над другими, в то время как огромное большинство людей живут и умирают как приспешники, как домашний скот? Ответ являет собою святую троицу. Первое: богоданные дары харизмы. Второе: дисциплина, позволяющая вырастить эти дары до зрелости, ибо, хотя верхний слой почвы человечества и плодороден для талантов, лишь одно семя из десяти тысяч расцветает — из-за нехватки дисциплины. — Гримальди замечает Фэй Ли, ведущую эту назойливую Луизу Рей к тому кругу, где Спиро Эгню[111] устраивает прием при своем дворе. Во плоти журналистка выглядит привлекательнее, чем на фотографиях: вот, значит, как она заарканила Сиксмита. Он перехватывает взгляд Билла Смока. — Третье: воля к власти. Вот где загадка, лежащая в основе различных человеческих судеб. Что заставляет некоторых накапливать власть там, где большинство их соотечественников теряют, не принимают или сторонятся ее? Это дело привычки? Богатства? Стремления выжить? Естественного отбора? Полагаю, все это лишь предпосылки и результаты, а не сердцевинная причина. Единственный ответ может звучать так: «Здесь не существует „почему“. Такова наша природа». «Кто» и «что» проникают глубже, чем «почему».
Глава Агентства по защите окружающей среды трясется от веселья, восхищенный собственным каламбуром. Гримальди смеется сквозь зубы.
— Убийственно, Том, абсолютно убийственно.
30
Луиза Рей разыгрывает недалекую журналистку-паиньку, дабы уверить Фэй Ли, что не представляет никакой угрозы. Только тогда она получит достаточно свободы, чтобы снюхаться с диссидентскими приятелями Сиксмита. Джо Нейпир, глава службы безопасности, напоминает Луизе отца: спокойный, трезвый, примерно того же возраста и облысевший. За время роскошного пиршества из десяти блюд она раз или два замечает, что он задумчиво на нее смотрит.
— И что, Фэй, вы никогда не чувствуете себя на Суоннекке в заточении, совсем?
— Суоннекке? Да это рай! — Голос пиарщицы полон воодушевления. — Буэнас-Йербас всего в часе езды, ниже по побережью — Лос-Анджелес, семья моя — выше, в Сан-Франциско, это же идеально. Дотационные магазины и бытовые предприятия, бесплатная клиника, чистый воздух, нулевая преступность, виды на море. Даже мужчины, — доверительно добавляет она вполголоса, — здесь хоть куда — собственно, у меня есть доступ к их персональным файлам, — так что можешь быть уверенной, что в фонде для свиданий у тебя не окажется какого-нибудь совершенного ничтожества. Кстати, о них — Айзек! Айзек! Ты мобилизован! — Фэй Ли хватает за локоть Айзека Сакса. — Ты помнишь, как несколько дней назад повстречался с Луизой Рей?
— Счастлив быть мобилизованным. Здравствуйте, Луиза, рад вас снова увидеть.
Луиза чувствует в его рукопожатии неловкость.
— Мисс Рей приехала сюда, — поясняет Фэй Ли, — чтобы написать антропологическую статью о Суоннекке.
— Да? Мы скучное племя. Надеюсь, вам удастся набрать нужное количество слов.
Фэй Ли включает свое сияние на полную.
— Уверена, что у Айзека найдется немного времени, чтобы ответить на любой из ваших вопросов, Луиза. Правда, Айзек?
— Изо всех скучных я наискучнейший.
— Не верьте ему, Луиза, — предостерегает Фэй Ли. — Это всего лишь часть стратегии Айзека. Как только твоя оборона ослабнет, он тебя атакует.
Мнимый сердцеед поворачивается на каблуках, неловко улыбаясь носкам своих ботинок.
31
— Трагический изъян Айзека Сакса, — анализирует Айзек Сакс двумя часами позже, разваливившись на стуле в «фонаре» напротив Луизы, — состоит в следующем. Он слишком труслив, чтобы быть воином, но недостаточно труслив, чтобы лечь и перевернуться на спину, как хорошая собачка.
Его слова оскальзываются, словно Бэмби на льду. На их столике стоит почти пустая бутылка вина. Бар опустел. Сакс не может вспомнить, когда в последний раз он был так пьян или когда был вот так расслаблен и напряжен в одно и то же время: расслаблен, потому что умной молодой женщине хорошо в его обществе; напряжен, потому что готов вскрыть фурункул на своей совести. Сакс испытывает путаное изумление: его влечет к Луизе Рей, и он болезненно сожалеет о таких вот обстоятельствах их знакомства. Женщина и репортер все время переливаются одна в другую.
— Давай переменим тему, — говорит Сакс. — Твоя машина, твой, — он воспроизводит акцент голливудского эсэсовца, — твой «фольксваген». Как его зовут?
— Откуда ты взял, что у моего «жука» есть имя?
— Все владельцы «жуков» дают своим машинам имена. Но только, пожалуйста, не говори, что это Джон, Джордж, Пол или Ринго. — «Господи, Луиза Рей, как же ты красива!»
— Ты будешь смеяться, — говорит она.
— Не буду.
— Будешь.
— Я, Айзек Каспер Сакс, торжественно клянусь не смеяться.
— Да уж, лучше не смеяться, если у тебя второе имя Каспер. Это Гарсиа.
Они оба беззвучно трясутся, пока не разражаются смехом. «Может, я тоже ей нравлюсь, может, она не только делает свою работу».
Луиза набрасывает на свой смех лассо и укрощает его.
— И это все, чего стоят твои клятвы?
Сакс делает жест mеа culpa[112] и утирает глаза.
— Обычно они длятся дольше. Не знаю, почему это так смешно, я имею в виду, Гарсиа, — он фыркает, — не такое уж и смешное имя. Однажды я был на свидании с девушкой, которая называла свой автомобиль Росинантом, вот тебе крест.
— А мой так назвал один приятель, бывший Безумный Битник. В честь, знаешь, Джерри Гарсиа, из «Грейтфул Дэд».[113] Он оставил его возле моего общежития, когда в двигателе вылетела прокладка. Примерно в то время, когда он меня бросил ради заводилы девочек-болельщиц. Паршиво, но правдиво.
— И ты не угостила эту машину паяльной лампой?
— Но ведь Гарсиа не виноват, что его прежний хозяин был обманщиком и потаскуном.
— Должно быть, тот парень просто спятил.
Сакс не собирался этого говорить, но ему не стыдно, что он это сказал.
Луиза Рей кивает со снисходительной признательностью.
— Как бы там ни было, а имя «Гарсиа» этой машине подходит. Отрегулировать ее невозможно, скорость норовит сменить по своему усмотрению, разваливается на мелкие кусочки, багажник не закрывается, масло течет, но дух она все равно не испускает.
«Вернись-ка к теме, — думает Сакс. — Не будь дураком, вы же не дети».
Они смотрят, как в лунном свете разбиваются буруны. «Скажи».
— На днях, — его голос чуть слышен, и он чувствует тошноту, — ты что-то искала в комнате Сиксмита. — В сумраке кажется, что уши у обоих встали торчком. — Так ведь?
Луиза оглядывается, не подслушивает ли кто, и говорит очень тихо.
— Как я понимаю, доктор Сиксмит написал некий отчет.
— Руфусу пришлось работать в очень тесном контакте с командой, которая разрабатывала и строила эту штуковину. То есть со мной.
— Тогда ты знаешь, каковы были его заключения?
— Мы все это знаем! Джессопс, Мозес, Кин… все они знают.
— Об ошибке в конструкции?
— Да.
«Ничего не изменилось, за исключением всего».
— И насколько тяжелы будут последствия аварии?
— Если доктор Сиксмит прав, последствия ее будут гораздо, гораздо более чем тяжелы.
— Почему же Суоннекке «Би» просто не закроют на время дальнейших исследований?
— Деньги, власть, обычные подозрения.
— Ты согласен с выводами Сиксмита?
«Осторожно».
— Я согласен, что имеется существенный теоретический риск.
— На тебя давили, чтобы ты держал сомнения при себе?
— На всех ученых давили. И все согласились. Кроме Сиксмита.
— Кто, Айзек? Альберто Гримальди? Это идет с самого верха?
— Луиза, что ты сделаешь с копией отчета, если она попадет в твои руки?
— Как можно скорее предам ее гласности.
— А ты осознаешь…
«Не могу этого сказать».
— Осознаю ли, что люди в верхних эшелонах предпочтут увидеть меня мертвой, чем реактор «ГИДРА» дискредитированным? В настоящее время я только это и осознаю.
— Я не могу ничего обещать.
«Господи, до чего ничтожно».
— Я стал ученым, потому что… это подобно вымыванию золота из мутной речушки. Правда — это золото. Я… я не знаю, что мне делать…
