Виктор Левашов - Сочинить детективчик
Четыре с половиной тысячи долларов в год, меньше чем по четыре сотни в месяц — при нынешних московских ценах не пожируешь. Четырехкомнатная квартира на Ленинском проспекте осталась ему в наследство от отца, секретного физика. Жена не работала, двое сыновей-школьников, больная теща — потяни-ка такую ношу. Но Саша никогда не жаловался на безденежье. Когда «незванские», закончив дела в «Парнасе», заруливали в соседнее кафе и после соточки-другой горячо обсуждали, где сколько платят, он лишь невозмутимо покуривал трубку.
Леонтьев договорился, что подъедет к четырем, но приехал в половине четвертого, и все полчаса просидел на кухне — пил чай и вел с женой Саши светский разговор. К самому он не был допущен самым решительным образом: Саша работает, мешать нельзя, страшно злится.
— Какой-то он у вас нерусский писатель, — заметил Леонтьев. — Лесков говорил, что русский писатель любит, когда его отвлекают от работы.
— Да, он такой, — подтвердила она. — С десяти до четырех его нет ни для кого и ни для чего.
Когда урочный час наконец-то пробил, Иванов приветствовал гостя, заключив в объятья и дружески похлопав по спине широкой, как лопата, ладонью, в кабинете усадил в необъятное кожаное кресло возле журнального стола, предложил:
— По коньячку? Нечасто мы видимся. Сидишь тут, как медведь в берлоге, совсем от людей отвыкаешь.
— Спасибо, рано, — отказался Леонтьев. — У меня принцип: до шести не пью.
— Уважаю чужие принципы. Мне вчера звонил Герман Арбузов. Матерился, как сапожник. Это правда, что Смоляницкий отвалил тебе за Незванского четыре штуки?
— Так получилось.
— Это достало его до самых печенок. Выпытывал, сколько Смоляницкий платит мне. Я сказал что есть: по полторы тысячи. Немного успокоился. И я его понимаю. Не то обидно, что тебе мало платят, а то, что другим больше. Как я понимаю, ты приехал по делу?
Внимательно прочитав заявку и выслушав пояснения Леонтьева, неторопливо набил трубку, попыхтел ароматным «Золотым руно» и оценил идею так же, как коммерческий директор Эбонидзе:
— Может иметь быть. На какие тиражи они рассчитывают?
— Как пойдет. Зависит от нас. Для начала — десять тысяч. Зацепим читателя, будет и тридцать, и пятьдесят.
— А сто? Или триста, как у Незванского?
— Мечтать не вредно. Но занимать под эти гонорары я бы не стал.
— То-то и оно. Симпатичная задумка. Даже я на секунду дрогнул. Но если посмотреть трезво: зачем тебе это нужно?
— Ну как? — слегка растерялся Леонтьев. — Тебе не надоело писать за того парня?
— Это не критерий. Надоедает все. От добра добра не ищут.
— Получать по полторы тысячи басов за полновесный роман — это ты называешь добром? — удивился Леонтьев.
— Но мы-то с тобой знаем, что полторы штуки — это еще не все.
— Что ты имеешь в виду?
— Не понимаешь? — на этот раз удивился Саша. — В самом деле не понимаешь? Брось, мы же свои люди. Ты с самого начала это знал — еще когда предложил мне работать под Незванского. Понятно, все карты не раскрыл. Но я тоже не пальцем деланный, дотумкал.
— Стоп, — сказал Леонтьев. — Давай с начала. Чего я не понимаю?
Саша озадаченно посмотрел на него, потом подошел к книжному стеллажу, достал томик в знакомом серийном оформлении и открыл на закладке. Прочитал вслух:
— «Нет, наркота — это от дьявола. Вино — от Бога. Когда человек пьет вино сухое или крепленое, виноградное или даже плодово-выгодное, когда он пьет портвейн, херес, мадеру, кагор, малагу, марсалу, пино гри, токай, мускат или мускатель, когда он пьет коньяк, арманьяк, ром, джин, бренди, виски, самогон, водку простую или высшее достижение человеческой цивилизации — водку „Смирновъ, столовое белое вино номер двадцать один“, — он как бы берет в долг под не очень большие проценты…» Узнаешь?
Леонтьев кивнул. Это была цитата из одного из его «Незванских».
— Не хочешь ли ты сказать, что сотворил эту поэму бесплатно и ничего не поимел от торгового дома Смирнова?
— Я мог что-нибудь поиметь?
— Валера, ты меня обескураживаешь. Что значит мог? Должен был! Обязан! Две штуки как минимум — только за одно упоминание о «смирновке». А у тебя в романе не одно!.. — Саша вернул книгу на место и извлек другую.
Мамаев кинулся к телефону и набрал номер мобильника Тюрина. В трубке послышалась музыка, потом недовольный голос начальника службы безопасности: «Слушаю. Кто это?» «Я тебе, твою мать, что приказал? — прошипел Мамаев. — Я тебе приказал: смотреть днем и ночью!» «Ты, Петрович? Они смотрят». «Выключи музыку!» «Не могу. Это группа Хуун Хуурту. Я у китайского летчика Джао Да». «У кого?!» «Это ресторан-клуб на Лубянке. Так называется: „Китайский летчик Джао Да…“»
И дальше:
«Послушай, Тюрин. Ты не делай мне одолжения, не нужно, — попросил Мамаев. — Если тебе не нравится у меня работать, так и скажи. Я не буду тебя удерживать. Даже выходное пособие дам. И сиди в этой китайской помойке хоть сутками!» «Ты можешь уволить меня без всякого пособия, но китайского летчика не трогай! — неожиданно взъерепенился Тюрин. — Это самое стильное место в Москве. Самое стильное! Для тех, конечно, кто понимает!» «Да ты чего?» — опешил Мамаев. «Ничего! „Китайский летчик“ для него помойка! Чтобы оценить вкус, нужно иметь вкус! Конечно, если ты всю жизнь жрал „Солнцедар“, „Шато Марго“ тебе не понравится!..»
Саша захлопнул книгу и с иронией поинтересовался:
— Неужели и «Китайского летчика» ты воспел от широты души?
— Стыдно признаться, да. Я в нем даже ни разу не был. Название понравилось.
— Ну вот. А я-то восхищался: вон как Валера Леонтьев упаковывает «product placement», учись, Иванов!
— Что такое «product placement»?
— Даже этого не знаешь? Скрытая реклама! Правильно Пушкин сказал: мы ленивы и нелюбопытны. И сами же из-за этого страдаем.
Саша сел к компьютеру, отыскал нужный файл и уступил место у монитора Леонтьеву:
— Просвещайся.
Леонтьев прочитал:
«Принцесса на Кириешках», «Бочка но-шпы и ложка яда» — вслед за теле- и кинопродуктами рекламодатели осваивают книжный product placement. Литературный PP за рубежом стал активно использоваться с 90-х годов. В раскрутке Bulgari замечен британский романист Фэй Уэлдон (роман «Коллекция Bulgari»). Писательница Кароль Мэттьюс обязалась упоминать в своих произведениях машины Ford…
В России product placement в книгах стал существовать как работающий канал коммуникаций с 2003 года. Тогда после успешного эксперимента с книгой Дарьи Донцовой «Филе из Золотого Петушка» Полина Киселева, покинув компанию «Продукты питания», создала агентство Fabula и поставила PP в книгах на коммерческие рельсы. Первое место в рейтинге Fabula занимает Дарья Донцова: она выпускает по двенадцать книжек в год миллионным тиражом. Стоимость одного упоминания марки в ее книге рекламодателю обойдется от $17 000. За ней следуют: Татьяна Устинова (четыре новинки в год, тираж миллион экземпляров), Сергей Лукьяненко (новых книг столько же, тираж полмиллиона), Александра Маринина (1–2 книги в год, 700-тысячный тираж). Упоминание бренда в книгах этих авторов стоит чуть меньше — от $12 000. Далее идут авторы 300-тысячных тиражей, от $2000 за упоминание: Евсей Незванский, Татьяна Полякова и прочие…
— Лучше бы я этого не знал, — сказал Леонтьев, дочитав статью. — Что самое противное в жизни? Упущенные возможности.
— Возможности еще не упущены, — возразил Саша. — Я сведу тебя с нужными людьми. Они оценят твое умение подавать скрытую рекламу. Но о «Полиции нравов» придется забыть.
— Да нет, спасибо. Я уж побарахтаюсь. Не выйдет — значит, не выйдет. Но не попробовать не могу. Иначе получу комплекс на всю оставшуюся жизнь. А оно мне надо?..
* * *Однажды Леонтьеву приснился странный сон. Чаще всего ему снилось, что он мучительно пытается свести концы с концами в каком-то тексте, концы не сходятся, текст разваливается, исчезает на глазах, несмотря на отчаянные усилия его удержать. Просыпаясь, с облегчением понимал, что это был сон, и мгновенно его забывал. Но этот запомнился.
Приснилось ему, что он в какой-то незнакомой местности. Что-то вроде Кольского полуострова: сопки в первом свежем снегу, берег озера, рыбаки в прорезиненных робах на причале. Он спрашивает у рыбака:
— Мужик, какое сегодня число?
— Десятое октября.
— А год, год какой?
— Семьдесят восьмой.
Первое чувство: зачем, не хочу, зачем мне возвращаться на тридцать лет назад и переживать то, что я уже пережил, за что полностью расплатился?
Второе чувство: черт, как здорово, я ведь знаю все, что будет, знаю точно, что и в какой день произойдет, с учетом этих знаний я смогу выстроить жизнь совершенно по-новому, сделать ее успешной.
А как, собственно, по-новому? — думал Леонтьев, медленно переходя ото сна в реальность. Что, например, изменится от того что я буду точно знать, в какой день рухнет Советский Союз? И до меня знали. «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» Просуществовал до 1991-го. Семь лет — не такая уж большая ошибка. Ну, проору на весь мир еще раз. Раньше проору — посадят в психушку. Позже — кому это интересно?
