Наталья Нестерова - Позвони в мою дверь
— Павел, у тебя плохо со зрением? — рассмеялась Зина. — Меня распирает от чувств к тебе. Приглядись.
Она встала и подошла ближе к торшеру. Слегка развела руки в стороны: вот я, смотри.
Все было в порядке. Она светилась. Отлично, замечательно светилась.
— Зинаида, бестолочь! Почему ты выходишь за меня замуж?
— Потому что я люблю тебя.
— Иди сюда. — Он протянул к ней руки.
Зина сделала два шага и остановилась:
— Постой! А ты? Почему ты женишься на мне?
— Потому что ты моя соседка, — хмыкнул Павел, приближаясь к Зине. — И ты меня измучила! — договорил он в миллиметре от ее губ.
Часть вторая
КРИЗИС СРЕДНЕГО ВОЗРАСТА
Глава 1
В мае 2002 года дочери Петровых Маняше исполнилось пять лет. День рождения отмечали в загородном доме. Руководство фирмы «Класс» давно перебралось на жительство в коттеджи охраняемого поселка в ближайшем Подмосковье, но Зина не хотела переезжать. Она любила свою большую квартиру на Чистых прудах. После свадьбы они сделали ремонт — соединили ее и Петрова апартаменты, да еще оттяпали часть лестничной площадки. Школа, в которой учились Ваня и Саня, находилась в трех шагах.
И только по понедельникам, после проведенных за городом выходных, мальчики досыпали по пути в школу в «ауди» — машине, которую Зина лихо водила и ласково называла Удюша.
Петров сидел в шезлонге, потягивал коктейль и довольно оглядывался по сторонам. Умеет Зина праздники организовывать. Пятидесяти приглашенным, взрослым и детям, не тесно на лужайке перед домом. По периметру лужайки развешаны цветные флажки и шары, в углу сцена с ширмой — здесь только что закончился маленький кукольный спектакль. Детей развлекает массовик — обряженный клоуном студент театрального института. На большой жаровне повар в белоснежном колпаке крутит с боку на бок аппетитные бифштексы, колбаски и гамбургеры. Бармен разливает напитки, две девушки-официантки убирают грязную посуду с круглых столиков под пестрыми зонтиками. Народ уже не толпится у длинного прямоугольного стола с закусками — насытились, разбрелись, болтают. То в одном, то в другом месте раздается смех. Зина хлопочет с десертом — фрукты, мороженое, сладости. В программе еще громадный торт, пять свечей на котором предстоит задуть Маняше.
— Дядя Петров! А я что-то знаю! Сказать по секрету?
Двенадцатилетняя внучка Потапыча подобралась незаметно. Она хитро и кокетливо крутила головой.
— Валяй! — Петров подставил девочке ухо.
— Саня и Ваня курят в гараже!
— Спасибо, Анюта! Ты настоящий друг, — ухмыльнулся Петров, вставая.
Конечно, близнецы лучшего не придумали, как устроиться у бензобака новенького отцовского джипа. Курили одну сигарету на двоих. Не затягиваясь, набирали дым в рот и шумно выдыхали. На мордашках — блаженство вкушаемого запретного плода и легкое разочарование по причине горечи во рту.
Увидев отца, Ваня и Саня принялись испуганно совать сигарету друг другу: ты возьми, нет, ты держи. Петров забрал дымящийся окурок, бросил на пол и раздавил с такой свирепостью, словно это был тарантул. Затем протянул руку и грозно потребовал:
— Давайте!
— Что, папа? — хором спросили близнецы.
— Пачку и спички.
— Мы только одну у дяди Юры без спроса взяли,.
— пискнул Ваня.
— Прикурили от зажигалки в машине, — дополнил Саня.
Петров показал сыновьям кулак: сначала одному поднес к носу, потом другому:
— Поняли? Разбор полетов вечером. А сейчас идете и, как все воспитанные дети, участвуете в массовых забавах.
Со словами «Да, папа! Хорошо, папа!» близнецы пулей рванули из гаража.
Десятилетние Ваня и Саня с высоты своего возраста презрительно морщились, глядя на конкурсы и игры, которые клоун организовывал с мелюзгой вроде их сестры. Но тут бросились в первые ряды.
С убранными за спину руками они грызли яблоко, с закрытыми глазами срезали игрушки на веревке.
Вошли в азарт и чуть не подрались со своим дворовым приятелем Никитой, который жухлил во время бега в мешках.
Праздник завершился небольшим фейерверком, перепугавшим Маняшу и приведшим в полный восторг Ваню и Саню, которым позволили поджигать запалы.
Они надеялись, что суматоха с отъездом гостей, уборка территории, в которой они приняли активное участие, отодвинет кару или — еще лучше — папа забудет об их проступке. Не тут-то было.
* * *В свое время Зину поразило, что Павел не только допускает, но и считает необходимым рукоприкладство в воспитании мальчиков.
— Пойми! — говорил он. — Мужчины уважают силу, а мальчишки часто только ее и понимают.
Меня мама десяток раз стыдила и уговаривала не воровать яблоки в соседском саду. А отец один раз выдрал — сразу невкусными те яблоки стали. Ты меня осуждаешь, что я за драки их не виню. Но мальчишки должны драться! Ведь они во дворе или в школе — как в стае молоденьких волчат. Не научатся сейчас давать сдачи, не дрейфить, не бояться боли — потом уже никогда не научатся. Другое дело, чтобы не задирались первыми, не считали кулак главным аргументом. Они между собой из-за какой-нибудь ерунды сцепятся, ты в обморок падаешь — ах, вы не любите друг друга! Зина, при чем здесь любовь? Они же неразлейвода, а драться натура просит. Не губи нашу натуру, Зина.
* * *Петров чинил расправу в комнате мальчиков на втором этаже — так орал, что соседи за триста метров могли слышать. Зина с дочерью внизу, в гостиной, сидели в обнимку на диване.
— Никаких оправданий! — кричал Петров. — Нет у вас оправданий и быть не может! Думаете, я вам лекции о вреде никотина читать буду? Про убитую лошадь? Я вам покажу лошадь! Снимайте штаны!
Пауза, секундная тишина. Петров вынимает ремень из брюк, поняла Зина.
Вжик!! — звук удара. Зина застонала. Маняща скуксилась, собралась плакать. Вжик! Вопли детей.
Вжик! Крик: «Папа, мы больше не будем!» Вжик!
«Папа, прости! Честно!»
У Зины сжалось сердце: изверг, лупит со всех сил, мог бы и понарошку.
— Маня, не плачь! — сказала она дочери. — Папа сейчас прекратит.
— А я и не плачу! — Маняша пыталась пустить приличествующую моменту слезу, но у нее не получилось — отвлекали подарки в углу. — Я, мамочка, не курила, и папа меня наказывать не будет. И еще не я стреляла из рогатки по прохожим.
— Поняла, доченька, — быстро заговорила Зина, — братики стреляли, но ты не говори об этом сейчас папе. Хорошо?
Петров спустился по лестнице красный от гнева, взлохмаченный, со сложенным ремнем в руках. Молча прошел в спальню. Зина бросилась наверх.
В комнате мальчиков, как снежинки, кружили перышки пуха. Распоротая подушка лежала тут же на кровати. Зина облегченно перевела дух: он бил по подушке!
Возбужденные Саня и Ваня хвастались боевыми ранениями:
— Меня та-а-ак больно по руке задело!
— А меня еще больнее по ноге!
У Зины пропало желание броситься к сыновьям с утешениями, она погрозила им пальцем:
— Вот я вам! Только попробуйте еще раз сигареты в руки взять! Немедленно все убрать и ложиться спать!
Она вернулась вниз. Маняша, свернувшись калачиком, уснула среди подаренных кукол, плюшевых игрушек, кукольных домиков. Зина перенесла дочь, переодела в пижаму, положила в кроватку. Сонная Маняша капризно пробормотала:
— Папа сказку не рассказал.
Папа, Петров, лежал на краю громадной кровати в позе покойника — на спине, руки сложены на груди.
— Конька! — потребовал он у Зины, не открывая глаз.
— Павлик, может, лучше валерьянки?
— Конька, я сказал! Полстакана.
— Поняла, несу.
Она вернулась с подносом, на котором стояли бутылка, хрустальные рюмки и блюдце с нарезанным кружочками лимоном.
— Кушать, то есть выпить, подано!
Зина поставила поднос на центр кровати, села рядом по-турецки. Петров перевернулся на бок, облокотился на одну руку, другой потянулся к бутылке, разлил коньяк по рюмкам.
— Провожая меня в последний путь, — провозгласил он, — не забудь напомнить детям, что они изрядно потрудились, чтобы свести отца в могилу.
— Хорошо, — кивнула Зина. — Типун тебе на язык! Значит, за детей?
Они чокнулись и выпили. Закусывая лимоном, Павел похвастался:
— Между прочим, меня первый раз застукали с сигаретой в семь лет, а не в десять!
— Не переживай, сейчас почти незаметно, что у тебя было тяжелое детство.
— Про тебя тоже, слава богу, перестали говорить, будто я недокармливаю.
Зина обиженно насупилась.
* * *После вторых родов она поправилась на пять килограммов. По мнению Петрова, килограммы распределились грамотно: у Зины потяжелели и округлились бедра, налились плечи, увеличилась грудь. Из угловатого подростка она превратилась в женщину с мягкими линиями и очертаниями. Но Зина панически боялась растолстеть и с грустью вспоминала свою осиную талию и хрупкие запястья. Петров подтрунивал над ее страхами, но она не находила ничего веселого в лишнем весе.
