Владимир Поярков - И смешно и грустно
— Отойдите, — врач из подъехавшей «Скорой помощи» слегка отстранил Евгения.
… Пока бригада медиков пыталась спасти Михаила, Женя со Светой, как могли, успокаивали его жену.
— Знаете… он уже собрался перелазить… и почему-то, когда я сказала вашу фамилию, он переменился в лице и аж отпрянул и полетел вниз… вы кто ему будете? — сквозь рыдания спросила Инна у Жени.
— Друг детства…
В конце двора показался автомобиль милиции. Долго опрашивали всех, кто мог это видеть. Никто ничего конкретного им не сказал. Инна уехала вместе с Мишкой на «Скорой»…
— Пойдем Жень… — Светка потянула Женьку за руку.
— А ты откуда здесь взялась? — сердито спросил Женя.
— Я в соседний вагон запрыгнула, боялась за тебя почему-то… мне даже показалось — это ты его сбросил…
— Дура ты, Света, полная, так и будешь за мной всю жизнь бегать и шпионить?
Светка обиделась и замолчала.
— Хотя, права, наверно, была — не надо было ехать. Не приехал бы — ничего бы этого не было… — произнес Евгений и пошел вперед, а она поплелась, не отставая, сзади.
…На последнюю электричку не успели. Пришлось ловить частника, и только к ночи они, наконец, добрались домой.
— Ты знаешь, Свет, мы его вдвоем побороть не могли никогда. Всегда думали — он ничего не боится. Но, похоже, все это время он боялся того дня, когда я приду… — уже дома сказал он ей.
Неделю Женька ходил мрачный. А еще через неделю к нему в гости приехала младшая сестра. Она приезжала к ним раз-два в месяц. Светке она нравилась, и они сразу подружились. Всегда собирали на стол в беседке, зажигали мангал, и сидели допоздна, пока Женькины племянники бегали по огороду и рвали с грядок викторию да чистили кусты крыжовника.
— Жень, ты в курсе, что Михаила — твоего друга бывшего — похоронили? — внезапно спросила сестра, как будто собираясь удивить его новостью.
— Да, я слышал, — Женька смутился и отвел взгляд от сестры.
— Я Марину — его бывшую жену — встретила. Она на похоронах у него была. Как сказали, его можно было бы спасти, но там какой-то мужик делал ему искусственное дыхание и массаж сердца. А этого не надо было делать, у него ребро сломано было… короче говоря, тот мужик, сам не зная того, проткнул ему сердце этим ребром и добил, можно сказать. Хотя, что говорить о нем, ты же из-за него и сел. Я даже не знаю, зачем я тебе это рассказываю.
Евгений помрачнел, встал из-за стола и пошел в дом. Людмила недоуменно посмотрела на Свету.
— А что он так переживает за него?
Света вскочила и побежала вслед за ним. Евгений стоял в доме возле окна и смотрел на противоположную сторону улицы. Света осторожно села рядом, словно боялась что-то ему сказать.
— Ты теперь считаешь меня убийцей? — произнес он, наконец, после длительного молчания.
— Нет… ты не убийца…
— Так или иначе, уже второй человек погибает, а я как бы ни при чём.
— Ну и что ты теперь собираешься делать?! — нервно воскликнула Светка.
— Не знаю…
— Зато я знаю! Ты должен перестать жить прошлым! Сам писал всем на свете — начну жизнь с чистого листа! Ты просто не понимаешь, что если этого не сделаешь, ты погубишь третьего, а это уже твое будущее!
— Ты про что говоришь? — Евгений повернулся к ней лицом.
— Про то, что я жду от тебя ребенка! Я буду психовать и нервничать из-за тебя, и его не будет. Ты этого хочешь? — почти выкрикнула она, уже начиная плакать. Она не могла иначе сказать. Это их жизнь, и она сама была уверена, что в силах сделать эту жизнь другой.
Евгений обнял Свету. Хотя он давно отвык чего-то бояться, последняя ее фраза, все-таки, напугала.
— Так, плакса, хватит слезы лить! Я обещаю тебе — с этой минуты больше ничем огорчать тебя не буду! — приказал Женя.
В дом зашла сестра. Поглядела на сидящих в обнимку Женю и Светлану, улыбнулась.
— Я понимаю, медовый месяц у вас все продолжается, но меня-то совсем не забывайте. И пойдемте в беседку.
— Пойдемте, конечно, — согласился Женя. — Думаю, надо выпить за хорошую новость.
— Какую новость? — удивилась сестра.
— А сейчас узнаешь… — загадочно сказал Женя и потащил, обнимая, сестру и жену к выходу…
Ночь в полнолуние
Ну почему они так любят рыбалку эти мужики. Не понять их совсем. Могут в любую погоду, даже в лютый мороз, прижимая подмышкой ледобур, с легкостью выскочить за дверь из-под тёплого бока жены. А мой такой же — ничем не отличается от тех, кто как тёмные грибочки торчат на заснеженном поле замерзшего озера.
Вот он опять собирается, спрашиваю:
— Ну зачем всё это тебе нужно?!
— Ты ничего в этом не понимаешь! — начинает нервничать он. — За рыбалкой скрывается целая философия жизни!
— Ой! Ну какая ещё может быть философия?! В сорокоградусный мороз после рыбалки принести всего три рыбки?!
— Я получаю удовольствие! Я сижу с удочкой и думаю обо всём! О жизни, о понимании мира…
И так круглый год. Я злюсь, но ничего с этим поделать не могу. И когда придёт уставший, как будто вагон угля разгружал, мне придется опять чистить эту рыбу. И готовить из неё и первое и второе, хотя… я вот сазана люблю! Ох, до чего же он вкусен запеченный в духовке с лучком, чесночком, перчиком и сметанкой обмазанный!
Не знаю, с чего я стала его подозревать? То ли рыбы меньше стал приносить, то ли со странной пропажи его белой рубашки и брюк из шифоньера. Божился, что не видел, ещё и меня обвинил, мол, сама куда-то засунула. Пришлось ему в тот день идти на паспорт фотографироваться в серой рубашке. Присматривалась, приглядывалась, но ничего вроде больше подозрительного не заметила. Потом DVD исчез. Сказал — в ремонт сдал, и третий месяц подряд эти ремонтники ничего с ним сделать не могут. Но последней случай просто поставил меня в тупик. Да всё нормально, скажем, ничего особенного. Рыбы много привёз, но только ценник в пакете там оказался, на триста рублей с копейками. Ничего я ему не сказала, подумала, может случайно попал туда?
И вот ему завтра снова ехать. Он пораньше ложится спать. А я лежу рядом и не могу заснуть. Полная луна через открытые шторы освещает всю спальню. Любуясь, смотрю на его красивый профиль. Длинные ресницы мужа чуть-чуть подрагивают во сне. Интересно, что ему снится? Рыбалка? А может, что-то другое… Наконец, меня вдруг осеняет простое решение — женское. Захожу в чулан, где у него всё приготовлено, разрезаю ножницами в нескольких местах резиновую лодку, загибаю все эти крючки пассатижами. Самое замечательное — бамбуковые удочки ломаются почти беззвучно…
Ложусь тихонечко рядом и прижимаюсь к его щеке. Осторожно обнимаю его рукой и смотрю на циферблат электронных часов. Я не буду спать. Зачем? Я понимаю — жить мне осталось недолго…
После полнолуния (дописан женщиной с литературного форума. Света (Цапля))
Я просыпаюсь на границе дня и ночи, когда ночной сумрак еще лежит на крышах многоэтажек, но над горизонтом едва заметным, серым сиянием обозначается полоска будущей зари. Жена спит, доверчиво прижимаясь щекой к моему плечу. Я отодвигаюсь осторожно, чтобы не разбудить. Она такая красивая, когда спит.
Бесшумно ступаю босыми ногами, собирая заранее приготовленные джинсы, свитер и ковбойку, в темноте, не включая в чуланчике свет — только бы не проснулась! — сгребаю лодку, насос, удочки — наступаю на что-то… дьявол! — удочка ломается с легким щелчком. Какой идиот положил ее под ноги!? Тихо… я едва успеваю зажать себе рот, приглушая рвущееся возмущение. Только бы не проснулась. Она такая красивая, когда спит.
Отношу все вниз и швыряю в багажник видавшего виды Гольфа. Мягко урчит мотор, я мчусь по пустым улицам спящего города, наблюдая гаснущие на горизонте звезды и тусклый шар луны за левым ветровым стеклом. Желтые глаза светофоров призывно подмигивают мне, и машут вслед россыпью золотых искр.
Ляля… Ля-ля… Ее имя мягко перекатывается у меня под языком. Как мятная конфета. Я никогда не называю ее по имени. Всегда зайкой. Мужчине, который придумал именовать женщин уменьшительно-ласкательными названиями представителей фауны, нужно было присудить Нобелевскую премию мира. Скольких локальных войн удалось избежать благодаря этому изобретению.
Лялю я забираю уже на рассвете, она торопливо целует меня, ластится, как кошка, мурлычет. Умница. Всегда весела, всегда ухожена, всегда знает свое место, клад, а не любовница. Разве можно отказать такой в маленькой прихоти — поехать на два дня, только вдвоем в небольшой пансионат, где вероятность встретить знакомых в будни близка к нулю?
Разумеется, я удачливый сукин сын. Мы не встречаем никого, проводим два безмятежных дня, передвигаясь от койки к обеденному столу и обратно. Умопомрачительных два дня. Ни тебе разговоров о зарплате, ни требований съездить к теще окучить картошку, ни жалоб, что я-де, не занимаюсь сыном.