Ирина Лобановская - Что мне делать без тебя?
Малахов пожал плечами.
— Понятия не имею. Выясню на месте. Вон бежит Полина! Что ты еще выдумал с подарком?
Девочка подлетела к Валерию и ткнулась головой ему в живот.
— Это тебе, Валерий! С Рождеством!
Малахов взял пакет у нее из рук. Пора было садиться в самолет. Табло уже не раз помаргивало, напоминая о времени.
— Спасибо! — сказал он. — Спасибо вам обоим за все… Ну, пока! Я скоро вернусь…
И медленно, поминутно оглядываясь, двинулся вперед. Две фигуры — большая и маленькая — дружно махали ему вслед. Валерий в последний раз оглянулся. Две уменьшающиеся фигурки вдалеке… И широкое, ровное поле аэродрома впереди, с которого через несколько минут рванется в воздух его последний на этой проклятой московской земле самолет…
9
— Ашот! — пошевелилась рядом Маргарита. — Да когда это кончится наконец?
Муж удивился ее вопросу и проснулся. Часы показывали пять минут третьего. Карен, конечно, дома опять не ночует. Если Рита спрашивает о нем, то это не кончится никогда.
На улице под окнами кто-то беспрерывно с отчаянием выкрикивал:
— Я хороший, а она меня бросила! Я хороший, а она меня бросила!
— Сумасшедший! — шепнула Маргарита. — Так кричит уже очень давно.
— И что я должен делать? — спросил Джангиров.
— Ну, Ашот! — закапризничала Маргарита. — Я хочу спать!
Муж лежал, глядя в потолок и вспоминая темноглазого сына с его заносчивым и вызывающим видом.
— Что же делать? — повторил Джангиров.
Словно ему в ответ распахнулось окно этажом ниже.
— Молоток твоя баба! — заорал басом сосед. — Ты, видно, ей надоел так же, как нам!
"Хороший" растерялся и замолчал. Ашот улыбнулся. Наступила долгожданная тишина. И в этой тишине Джангировы ощутили неестественную, угнетающую пустоту в комнате Карена.
— Все-таки ты напрасно разрешил ему не ночевать дома, — жалобно посетовала Маргарита. — Я понимаю, у тебя не было другого выхода…
— Что я должен сделать? — в третий раз повторил Ашот. — И почему ты совершенно не спишь по ночам? Ведь тебя разбудил не этот страдалец, ты просто еще не засыпала.
— Да, правда, — виновато согласилась Рита. — И ты ничем не можешь мне помочь… Неужели мы совершенно бессильны?
Джангиров уже примирился с этой мыслью: у него дьявольски упорный ребенок. Ашот погладил жену по плечу.
— Боюсь, что так, рыжая… И это очень хорошо. Карен сейчас счастлив, зачем ему мешать? Любовь — всегда испытание, и нужно радоваться, что он оказался к нему готовым. А вот мы слишком плохо знали его. Думали, мелочи, переходный возраст, то да се. Переходили, переходили и наконец перешли… Прямиком к любви… Человек всегда начинается с мелочей, чтобы проявиться по-настоящему в чем-то большом и серьезном. Все-таки лучше обмануться в ребенке позже, чем не поверить вначале. Я всегда и во всем доверял Карену. И сейчас доверяю. Он вряд ли ошибается в себе.
— Спорно и неоригинально! — заявила Рита, прежде никогда не спорившая с мужем. — Ты чересчур идеализируешь Карена! Всегда и во всем. А мы не такие уж тупые!
— Возможно… Но не это главное. Просто нам не стоит лезть в его жизнь. Пусть любит, учится понимать другого, сострадать… Да и Малахов, вспомни, не советовал нам вмешиваться в личные дела Карена…
Марго возмущенно села.
— Ах, Малахов? Ты и его представляешь себе совсем не таким, каков он есть. Уже прошло несколько месяцев после его отъезда, но никто до сих пор ничего не понял! Куда он уехал, почему, зачем? Бросил все, ни слова не сказал на прощанье, не прислал никому ни полстрочки! Здесь какая-то нехорошая тайна, а его жена почему-то предпочитает все оставить как есть и даже не пытается что-либо предпринять и изменить. Все секреты да секреты! Твой загадочный и любимый Валерий Семенович ужасно, страшно нас подвел! Он непорядочный!
— Да чем он нас подвел, рыжая? Скорее, мы сами себя подвели. А его загадочность не такая уж необъяснимая. По всей вероятности, он просто не мог жить дальше по-прежнему, вот и все.
Маргарита повернулась к Ашоту, отбросив назад густые, не редеющие с возрастом, тяжелые волосы. Рыжий ангел, насквозь земной и давно позабывший о своих небесах…
— Ты договорился до абсурда! Я тоже не могу больше жить так, как живу: я не могу не видеть Карена неделями и знать, что он ночует у старухи и трахается с ней, мой ребенок! Прости меня, Ашот! Может, мне тоже теперь все бросить и бежать отсюда куда глаза глядят?
— Рыжая, — в который раз попытался найти веские, убедительные доводы Джангиров, — ты преувеличиваешь! Мне тоже многое не нравится, но, тем не менее, у Карена серьезное чувство, и она вовсе не старуха, а очаровательная женщина.
— Ах, вот как! — взвилась Маргарита. — Значит, ты ее видел и был очарован?! Замечательно! Тогда нам с тобой больше не о чем разговаривать! Ты можешь и дальше поощрять страсть мальчика и уверять, что это серьезное чувство! Заодно я разрешаю тебе самому влюбиться в нее и тоже там ночевать! Если Карен тебе позволит! Кстати, она моложе меня, что же ты не сообщил мне об этом?
Ашот постарался, чтобы жена не увидела его улыбку. Как вызывающе чужое счастье и как легко люди поддаются его вызову!
— Рыжая, — шепнул он, — а я даже не подозревал, что ты умеешь ревновать! Ведь я ни разу в жизни не давал тебе повода. И, знаешь, у меня еще никогда не было ни малейшего желания тебе изменить! Почему бы это?
— Еще не было? — продолжала взбешенная Маргарита. — Хорошее заявление! Еще не было! Значит, будет? Прекрасно, что ты меня порядочно и честно предупредил!
— Опять ты со своим "хотелось"! Ты слишком часто стала предъявлять свое желание как неопровержимый аргумент. Но я согласен принять его целиком и полностью с одним условием: ты тоже всегда будешь делать то, что хочется мне!
Рита так удивилась, что тотчас потеряла большую часть воинственного запала.
— А разве я делаю иначе? По-моему, я всю жизнь только и выполняю твои желания!
— Да?! Что ты говоришь! — притворно изумился Ашот. — Ну, тогда выполни одно из них, но немедленно. По крайней мере, потом ты будешь спать. Могу поклясться.
И пока Марго пыталась самостоятельно понять, что он имеет в виду, Ашот начал целовать роскошные рыжие волосы, белый, до сих пор такой гладкий лоб, любимые, сейчас такие разгневанные глаза… Жена притихла, пытаясь, правда, проворчать что-то в ответ, но ее попытки все слабели и слабели, а губы все крепче прижимались к сделанному из металла Джангирову, оказавшемуся вдруг совершенно бесхарактерным перед собственным сыном, созданным из значительно более прочного материала.
Валерий действительно не сообщил о причинах и мотивах своего отъезда и, по меньшей мере, странного поведения. Невразумительная открытка из Германии, написанная неразборчиво, наспех, ничего не объяснила Эмме. Единственное, что она хорошо поняла — он не вернется никогда. Ни после Рождества, ни весной, ни летом, ни через год… Он вообще к ней не вернется, не вернется в Россию, в Москву. Он хочет жить в Европе, и пусть остальное не тревожит Эмму: как он собирается существовать — его личное дело.
В воздухе настойчиво запахло весной, и молодые, неразумные юноши, не боясь весенней сырости и рискуя простудиться, бродили по ночам до утра, обнимая своих юных спутниц за худенькие плечи.
Семен спросил об отце на ходу, и, выслушав довольно пространное и неопределенное объяснение матери, вполне им удовлетворился.
Валерий и Олеся были очень наивны и жестоко заблуждались: Эмма все о них знала. Но предпочитала не вмешиваться. Малаховы давно жили, как соседи, по странному капризу судьбы соединенные под одной крышей. Любовь в их доме никогда не зимовала, но Эмма все же старалась сохранить едва теплящиеся, почти не греющие ощущения молодости, когда погруженный в книги юноша казался ей олицетворением всего самого лучшего на Земле. Он работал, работал, работал… Сидел ночами. Валерий не любил никуда ходить, все вечера, выходные и праздники просиживал дома. И как же он, умный, рассудительный директор школы, не смог догадаться, насколько подозрительными и странными будут для Эммы его вечерние отлучки?
Люди удивительно слепы. И почему-то всегда уверены, что окружающие тоже лишены зрения.
За годы довольно безрадостного существования рядом с Малаховым Эмма сумела так притерпеться к своей беде, так с ней свыкнуться, что смогла не по-женски мужественно вынести новый поворот судьбы. Эмма понимала, что все равно у Валерия с непутевой Олесей ничего не получится — просто не может получиться! — а поэтому лучше всего затаиться и переждать это позднее увлечение мужа.
Но Малахов поступил слишком неожиданно… Он бежал от своей любви. Значит, и от Эммы.
Она почти забыла, что такое мужчина в постели. Рассчитывать на других мужчин не приходилось — не та внешность, а интимные общения с Валерием давно стали эпизодическими. Их нельзя было принимать всерьез. И муж раньше не придавал им большого значения. Потом у него все изменилось… Но не у Эммы. Никто никогда не интересовался ею — душа кажется прекрасной, загадочной и глубокой только у красивой женщины.
