Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы: Сочинения
Толя готов заплакать. Его не колют. Не видать ему больнички. Снова будут ушибать, заставлять шестерить, уговаривать, чтоб взял за щеку. А потом бить.
К туалету приблизились, громко разговаривая, воспитанники. Колоть надо сейчас, или все сорвется. Всех троих бросило в жар. Игорь, занеся руку для удара назад, какое-то мгновение задержал ее, слушая приближающиеся голоса, и с силой ударил иглой Толю в плечо. Толя даже не застонал, лишь покачнулся. Следом ударил Миша — в бок. Толя не закричал. Он рад, он до ужаса рад, что его наконец покололи. Игорь и Миша сделали еще по одному удару. Один пришелся в бок, второй чуть наискось, в живот. Толя так и не издал стона.
В туалет зашли ребята. Толя начал терять сознание, и Игорь поддержал его за руку. Ребята были не воры и не роги и потому, не сказав ни слова, вышли из туалета и побежали в цех сообщить активу, что они увидели в туалете.
Игорь и Миша, держа окровавленные иглы, подхватили под руки Толю и потащили его, потерявшего сознание и истекающего кровью, на вахту.
Дежурный по вахте сразу отправил Толю на машине в больницу в Миасс, а Игоря и Мишу дпнк отвел в штрафной изолятор.
Когда к ним пришел кум, они не скрыли от него, что Толю искололи специально, лишь бы вырваться из зоны.
И вот отряды строились. Хозяин будет толкать речь и объявит парням, исколовшим друга, свой приговор.
Колония буквой П построилась на плацу. В отрядах не осталось ни одного человека. Даже дневальных выгнали на построение. Хозяин приказал собрать всех. Не присутствовали только несколько воспитанников, лежащих в колонийской больничке.
Из штаба в окружении офицеров вышел хозяин. Он шел не торопясь, выпятив живот. Рядом с ним кум и начальник режима.
Из штрафного изолятора привели Игоря и Мишу. Они стояли в строю и понимали, что им сейчас будет. Но изменить ничего нельзя. Дело сделано, и раскаиваться поздно.
В центр вышел хозяин. Его жирнею лицо лоснилось.
— Вы знаете, что сегодня на работе произошло чэпэ, — начал он говорить. — И какое чэпэ! Такие у нас бывают редко. Совершено преступление. Двое негодяев иглами искололи парня. Это не люди, это… — хозяин чуть задумался, подбирая нужное слово, — это изверги. Это пропащие люди. Их за преступления изолировали от общества, а они здесь, находясь в колонии, совершили новое дерзкое преступление. Мы отдаем их под суд. Еще неизвестно, выживет или нет подколотый ими парень. Но чтоб другим неповадно было, чтоб в колонии не совершались преступления, мы должны их наказать. Я объявляю наряд вне очереди, пусть напоследок помоют туалет.
Сказав, хозяин важно, с достоинством в окружении офицеров направился в штаб. Дпнк скомандовал: «Раз-з-зойтись!» Несколько сот воспитанников устремились к толчку занять передние места, чтоб видеть, как Игоря с Мишей будут приглаживать. Глаз тоже пошел.
От бани до туалета стеной стояли пацаны. Избиением командовал дежурный помощник начальника колонии старший лейтенант Кобин. В узком проходе, с одной стороны огражденные запреткой, а с другой воспитанниками, стояли несколько рогов и бугров с палками. Для такого случая с производства были принесены березовые, толщиной с руку, чтоб не ломались, палки.
Глаз сумел найти брешь в толпе и протиснулся вперед. Ему хорошо было видно и активистов с палками, и старшего лейтенанта с красной повязкой на рукаве, и Игоря с Мишей. Пацаны взяли ведра и подошли к крану. Набрав воды, сделали несколько шагов — и тут на них посыпались удары палок. Били их по рукам, спине, бокам. Ведра тут же упали, и дпнк, подняв руку, сказал:
— Хватит. Пусть воду набирают.
Парни подняли с земли ведра и снова набрали воды.
— Живее, живее! — кричали на них из толпы.
На этот раз они прошли половину пути от бани до толчка. На них опять (крушились удары березовых палок. Били их куда попало, минуя лишь голову, а то таким дрыном и до мозгов череп можно раскроить. После нескольких ударов они опять выронили ведра, обрызгав себя и активистов водой. Удары сыпались с разных сторон, и не уклониться.
— За водой! — крикнул вновь дпнк.
Бугры и роги опустили палки, парни подняли ведра и пошли к крану. Из толпы кричали:
— Быстрее, падлы, быстрее!
Толпа неистовствовала. Задние напирали. В первом ряду стояли роги и бугры и сдерживали напор.
И снова мелькали палки, парни корчились от боли, роняя ведра.
— Сильнее, так их! — орала толпа.
Толпа зверела. Она жаждала крови. Многим, стоящим в первом и втором рядах, хотелось ворваться в коридор и ударить парней. Некоторые, подскочив к ним, когда они бежали за водой, били их кулаками в грудь, спину и пинали ногами. Потом снова становились в толпу.
Глаз не мог понять, почему из толпы выбегают ребята и пинают Игоря и Мишу, сам он этого сделать не мог. Лица тех, кто выбегал и пинал, кривились от злобы. Наверное, они могли бы и задушить, если б разрешили.
Ведра парни так и не дотащили до туалета — всякий раз следовал мощный удар по руке, и кисть разжималась.
Несколько раз Игорь и Миша падали на землю. Тогда из толпы выбегали ребята и пинали их. Дпнк, как секундант, подходил и, подняв руку, говорил одно и то же: «Хватит. За водой». Его команду слушали. Эти тридцать-сорок секунд, пока парни бегали за водой, были для них передышкой.
Теперь Игорь и Миша за водой бегали медленней. Им отбили ноги и каждый шаг доставлял боль. Почки, печень были, конечно, тоже отбиты. «Сколько же это будет продолжаться?» — подумал Глаз.
Роги и бугры, кто избивал парней, сменились. Устали бить. Да и другим надо поработать. Свежие принялись обхаживать парней. Но у ребят уже не было сил. Часто падали. Вставали медленно. Новый удар палкой валил обратно на землю. Парни были в грязи.
Но вот коренастый Миша не смог подняться. В толпе спорили: кто первый из них не выдержит? Все думали, что долговязый Игорь должен упасть первым. Но он оказался выносливее. Теперь били его одного, а Миша, бездыханный, лежал навзничь с закрытыми глазами. Его не трогали. Дпнк поднял руку.
— Все, хватит.
Бугры и роги перестали бить Игоря, но толпа яро орала:
— Еще, еще! Пусть тоже упадет!
Но дпнк властно крикнул:
— Разойтись!
Толпа нехотя стала разбредаться.
— Поднимай его, — сказал Кобин, обращаясь к Игорю.
Игорь стал тормошить Мишу. Тот не подавал признаков жизни. Тогда Игорь стал поднимать его, но Миша был тяжелый. Избитый Игорь зря мучился, стараясь поднять с земли кента.
— Помогите ему, — обратился дпнк к стоящим рядом активистам.
Они подняли Мишу и, держа за руки, ладонями похлопали по лицу. Тот начал приходить в себя.
Игорь взвалил Мишу на плечи и, шатаясь, потащил по опустевшей бетонке.
Глаз ушел в отряд и сел на кровать. Узнал он, что такое одлянский толчок. «Господи, — молила его душа, — неужели и мне за какое-нибудь нарушение придется испытать это же? Я не хочу толчка, не хочу жить в этой зоне, я ничего сейчас не хочу. Может, повеситься? Но где? Если не выйдет и меня вытащат из петли, то тоже толчок? Вот, падлы, даже задавиться нельзя. А может, и не надо думать об этом? Конечно, не надо. Зачем мне давиться? На свободе есть Вера. Верочка. Кому она достанется? Другому. Нет, не бывать этому. Давиться не буду. Я буду жить. Но если жить в этой колонии до восемнадцати, это значит еще два с лишним года, из меня сделают урода. Мне отобьют грудянку и все внутренности. Зачем же больной буду нужен Вере? Она меня и такого, возможно, никогда не полюбит. Нет, падлы, я не хочу этого. Я не хочу быть Амебой. Ведь у него фанера вон как шатается. Неужели и у меня будет такая же грудянка? Скоро родительская конференция. Писать или не писать, чтоб приезжал отец? Нет, надо написать, пусть приедет. Хочется повидаться».
9
С очередным этапом из челябинской больницы для заключенных прибыл Антон. До этого прожил в Одляне несколько месяцев.
— Ты чем болел, что тебя в больничку возили? — спросил Глаз.
— Да ничем. Я еще в тюрьме окурками выжег на ноге и руке «Раб КПСС». Вот меня начальство и отправило в больничку эти слова вырезать.
— Покажи.
Антон поднял рукав сатинки, и на левой руке Глаз увидел шов. Слова вырезаны не полностью, верхние и нижние края букв видны, но прочитать — невозможно. Свежий, красный рубец тянулся от кисти до локтя и на ноге от ступни до колена. На ноге и руке видны следы от игл, а на голени остались нижние и верхние края букв, полностью хирург вырезать, видно, боялся: а вдруг кожу не сможет стянуть.
— Больно было, когда выжигал?
— На ноге мне парни выжигали. Больно, конечно. Но я терпел. А на руке я сам выжег. К боли я привык. Я себе на лбу хотел выжечь, но меня на этап забрали. Я бы и здесь выжег, но здесь, чего доброго, за это на толчок пошлют.
Антон высокого роста, худой; на узком продолговатом лице улыбка играла редко. Ходил волоча ногу — нога не зажила. Глаз с Антоном скентовались.
