Наталья Нестерова - Сделайте погромче

– Все равно странно! – упорствовала Катрин. – Кто-нибудь из промальпов знал бы.

– Сведения точные, от родственников Сергея. Не хочу больше об этом говорить. Катя! Ой, Катрин, извини. Язык не поворачивается звать тебя на иностранный манер.

– Да это я для понта выдумала. Зови Катькой. И Ванечкина мама, – с гордостью поделилась, – меня Катенькой зовет!

– Тетя Нина замечательная.

Нина усмехнулась, вспомнив, как мама и ее лучшая подруга долго пытались их с Ваней поженить. До сих пор по телефону часами болтают, конспирируют. И при этом – «Катенька».

– Ты что-то хотела спросить? – снова верно угадала Катя.

– Да. У тебя какое образование?

– Законченное среднее. Думаешь, рядом с Ваней без высшего западло?

– Примерно.

– Я и сама думаю на биологический поступать, чтобы он мог со мной парой-тройкой идей перекинуться, а я не сидела глупой куклой.

– Биологический – не самый лучший вариант. Во-первых, у Вани исключительный интеллект и гигантский объем знаний. Ты никогда его не догонишь. Я видела сокурсников, которые пасуют, не могут постичь его логики. Во-вторых, ты сама признавалась, что математика, то есть точные науки, а также гуманитарные даются тебе плохо.

– Так мне всю жизнь диспетчером у промальпов?

– Нет. Я как раз веду речь о том, что тебе нужно выбрать вуз и, соответственно, профессию, которая отвечает складу твоего характера. Это в-третьих, – мягко показала Нина, что перебивать – невоспитанно. – Подождешь? Переоденусь, уже пора выходить. Договорим по пути.

Катя невзлюбила Нину с первой минуты, да и до сегодняшнего утра ее ненавидела. Большого ума не требовалось, чтобы понять: и Нина питает к ней чувства, далекие от теплых.

Но вот теперь они ехали в троллейбусе, в метро, и Нина говорила о том, что Кате стоит подумать о факультетах, на которых готовят специалистов по пиару, рекламе, дистрибьюции. Сейчас время поступления на подготовительные курсы, но хорошо бы протестироваться у специалистов, понять, какой объем знаний отсутствует. При финансовой возможности – заниматься с репетиторами, что гораздо продуктивнее.

И это говорила Нина, у которой своих проблем под завязку! Залетела, то есть забеременела, но не жалуется. Предлагает подумать о факультете общественных отношений ее института, обещает помощь.

– Нинка! Ты настоящий друг! – прочувствованно воскликнула Катя, когда они прощались в переходе метро. – И еще. Не делай аборта!

– Почему? – слабо улыбнулась Нина.

– Потому что те, кто не побоялись и родили, всю жизнь себя за это благодарят. А тем, что не родили, и вспоминать нечего. Я Ваньке сколько влезет, то есть вылезет, рожу!

– До свидания, Катя! – Нина поцеловала ее в щеку и пошла в свою сторону.

Нина поймала себя на мысли: я буду вспоминать об этом времени, как о затянувшемся приступе шизофрении. Когда умер папа, невольно думала: сегодняшняя жуткая боль пройдет, обязательно станет легче. В тяжелые минуты мозг подбрасывал спасительные обещания про избавление от мук в будущем. И он, ее мозг, обладал сильной инерцией долженствования поступков. Если уж нацелилась на что-то, будь любезна действовать. Говорят, подобная инерция – типично женская черта. Мужчина легче перестраивается, в новых условиях ищет новые решения. А женщина на условия внимания не обращает, коль втемяшила что-то в голову, будет упорно добиваться.

Хочу родить детей. Не важно, мальчиков или девочек. Они – мои, кровные и ненаглядные. Без брака рожать не стану. Пусть будет филькина грамота, канцелярская бумажка, штамп в паспорте. Но будет!

Нина шепнула Григорию Симонову: есть разговор с глазу на глаз. Договорились в перерыве между лекциями сойтись в маленькой аудитории рядом с кафедрой.

– Григорий Викторович! – Нина заговорила почти весело (а шизофрения вообще не скучная болезнь). – Получите свои работы. То есть работы твоих студентов за весь семестр.

– С меня причитается. – Довольный Гриша принял стопку бумаг.

– Ловлю на слове, – усмехнулась Нина. – У тебя ведь трудности с пропиской, регистрацией или как там сейчас называется наследие тоталитарного паспортного режима?

– Как называется! – попенял Гриша. – Вы, москвичи, все-таки снобы! И не по уму и душевной организации, а по месту рождения.

– Приглашаю в наш клуб. Не хочешь заключить фиктивный брак, который разом снимет все твои проблемы?

– А невеста симпатичная? Не столетняя бабуля, которая путает кастрюлю со щами с ночной вазой.

– Какая тебе разница? Умеренно симпатичная, относительно молодая… Как говорится, всем хороша наша невеста: и по стати, и по лицу, только слегка беременна. В данный момент сидит перед тобой.

Гриша потерял дар речи. Только и мог изумленно выдохнуть:

– Нинка?

– Эмоции не приветствуются. Чего ты всполошился? У меня к тебе формальное предложение, отнесись по-деловому. Да – да, нет – нет.

Гриша видел, что за напускной веселостью таится вулкан переживаний. Смех сквозь слезы: царапнешь – вместо улыбки получишь рыдания. О том, кто Нине беременность обеспечил, спрашивать не следовало. Раз хватается за ближайшего встречного – значит, мужик сверкнул пятками. И все-таки Гриша не удержался от вопроса:

– А непосредственный отец?

– Без комментариев.

– Ясно. У меня есть время для размышлений?

– Вся оставшаяся жизнь, – поднялась Нина. Из последних сил улыбнулась. Не хватало при Грише рыдать. – Только одна просьба: не трепись, пожалуйста, об этом разговоре.

– Нина! Куда ты? Стой! Я согласен. Просто неожиданно очень.

– Благодарю! – Нина снова опустилась на стул. – Ты меня очень выручил.

Гриша потряс головой, словно наводя порядок в мыслях. Вырвавшееся из его уст согласие оказало на него же действие легкой контузии, даже оглох и амнезию заработал.

– Нина, мы что? Десять секунд назад решили пожениться?

– Да.

– Лысый кролик! И ты сказала, что несколько…

– Беременна.

– Японский крокодил!

– У тебя странные ругательства, изощренно зоологические.

– Гусары при дамах не выражаются.

– Мерси! Гриша, не паникуй. Ты легко можешь отказаться.

– От тебя? Слону в анус кактус! В смысле: я не такой дурак. Извини, словарные пласты перепутались.

– Вижу. Ты успокойся…

– Да я спокоен как замороженный кальмар… Действительно что-то на фауну тянет… И жутко хочется быть благородным.

– Твое согласие на мне жениться – верх благородства.

– Точно?

– Абсолютно.

– Тогда я озвучу простое и плотское.

Гриша не был бы Гришей, если бы с ходу не выдвинул своих давних желаний:

– Переезжаю к тебе, и спим в одной постельке?

– Это шантаж?

– Неуклюжее объяснение в любви.

– Спасибо! – искренне поблагодарила Нина. – Представить себе не можешь, как для меня сейчас это важно.

– Сегодня вечером прибуду в твою обитель со своими манатками? – развивал Гриша успех.

– Не торопись, пожалуйста.

– Сначала женись, потом увидим? Деньги и стулья всегда отдельно, только котлеты и мухи вместе.

– Все понимаю! Ты рискуешь больше, чем я. Дети, рожденные в браке… поди докажи, что не твои… алименты и прочее. Гриша! У тебя есть только мое слово, но оно верное. Ничего от тебя не потребую: ни денег, ни участия.

– Нинуля! Я ведь не про детей. И почему во множественном числе? Впрочем, мне до них… извини, как до вымерших динозавров… точно – на животном мире заклинило… Я нечадолюбив. Я про другое, про тесное так сказать… наше с тобой совместное…

– Ах, это! Не могу сказать. Сейчас – нет. В дальнейшем – не знаю. Мне требуется куда-то приплыть, а на берегу я разберусь. Ты идешь со мной в ЗАГС подавать заявление? – прямо спросила Нина.

– Иду. Но у меня еще одна пара.

– У меня тоже.

Оба преподавателя, Нина и Гриша, мысленно и лихорадочно перемалывавшие сложившуюся ситуацию, если не провалили занятия, то провели их с минимумом личного участия.

Нина очнулась, когда в аудитории недоуменный ропот превысил тихое бормотание. Оказывается, задавала один и тот же вопрос Ким Мэн Хо: «Который час?» Прилежный кореец отвечал: «Тли тсяца дыэвадцать минют». А Нина снова, как дятел: «Который час?» Темой урока было русское обозначение суточного времени. Кореец, бедный, уже пунцовый как помидор. Нина внутренне пришла в ужас (как долго она терзает Мэн Хо?) и учительским тоном строго велела всем писать сочинение на тему «Мой распорядок дня», с обязательным указанием времени, часов и минут, когда чистят зубы или обедают. А у нее появилась возможность подумать над последствиями своих поступков. Но, как и у студентов, все путалось. Они русское «без двадцати пяти восемь» и равнозначное «тридцать пять восьмого» не могли усвоить. А Нина не могла понять, к чему приведет внезапная шизофрения.

Григорий пришел в себя, когда студенты откровенно гоготали. Пересказывающий прочитанный текст шоколадно-коричневый эфиоп, уловив, что преподаватель не слушает, принялся нести (на приблизительно русском) околесицу. Студенты потешались недолго. Гриша объявил, что они для квалификационной комиссии по определению размера стипендий сейчас должны написать изложение романа Достоевского «Братья Карамазовы», с которым знаком всякий образованный человек, причисляющий себя к цивилизованным людям. Это были чистой воды враки, но студенты притихли, склонились над листами бумаги и дали Грише возможность подумать над тем, во что он вляпался.