Шимун Врочек - Рим 2. Легионы просят огня

Верно, думаю я. Все будет хорошо…

Даже если — не будет.

Появляется распорядитель.

— Арминий, сын Сегимера, римский гражданин! — объявляет он. — Займите место на скамье обвиняемых!

Арминий кивает мне и садится. Внешне он совершенно спокоен.

Смертная казнь, значит. За государственную измену положена смертная казнь…

В Риме бы его привели на нижний уровень тюрьмы Туллия, в темные, низкие катакомбы, где от падающих с потолка капель вздрагивает заплесневелое эхо — и удавили. Молча и грубо, под глухую капель. Как сделали это когда-то с катилинариями, сторонниками Луция Сергия Катилины.

Процесс суда состоит из трех частей.

Первая: обвинительная. Речь истца (или его адвоката).

Вторая: изыскательная. Судья допрашивает ответчика. Адвокаты молчат.

Третья: оправдательная. Речь ответчика (или его адвоката) в собственную защиту.

И только после этого судья выносит свое решение.

В связи с походной обстановкой адвокатов отменили. Так что мы теперь будем наслаждаться тщательно отрепетированным косноязычием участников.

Скамья истца до сих пор не занята.

— Кто обвиняет меня? — Арминий, царь херусков, встает и оглядывает присутствующих. Он поразительно красив. Белоснежная военная туника и белый панцирь, украшенный вставшими на задние лапы львами. У Арминия короткие светлые волосы, ярко-голубые глаза и резкий профиль.

Он, проклятье, больше похож на настоящего римлянина, чем все настоящие римляне вокруг него.

Поднимается шум. Нам самим интересно, кто этот таинственный обвинитель.

— Почему я не вижу его перед собой? Видимо, он слишком занят, пересчитывая серебро?

Вокруг — смех.

Доносчику по Плавциеву закону положены неприкосновенность и денежная награда.

— Сколько мне еще ждать? — Арминий явно издевается. Молодец, брат. Он уже перетянул на себя симпатии присутствующих. Если истец еще промедлит, на его долю достанутся только свист и насмешки толпы. — Пусть этот храбрец выйдет и покажет свое лицо!

— Я обвиняю.

Тишина.

У того, кто это сказал, глуховатый варварский акцент. И тяжелый, глубокий голос.

Арминий резко оборачивается.

— Ты?

— Я.

Он стоит у бокового входа. Очень рослый. Некогда крепкий воин, сейчас он постарел, погрузнел. Стал седым и испортил характер. Сегест, царь хавков. Доносчик. Обвинитель.

А еще он — отец Туснельды.

— Благородный Сегест, — Арминий приветствует моего будущего тестя ироничным кивком. — Прости, что не признал.

Свист, крики, смех.

Свистит кто-то позади меня. Так, что от переливов звука у меня скоро лопнет голова.

— Мне плевать, что вы обо мне думаете, — германец игнорирует шум. Зрители кричат — варвар им не нравится. Некоторые молчат и хмурятся. Вроде Нумония. Легат Восемнадцатого смотрит прямо перед собой, шрам на затылке пульсирует.

— Да, я обвиняю Германа, сына Сегимера… вы знаете его по имени Арминий! Я обвиняю его в измене и в подготовке восстания против Рима. Которому, если кто забыл, он поклялся в верности!

Латынь его звучит так, словно он произносит слова с камнями в глотке. Клекот и глухое рычание.

Варвар, думает большинство римлян.

— И твоя дочь тут, видимо, ни при чем? — осведомляется Арминий иронично.

Сегест, прерванный на полуслове, умолкает. Багровеет.

Вообще, конечно, комедия. Один римский гражданин обвиняет другого римского гражданина в преступлении против общества…

И оба они — варвары.

— Говорят, Арминий просил Сегеста отдать за него дочь, — произносит Нумоний негромко. — Но Сегест почему-то — не знаю, почему — отказал. С тех пор между ними — ад и Преисподняя. Впрочем… — легат Восемнадцатого смотрит на меня пристально. — Но ты, должно быть, и сам это прекрасно знаешь, Гай?

— Нет.

Обвинительная речь Сегеста полна грубостей, оговорок и искалеченных падежей. Ошибки вызывают смех зрителей, грубость — возмущение, латинская грамматика стонет в углу, издыхая. Сегест упорно говорит, не обращая внимания на шум.

Вару несколько раз приходится призывать к порядку, смутьянов преторианцы выводят из палатки.

Наконец, Сегест ставит точку. Арминий кивает. И вдруг начинает аплодировать. Тишина, в которой отчетливо звучат раздельные четкие хлопки…

Лицо Сегеста искажается.

Короткий смешок в толпе. И вдруг зрители начинают аплодировать. Через мгновение это уже овация…

На Сегеста страшно смотреть.

Зрители аплодируют не царю хавков, а его позору.

Впрочем, симпатии толпы сейчас далеко не главное…

Чтобы ни думали зрители, все решает один человек. И этот человек — Квинтилий Вар.

— Арминий, сын Сегимера!

Он встает и выпрямляет спину. Его осанке и благородству облика может позавидовать Гай Юлий Цезарь.

— Вы позволите мне говорить в свою защиту, пропретор?

Вар задумчиво касается губ кончиками пальцев. Он сидит в кресле и слушает.

— Конечно, конечно.

— Спасибо, пропретор. — Арминий выходит в центр палатки. Гул ветра торжественно вторит каждому его шагу.

Арминий оглядывает атриум. Сегест, белый от ярости, сидит на скамье обвинителя. Дерево скрипит, словно с трудом выдерживает тяжесть его гнева.

— Римляне! Воины! Посмотрите на этого человека, — говорит Арминий на чистейшей, чеканной латыни. Взгляды обращаются на Сегеста. — Кого вы видите? Варвара? А ведь перед вами — римский гражданин, всадник, имеющий право носить золотое кольцо. Доносчика? А ведь перед вами — искатель правды, ревнитель законов! Может быть, вы видите перед собой вздорного, капризного отца-тирана? Что вы! Ваши глаза вас обманывают! Перед вами — отец нежный и заботливый…

Арминий говорит, люди слушают.

— …Только этот человек прав, а вы, я, наши глаза, наши уши, наш разум, наше чувство справедливости — все мы ошибаемся. Не так ли, Сегест?

Я качаю головой. Блестяще. Не споря ни с единым словом Сегеста, брат обратил все аргументы царя хавков в пыль.

Под бурные — и настоящие! — аплодисменты Арминий благодарит слушателей и садится. Взгляды обращаются на пропретора. Теперь он должен вынести приговор.

Молчание длится.

Зрители ждут, участники ждут. Где-то за стеной палатки продолжает хлопать на ветру знамя когорты. Я представляю: алое пятно бьется на фоне предгрозового неба…

— Я прошу дать мне время на размышление, — говорит Вар слабым голосом. Лоб блестит от испарины. Пропретор без сил опускается в кресло. — В уединении, прошу меня извинить… Позже я объявлю свое решение.

Нужно ждать, напоминаю я себе. Просто ждать. Квинтилий Вар, пропретор провинции Великая Германия, размышляет.

Скоро он вынесет свое решение.

А мне нужно отвлечься.

Я возвращаюсь в свою палатку и говорю бенефициарию:

— Позовите ко мне легионера Виктора из первого манипула второй когорты.

Тот салютует и выбегает прочь. Хлопает клапан.

Через некоторое время появляется Виктор. Огромный легионер ухмыляется, салютует.

Я киваю.

— Ты-то мне и нужен.

— Легат, намечается что-то интересное? — Виктор оживлен и весел. — Обещаю, я не подведу…

— Подожди немного.

Я заканчиваю писать, откладываю перо. Поднимаю голову:

— Виктор, я все не могу понять. Может, ты мне поможешь? Что ты делал в тот вечер в Ализоне? У тебя была увольнительная?

Рослый легионер молчит. Лицо странное. На жаргоне гладиаторов это называется "сбить с позиции".

— Легат, я…

Понятно. Что ж, это многое объясняет.

— Ты был в самоволке, верно, Виктор? Можешь не отвечать, просто кивни.

Легионер обреченно кивает. Я смотрю на него:

— И что мне с тобой делать, Виктор?

— Легат… я… — он вспоминает, как должен поступать в этом случае солдат. Легионер вытягивает по струнке, лицо каменное. — Виноват! Готов понести наказание, легат!!

От раскатов мощного голоса звенит в ушах. Я морщусь.

— Тише, Виктор. С одной стороны, ты действительно заслуживаешь сурового наказания… но с другой: ты очень вовремя выручил меня в трудной ситуации. Так что теперь я, как твой командир и как человек, тобой спасенный, нахожусь в некотором затруднении. Понимаешь, Виктор? Как твой легат, я не могу спускать нарушение дисциплины, но также я должен вознаграждать мужество и храбрость. Ты достоин венка за спасение товарища в бою. И наказания розгами — за неподчинение приказу. Как нам быть?

Я некоторое время молчу. Изучаю перо на просвет. Стеклянная палочка критской работы, с витыми бороздками для стекания чернил. Отличная вещица…

Жду, пока Виктор представит себе возможные исходы.

Легионер выпячивает грудь.

— Как прикажете, легат! — орет он.

— Ну-ну, тише. Я рад, что ты согласен. Подожди минутку.