Джим Гаррисон - Зверь, которого забыл придумать Бог (авторский сборник)

На кровати, сперва отодвинув образ ее красивого зада в светло-зеленых штанах, Б. П. сообразил, почему ему пришла на ум та история. Потому что боялся рассыпаться в Лос-Анджелесе, как ее муж в лесу — среди прочего, тот нарочно отстал, чтобы сожрать последние сандвичи, предназначавшиеся всем троим, и выдул остатки воды, так что найти ручей или ключ стало важнее, чем найти машину. Пятисотдолларовые туристские ботинки превратили его ноги в малиновое желе, а к концу дня он впал в паранойю и со слезами объявил, что Б. П. и его жена сговорились убить его, чтобы стать любовниками и завладеть деньгами. И все это из-за простой десятичасовой прогулки, озадаченно подумал тогда Б. П., а еще его изумило, что жена продолжала интересоваться флорой и фауной и с середины утра делала вид, что мужа не существует. Они были в двух часах хода от машины, когда Б. П. определил их местонахождение, но не сказал этого, чтобы проучить мужика за его плохое поведение. Уже перед самым выходом из леса муж зашвырнул свой сотовый в прудик, заросший водорослями, белыми и желтыми кувшинками. «Это безобразие, милый, бросать телефон в такой красивый пруд», — сказала жена. В какой-нибудь сотне шагов от опушки мужик схватился за голову и закричал: «Я слышу рев!» — а был это всего-навсего трейлер с бревнами на дороге. После он не смущался, а вел себя самодовольно, обвиняя во всем органическое слабительное, которое принял накануне, чтобы выгнать шлаки. Его жена и Б. П. с изумлением наблюдали, как он выхлебал всю оставшуюся в машине воду и слопал два энергетических батончика, не поделившись с ними. Б. П. получил поразительный урок того, как тебе не хочется вести себя в короткий свой срок на этой земле. Она высадила Б. П. у его крытой толем хижины и сунула ему в руку потную пятидесятидолларовую бумажку. Муж тем временем постанывал во сне на заднем сиденье. «Спасибо за волшебный день», — сказала она, глядя прямо перед собой, словно дворник на ветровом стекле был самой интересной вещью на свете. Б. П. съел на ужин трехфунтовую банку свинины и в сумерках протопал восемь километров до города. Карбюратор его фургончика барахлил, и он немного устал, но как устоять перед соблазном таверны Фрэнка, если у тебя полсотни долларов чистыми?

Мораль воспоминания была с библейским оттенком, типа «препоясать чресла», то есть кончай дергаться и веди себя так, как будто знаешь, что делаешь. Любой может превратиться в жидкое говно, даже если ты обучен делать йогу и имеешь избу за сто тысяч с двумя туалетами. Семь дней он гопничает, две трети страны покрыл, пора бы определиться на местности. Он, конечно, не понимал, что когда по-настоящему засаднило сердце от неприкаянности, это уже глубинный зуд заживления. Пятнисто-розовый потолок над ним затуманился и отплыл, и он отправился в обычно игнорируемую местность сновидений, где простой пруд с карпами в ботаническом саду Калифорнийского университета постепенно превратился в могучую реку, по которой он плыл на бревне. Негодяи в фуражках преследовали его на лодке и стреляли в него, подгоняя к колоссальному водопаду. В последний миг перед тем, как низвергнуться с грохочущей водяной стены, его тело взмыло в воздух, и он, с вытянутой вперед шеей, услышал тяжелое хлопанье и скрип своих крыльев. Он ощущал себя очень тяжелым, но удерживал высоту и летел по течению, высоко над яростным потоком. Крылья устали, отяжелели, и он стремительно пошел вниз, но как-то ухватился за белую сосну на берегу. Озадаченный неожиданным спасением, он посмотрел на свое тело и увидел, что он наполовину медведь, наполовину птица.

Зазвонил телефон на тумбочке, и трубку неуклюже сняла лапа.

— Алло, — хрипло прорычал Б. П.

— Что у тебя, на хуй, с голосом? Это Боб напоминает тебе, что ты заезжаешь за мной в восемь, значит, примерно через час. Ты понял?

— Конечно. Только что кончил йогу и сейчас занимаюсь прической, — сказал Б. П., откашляв голос от всех медвежьих остатков.

— Ты меня разыгрываешь. Йогой занимаешься?

— Йогу делай, йогурт пей — позабудешь про врачей, — сказал Б. П., думая о том, как Шелли и ее подруга Тара вели здоровый образ жизни, хотя имели слабость к кокаину и шампанскому.

— Кончай эту хуйню. Чтобы был на месте. Надо ехать на площадку. Сегодня у нас ночная съемка.

— На какую площадку? — спросил Б. П., глядя на свою эрекцию и спрашивая себя, есть ли в ней медвежья сила. Медведи знамениты своей выносливостью.

— Приезжай за мной, и все, дурак чертов. — Боб был немного возбужден.

— Еще раз скажешь «дурак», и подарю твой «таурус» бедному афроамериканцу.

— Извини. Прости. В общем, выяснили, где твой Мартен завтра вечером произносит речь. Надеюсь, выяснят, где он остановился. Лучше, чтобы разборка прошла без публики.

— Спасибо, Боб. Я, пожалуй, надену смокинг.

— Ради бога, не надо смокинга.

— Ладно.

Б. П. положил трубку, все еще под впечатлением от силы и беззаботности своего сна. Кто попрет против тебя, если ты наполовину медведь, наполовину птица?

В вестибюле «Уэствуд-маркиза» постояльцы и служащие кивали и улыбались ему, бездумно предполагая, что он может быть важным рок-музыкантом — их много останавливалось в этом отеле. Б. П. же не сомневался, что причиной тому — сочетание тропической рубашки с элегантной шляпой. Боба он нашел в гостиной, Боб пил мартини из пивной кружки и, поглядев на шляпу, сказал: «Нарядно». У шляпы было еще и то преимущество, что она скрывала жесткие непослушные волосы. В детстве, когда он стригся у парикмахера за двадцать пять центов, тот ныл, что у него на четверть доллара одного бриолина уйдет, чтобы пригладить ему волосы.

Самое трудное для сельского пришельца в огромном городе — понять соотношение между тем, как человек зарабатывает на жизнь, и тем, где он живет. У себя ты проезжаешь по улице и против каждого дома можешь сказать: мясник, булочник, свечник. В Лос-Анджелесе, конечно, ты сразу отдаешься во власть ворчливого недоумения, так же как в Нью-Йорке, с его вытянутыми слоистыми луковицами жизни, громоздкими склеенными ломтями отдельных реальностей, объединенными водопроводом, канализацией и хрупкими скорлупками камня. В Нью-Йорке ты можешь, по крайней мере, вообразить, что залез в свой детский домик на дереве, а те, кто далеко внизу, — не лесные муравьи, а вызывающие астму тараканы. Но вдруг проходит хорошенькая женщина с девятью дурацкими собачками на поводках, и мелькает мысль: эти люди знают, что делают. В Лос-Анджелесе для новичка ни о каком понимании не может быть и речи, и лишь после нескольких визитов какие-то дома, улицы и рестораны становятся успокоительными ориентирами. То же относится и к местным, которые совсем перестают замечать свое окружение, как, к примеру, жители Каспера в Вайоминге. Искушенный знаток городов скоро догадывается, что Большой Лос-Анджелес напоминает историю американской политики или саму структуру американского общества. Связь между Брентвудом и Бойл-Хайтсом[12] так же тонка, как между Конгрессом и гражданами, хотя эмоциональный склад обоих по страстности и напряженности подобен шоу Джерри Спрингера.[13]

Вот почему по дороге из «Уэствуд-маркиза» к студии Сони в Калвер-Сити, проезжая мимо мотеля «Сиам», Бурый Пес радостно гаркнул уткнувшемуся в яркий экран компьютера Бобу:

— Здесь я живу.

— А, да, чудесный «Сиам». Берегись обитающей там псевдофранцуженки. Это значит, она не настоящая француженка. Она из Редондо-Бич. Настоящим француженкам невозможно получить зеленую карту — понимаешь, разрешение на работу. Я дня три был по уши влюблен в Сандрину. Познакомил ее с парой друзей из Парижа, и они были изумлены. Сочли, что Сандрина — больше француженка, чем сами француженки, и вдобавок с безупречным оверньским выговором. Когда киношникам нужна француженка на эпизод, вызывают Сандрину. Ее маневр — жалобно попросить джентльмена о помощи с получением зеленой карты. Я, конечно, попытался. Адвокат взял с меня тысячу, чтобы за десять минут выяснить детали. В иммиграционном ведомстве ему сказали, что я тридцать седьмой ходатай за Сандрину. Если познакомишься с ней, береги бумажник.

— Зачем, если деньги в носке? — отшутился Б. П.

— Носок — самое очевидное хранилище для денег. Спроси любую девку в Вегасе.

— Я про носок, который на тебе. Немного прихрамываешь, чтобы не натереть деньги.

— А если хочешь купить сосиску или банку пива?

Боб закрыл ноутбук. Ум его питался пустяками.

— Держишь немного в передних карманах. Это близко к ширинке, никто не подберется. Очень чувствительная область. Моя подруга Шелли говорила, что у меня это вроде религии, но она сильно ошибалась. Мою религию я держу в секрете.

— Неплохая мысль. Я имею в виду секретность в этом городе. С актрисами рекомендую религию в качестве сексуальной наживки. Просто спрашивай их, какую конкретно цель преследовал Бог, создавая кинобизнес, — только не цинично. Будь серьезен и старайся немного возвыситься над сексом. Прощупай их сокровенные надежды и страхи и постарайся увязать с высшей целью, какова бы она ни была.