Патрисия Мело - Матадор
Иди сюда, Майкел, позвал Сантана, я познакомлю тебя с судьей. Адвокат. Врач. Депутат. Чиновник муниципалитета. Педиатр. Бизнесмен. Вирджиния. Голубые глаза и идеальные ноги. Красивая девчонка, эта Вирджиния. Преподаватель физкультуры, двадцать четыре года.
На сцене – группа «McRainbow». Я их обожаю, сказала Вирджиния, они играют музыку 60-х годов. Вирджиния села за мой столик и танцевала только со мной, она сказала, что сейчас одна и что я классный парень.
А потом был ужин, роскошный ужин при свечах. В каждой детали, в тающем мороженом, в накрахмаленной салфетке, в обходительности официанта, в рассказах Вирджинии, – Эрика ничего этого не могла знать – в каждой детали я чувствовал свою причастность к происходящему, все вокруг действительно имело ко мне отношение, и именно поэтому я понимал, что заслужил свою награду. Потому что вообще-то мне следовало оставаться на улице, под дождем. Принесите еще льда, попросил я. Но я сидел здесь. Я выбрал горячие закуски. Я должен был остаться внизу, на холоде. Но я сидел здесь, наверху. На самом верху. Мартини со льдом, сказала она официанту. Я пил весь вечер и заметил одну интересную вещь: я смеялся тогда, когда смеялись все остальные, мой смех был к месту, этому я тоже научился, смеяться, не выпуская из рук стакан с виски.
Наконец наступил самый торжественный момент. Было время, когда я думал, что женщины и чековая книжка в кармане – основа настоящего счастья. Я поднялся на сцену. Деньги могут помочь, женщины скрашивают жизнь, но только слава в состоянии полностью изменить жизнь человека, вот какой урок мне преподали в тот вечер. Мне аплодировали. Меня обнимали. Меня фотографировали. Попросили меня сказать пару слов. Я сказал, что собираюсь выдвинуть свою кандидатуру в Городское собрание. Им это понравилось. Медаль, какая все-таки красивая эта штука – медаль.
Ты был на высоте, сказал Сантана, когда я вернулся за столик.
Поздно вечером я уехал вместе с Вирджинией. Я остановил машину, и мы продолжали болтать, стоя напротив двери ее дома. Какая-то собака не переставая лаяла, брысь, сказала она, его зовут Кико, но у нас его никто не любит, все ему говорят, брысь, Кико. И теперь он думает, что ею зовут Брыськико, и отзывается только на это имя. Брысь-кико, позвал я, собака подбежала и стала лизать мне руки. Ты живешь один или с семьей? спросила она Я сказал, что со мной живет моя сестра, Эрика. Еще я сказал, что я не женат и подруги у меня нет. Так что я свободен. В какой-то момент мы оказались так близко друг к другу, что я подумал, сейчас последует поцелуй. Но она отступила на шаг назад и сказала, что ей пора идти. С характером женщина Я попросил у нее телефон, и мы договорились, что я позвоню ей на следующий день.
Вернувшись домой, я на цыпочках прошел в свою комнату. На кровати у меня лежал конверт. Я открыл его. Это было письмо от Эрики.
Ты кретин. Я больше видеть тебя не хочу, никогда и ни за какие деньги.
Марлениу подыскал для меня местечко, далеко отсюда, место очень укромное, так что не пытайся найти меня, все равно не найдешь.
Саманту я забрала с собой, она мне как дочь, а тебе на нее ровным счетом наплевать.
Еще я забрала двадцать тысяч долларов, которые лежали в сейфе, извини, но мне они при годятся. Ты остался без горничной, она уехала со мной. Позвони в агентство, телефон 322-4432, дона Марсия подыщет для тебя кого-нибудь.
Прощай,
Эрика
PS: Да, совсем забыла, ты идиот, Майкел, я никогда не ложилась и ни разу не лягу в постель с Марлениу. Я все еще люблю тебя, но, честное слово, я найду себе отличного парня. Можешь мне поверить. И я найду свое счастье, вот увидишь. А ты иди ко всем чертям, вот чего я тебе желаю. А еще я хочу, чтобы ты всю жизнь плавал по уши в дерьме и не смог бы забыть меня и чтобы ты нашел себе какую-нибудь дуру набитую, тебе, дебилу, под стать.
Я бросился в комнату Саманты, обе кровати были аккуратно застелены. У меня похолодело в груди, кровь с шумом ударила в голову. Я бросился к Марлениу. Никого. Я побежал к нему в церковь. Пусто. Вернулся домой, позвонил Сантане, в слезах, эта сука похитила мою дочь, мямлил я. Успокойся, парень, я ничего не могу понять. Объясни мне толком, что случилось, ответил он.
34
Не открывай глаза, пока я не скажу. Я сидел с закрытыми глазами и чувствовал запах духов Эрики, она быстро ходила по комнате, вдруг она включила музыкальный центр, я услышал медленную американскую мелодию, какие обычно целый день крутят по радио, можешь открыть глаза, сказала она. Я открыл. Ну как? Тебе нравится? Эрика стояла передо мной в длинном платье золотого цвета, с распущенными волосами, руки в кольцах, очень много колец. Супер, сказал я. Давай потанцуем. Мы начали танцевать. Зазвонил телефон. Подойди, сказала она. Пусть звонит, ответил я. Подойди, это может быть важно, настаивала Эрика.
Я проснулся, звонит телефон, на ковре посреди гостиной, рядом со мной, бутылка виски. Алло?
Кто такой Марлениу Силвану? – услышал я голос Сантаны на другом конце провода. Вопрос этот окончательно разбудил меня и разрушил то, чего я с большим трудом и с помощью виски смог добиться – поспать несколько часов. Боль снова вернулась, а вместе с ней и все это дерьмо, очень тяжело, когда тебя бросают, возникает желание бежать, никуда не сворачивая, бежать куда глаза глядят, бежать без остановки, бежать, пока сердце не лопнет в груди. Марлениу – пастор, ответил я. Я знаю, что он пастор, но откуда он вообще взялся? Какое он имеет к тебе отношение? Никакого, сказал я. Чушь собачья, не может этого быть, этот парень здорово тебе нагадил, ты влип по уши, сказал Сантана, по уши. Мне звонил Зе Педру, следователь из шестнадцатого отделения. Я попросил его поговорить с ребятами из отдела, занимающегося похищением людей, я объяснил ему, что у тебя случилось, сказал, что Эрика сбежала, похитив твою дочь, он попросил меня немного подождать, а потом перезвонил сам и сказал, что дела твои хреновы, рассказал мне о Марлениу, он приходил вчера в полицию, показывал сломанную руку, накануне его выписали из больницы, прямо оттуда он пошел в участок и настучал на тебя, сказал, что труп, который нашли во дворе у Маркана, это труп твоей жены Кледир, алло, Майкел, ты меня слушаешь? Слушаю, ответил я. Марлениу сказал, что ты задушил свою жену, алло, Майкел? Алло, сказал я. И теперь эти болваны-эксперты, которые провозились столько времени и ничего не выяснили, дружно утверждают, что это тело Кледир и что заявление Марлениу полностью подтверждает их заключение, алло, Майкел, ты слышал, что я сказал? Слышал, ответил я. Ты избил его? Да, сказал я. Он подписал еще одно заявление, о нанесении ему тяжких телесных повреждений, заявил Сантана. Это еще не все, он выдвинул очень серьезное обвинение, что ты угрожал убить Эрику. Дело плохо, полиция уже запросила санкцию на твой арест, алло, Майкел, ты слышишь меня? Немедленно ко мне, ты понял, что я сказал?
Я повесил трубку. Забавная вещь страх. Он проникает в грудь, заполняет собой живот, и начинает руководить твоими действиями, так что даже не понимаешь, в какой момент это случилось. Во всяком случае, со мной было именно так.
Дверь открыла Габриэла, ей позарез нужна была доза кокаина, это было написано у нее на лице, мне следовало сразу ехать к Сантане, по крайней мере, не следовало видеться с Габриэлой, но я хотел поговорить с доктором Карвалью. Попросить помощи. Он поможет, я не сомневался в этом. Отец дома? спросил я.
Майкел, этот козел, которого ты называешь моим отцом, собирается поместить меня в закрытую клинику, ты знал, что он хочет это сделать? Нет, ответил я. И все это потому, что моя учительница математики, эта щипаная курица, сказала, что я уже не в состоянии разделить одно двузначное число на другое, как будто это очень важно, уметь делить одно число на другое, я ее ненавижу, она сука, все они суки, им обязательно нужно испоганить чью-нибудь жизнь, она пришла к отцу и сказала, что я скоро разучусь писать, и теперь из-за нее мой отец собирается засунуть меня в эту вонючую клинику. Ты не знаешь, это очень противно, лежать в наркологической клинике? Там хоть телевизор есть? Нет, наверное. Боюсь, что в этой навозной куче даже телефона нет. Там есть только истеричные медсестры, мне рассказывала подруга. Моя подруга, бедняжка, провела там пять месяцев, работая в огороде, возделывая грядки и готовя пищу, это называется терапия, Господи, у меня от одной мысли, что придется работать на кухне, возникает желание перерезать себе вены. Ты знаешь, какая там терапия? Все такие ласковые, хочешь поговорить об этом? спрашивают у тебя, а голосок такой, как в сказке про белого бычка и черную корову. Хочешь поговорить о твоей маме? Давай обсудим с тобой эту тему. Кошмар какой-то, эти зануды-психологи могут доконать кого угодно. Пять месяцев, представляешь? Они будут спрашивать меня, как я отношусь к тому-то и тому-то, боюсь, что я не выдержу и наложу на себя руки. Клиника не может вылечить, тебя кладут туда, ты перестаешь ширяться, потом выходишь и снова за старое. Я им так и скажу, я не брошу наркотики, потому что без них мне не жить. Ты можешь мне помочь, спрячешь меня у себя дома, пока мой отец не передумает? Ничего не выйдет, ответил я. А немного порошка ты можешь достать? У меня нет, ответил я. Покупать наркотики в таких местах – очень опасное дело, можно раз и навсегда попасть в черный список. Я могу тебе в этом помочь, ты прикинешь, что и как, и мы провернем эту операцию. Мне нужно поговорить с твоим отцом, Габриэла, пропусти меня. А кокаин для меня ты принес? Мы же с тобой друзья, всего одну дозу, а то мне так плохо, неужели ты не видишь, как мне плохо.
