Олег Рой - Охота Снежной королевы
Его собеседники, казалось, опешили от таких аргументов.
— Но герр профессор, от бомб гибнут люди, наши люди, — сказал один из них.
— Неважно, большинство из них уже потеряно для дела национал-социализма[6]. — ответил тот, кого называли профессором. — Те же, кто сохранил верность идеалам… — он помедлил. — Что ж, давайте считать их мучениками, павшими на алтаре нашего дела. Это вполне достойная смерть. Тут не о чем сожалеть.
Он разрезал яблоко на дольки и стал кормить ими девочку.
— Давайте не думать о грустном, — один из мужчин вздохнул. — Нам надо запастись солнцем, учитывая то место, куда мы отправляемся.
— Ну, солнца там будет предостаточно, — возразил ему профессор. — По крайней мере, в течение половины года, чего, правда, не скажешь о тепле.
— Повезло тем, кто попадет в Южную Америку, там, хотя и дикие места, хотя бы можно не опасаться выйти на улицу и замерзнуть насмерть, — негромко пробормотал кто-то.
Собравшиеся замолчали, как будто он затронул какую-то запретную тему.
— Папа, а куда мы поедем? — Ингрид дергала профессора за рукав.
— В Антарктиду, милая, — ответил он несколько рассеянно, погрузившись в свои мысли.
— Но там же холодно, — капризно надула губки девочка.
— Ничего, у тебя будет теплая шубка, зато Рождество можно праздновать хоть каждый месяц, — ответил мужчина.
Кто-то невесело рассмеялся в ответ на его последние слова.
За разговорами они не заметили, как подъехала еще одна машина. Из нее выбрался маленький невзрачный человечек в очках, похожий, как показалось Алисе, на какого-нибудь бухгалтера или мелкого чиновника.
Но люди отреагировали на него совершенно неожиданно. Все вытянулись по стойке «смирно». Профессор ссадил Ингрид с колен и встал.
— Хайль Гитлер, — они вскинули руки в нацистском приветствии.
— Здравствуйте, герр Гиммлер, — Ингрид присела в подобии книксена.
— Хайль, — человечек вяло махнул рукой. — Герр профессор, можно вас на минутку?
Отец Ингрид подошел к нему, и Алиса навострила уши.
— Что с проектом «Гримтурс»? — спросил, насколько она помнила из уроков истории, один из самых могущественных людей в фашистской Германии.
— Все в порядке, Генрих, все, что нужно для продолжения исследований, у нас с собой. Оставшиеся материалы и лабораторное оборудование мы уничтожили. Нашим врагам останется только гадать, чем мы тут занимались.
— А испытуемые и персонал? — спросил Гиммлер.
— Генрих, право, вы меня недооцениваете! — рассмеялся профессор. — Охрана и научные работники будут сопровождать нас. Рабочие, привлеченные из концлагерей, и испытуемые отправились в крематорий. Мы боялись, что не хватит топлива, но все обошлось. Чувствуешь, даже здесь воняет…
— Хорошо, — Гиммлер с благоговением достал из внутреннего кармана кителя небольшую деревянную коробочку, украшенную рунами. — Вот оно. Это ни в коем случае не должно пропасть или попасть в чужие руки, — его голос, голос человека, привыкшего повелевать, задрожал.
— Я понимаю, Генрих, понимаю, — отец Ингрид крепко прижал коробку к себе и протянул руку Генриху Гиммлеру. — Я сделаю все возможное, чтобы в случае чего возродить его не только всемогущим, но и бессмертным…
Он повернулся к ожидавшим его людям:
— Собираемся, по машинам.
— Папа, а что такое крематорий? — спросила Ингрид. Алиса поняла, что девочка, вертевшаяся неподалеку, очевидно, краем уха услышала незнакомое слово.
Девушка решила, что профессор, наверное, рассердится за такой вопрос, но он весело рассмеялся и подхватил дочь на руки.
— Это такая большая печь для сжигания всякого мусора, милая, — сказал профессор, направляясь к услужливо распахнутой дверце машины.
Не успела Алиса переварить эту жуткую фразу, как сон изменился.
Теперь Ингрид изрядно подросла, на вид ей было лет шестнадцать, и ни черной кожей, ни седыми волосами она пока не обзавелась.
«Пожалуй, если одеть ее нормально, то она не будет отличаться от других девчонок в нашем классе», — решила Алиса.
Сейчас Ингрид находилась вместе с отцом не то в больничной палате, не то в лаборатории, судя по всему, уже здесь, в Антарктиде.
Пациентами в этом заведении были похожие на снежных людей создания, которых Алиса уже видела в качестве ее солдат. Сейчас все они глубоко спали.
— Смотри, Ингрид, — сказал отец, — сегодня, наверное, самый лучший день в моей жизни. Наконец-то проект «Гримтурс» успешно завершился.
Он обвел рукой лежащие на койках волосатые туши:
— Вот они, наши суперсолдаты. Сильнее и быстрее любого человека, не боятся мороза, могут есть почти что угодно.
— Да, папа, — сказала Ингрид. — А еще накапливают солнечную энергию за полярный день и расходуют ее ночью, и еще много чего. Я знаю. Но они же совершенно тупые! — вдруг воскликнула она.
— Дочь, — профессор снял очки и аккуратно протер их белоснежным носовым платком. — Они и не должны быть хорошими собеседниками или галантными кавалерами. Своей задаче они идеально соответствуют. Каждый должен делать то, что ему положено. Тебя, кстати, это тоже касается.
Он показал рукой в дальний угол палаты.
Там на койках лежало несколько созданий. Меньше ростом и худее, шерсть на них росла кое-как, клочками, и весь их вид был довольно болезненным.
«Они похожи на младших и неудачных братьев этих йети», — сказала себе Алиса.
— Как мой лаборант ты обязана убирать помещение после экспериментов, — продолжал профессор. — В том числе неудачно отработанный материал. Вот и займись, цианид в сейфе. Как закончишь, приходи в общую столовую, там будет небольшое торжество в честь завершения проекта.
Алиса не могла поверить своим ушам.
— Нет, нет, ты что, с ума сошел?! Урод фашистский! Так же нельзя, ты делаешь из нее убийцу, такую же, как ты сам! — закричала она.
Но профессор не услышал девушку. Он повернулся и вышел из лаборатории.
«Я знаю, что это прошлое, и его уже не изменишь, но не могу и не хочу на это смотреть», — решила Алиса. Она собралась с силами, входя глубже в сон Ингрид, меняя его ткань.
И вот вокруг была уже другая обстановка.
Теперь в палате, в окружении капельниц и мониторов, находилась сама Ингрид. Алиса поняла, что ей очень плохо. Девушка с трудом дышала, волосы на фоне кожи, приобретшей сине-серый цвет, казались совершенно белыми, а по глазам было видно, что она испытывает сильную боль.
Алисе невольно стало жаль Ингрид.
«В конце концов, она не виновата, что ее отец фашистский Доктор Зло», — решила Алиса.
Она положила руку на лоб девушки, представляя, как боль уходит из ее тела. Ингрид задышала ровнее, ее глаза закрылись, она заснула.
В этот момент дверь в лабораторию отворилась и вошел профессор.
Он сильно постарел, волосы поседели, кожа на лице обвисла глубокими складками.
Если бы не понимание того, что все это происходит во сне, и желание узнать побольше о тех жутких делах, которые они тут творили, чтобы помочь Еве, Алиса бы непременно сделала с ним что-нибудь нехорошее. Но приходилось терпеть и смотреть.
Профессор внимательно изучил показания мониторов, сверился с записями в своем блокноте, проверил пульс у спящей девушки.
— Похоже, все идет как надо, — пробормотал он. И вдруг, к удивлению Алисы, нежно погладил дочь по голове. Он смотрел на нее с поистине отцовской добротой и заботой.
«Как он может любить своего ребенка и так легко отправлять на смерть других? Зачем он пытается вырастить из нее безжалостного фанатика-убийцу? — Алиса помотала головой. Это было выше ее разумения. — Криш, наверное, мог бы это как-то объяснить. А вот Олег — вряд ли», — пришла ей в голову странная мысль.
Тем временем картина сна опять изменилась.
Теперь Ингрид выглядела так, как сейчас. И она с ужасом смотрела на свое отражение в зеркале. Прямо в больничной пижаме девушка выскочила из палаты, пробежала по коридорам и, как пушинку, распахнув тяжелую железную дверь, ворвалась в кабинет отца.
— Папа! — закричала она. — Я что, теперь негр?!
Профессор спокойно поднял голову от бумаг.
— Доброе утро, — сказал он. — Не драматизируй и не будь глупой. У тебя нет никаких антропологических признаков этой ущербной расы.
— Моя кожа! Она черная! — Ингрид вытянула руки перед собой.
— Да, теперь ты, как и наши солдаты, малочувствительна к холоду и можешь аккумулировать солнечную энергию, а также стала сильнее и быстрее обычных людей. Это значит, ты более подготовлена к нашей Великой войне, к возвращению Третьего рейха, чем наши враги. Неужели, дочь моя, ты ставишь личные капризы превыше общего дела? — строго спросил он.
— Но, папа! — жалобно-возмущенно простонала Ингрид. Она схватилась за дверной косяк, как будто ноги ее не держали.
