Хосе-Мария Виллагра - Антарктида
Я давно слежу за ней. Я не свожу с нее глаз. Я даже стал жить с ней, чтобы следить за ней постоянно. Мария настолько привыкла ко мне, что перестала обращать на меня всякое внимание, хотя первое время я казался ей очень странным. Ведь я ни разу к ней даже не прикоснулся. Я просто не мог этого сделать. Физически. Это похоже на аллергию.
Всякий раз, когда я пытался коснуться ее, на меня нападал приступ дурноты. Меня тошнило. Но не от нее. Тому, у кого обнаружилась аллергия на женщину, прямая дорога в Антарктиду. В этом случае я бы отправил туда себя сам. Но меня тошнит не от Марии. Меня тошнит от себя самого.
Чего я только не насмотрелся, наблюдая за Марией! Даже доктор Уртадо со всеми его знаниями и опытом оказался бессилен. Так и просидел над ней, не шевелясь, хотя прекрасно знал, что я рядом и не оставлю старого друга в беде. Доктор Уртадо рассказывал мне, что слышал от своих коллег о неких секретных экспериментах, которые проводятся где-то в Антарктиде. В процессе изучения лечебных свойств таблеток было обнаружено, что если человек терял в результате несчастного случая палец или даже руку, то утраченный член тела мог снова отрасти, если обеспечить пострадавшего усиленным питанием таблетками и поместить его в среду, напоминающую содержимое биореактора. Рука отрастала заново и была гораздо лучше прежней. Но не это удивительно. Оказалось, что возможна и регенерация наоборот. Если в результате несчастья от человека оставалась лишь рука, или палец, или все равно что — хоть ухо или один только волос, то при помещении останков в биореактор из них заново вырастал погибший человек. Только становился он куда здоровее, красивее и лучше умершего. Таблетки победили даже смерть! Доктор Уртадо рассказал мне, что аминокислоты, в которых и состоит секрет эффективности таблеток, в результате саморазвития уже давно превзошли по сложности человеческий ген. Ген человека — теперь лишь часть таблеточной структуры, которая завилась не в двойную, а в четверную спираль, в суперген небывалого существа.
И то, что выходит из биореактора в результате обратной регенерации, — уже не люди, хотя они и похожи на людей. Это сверхлюди. Новая раса. Пришельцы. Монстры. Называйте как хотите! Обратная регенерация запрещена, и доктор уверяет, что никаких „пришельцев“ не существует. А я уверен в обратном.
Мария — сирота. Мы, в общем-то, все теперь сироты, но вот что интересно: донна Молина как-то рассказала очередную свою небылицу о том, что у нее был страстный роман со знаменитым ученым, который, отправляясь в длительную командировку в Антарктиду, срезал с ее головы локон волос на память. Ученый, разумеется, так никогда и не вернулся из своей командировки, зато в доме, в котором он жил, появилась Мария. Впрочем, не так важно, откуда она взялась такая на белом свете. Я точно знаю, что она не женщина. Во всяком случае, я не могу смотреть на нее, как на женщину. Она чудовище! Потому что если она не чудовище, то чудовища мы.
Однажды во время маневров прямо на крышу нашего дома приземлился на парашюте здоровенный десантник. Он вломился в помещение через дымоход. Я сидел в кресле и отлично видел все, что Мария с ним сделала. Специально решил не вмешиваться, чтобы полюбоваться на это. Она как раз вышла из ванной в халате. Мария никогда не ходила по дому голой, хотя знала, что я все время слежу за ней. Я-то давно привык к этим ее фокусам, а десантник растерялся от неожиданности. Минуты две он чесал затылок, прежде чем сорвать с нее халатик. Их так учат. Ведь женщины всегда что-то прячут под одеждой. Убедившись, что под халатом у Марии ничего нет, десантник несколько успокоился, и тут Мария начала вытворять такое, что я глазам своим не поверил! Она начала… одеваться! Торопливо, отворачиваясь и прикрываясь рукой! Как будто так и надо! Как будто для девушки нет на свете ничего естественнее, чем спешно натягивать трусики при появлении десантника! Парень совсем обалдел от этого зрелища. Квадратная челюсть отвисла. Он так растерялся, что сам подал ей платье. И даже помог, почти насильно, застегнуть его на спине, хотя у него руки тряслись от волнения. Она натянула свое платьице, и десантник, эта зверская, измазанная сажей харя, встал на колени, чтобы надеть ей туфельки! Это было отвратительно! Вот до чего можно довести человека! Я убежал, чтобы только не видеть этого унижения человеческой природы. Я чувствовал, что и сам мог бы оказаться на месте этого парня.
Иногда мне кажется, что Мария просто мерещится мне. Причем на каждом шагу. Мне начинает казаться, что это не я ее преследую, а меня. Донна Молина считает меня параноиком. И верно. Я все чаще замечаю, что это не я слежу, а за мной. Где бы я ни был — через некоторое время появляется Мария: на улице, в гостях, дома. Полковник говорит, что она одна такая на белом свете. А я так уверен, что нет. Сегодня во время посиделок у донны Молины опять случилось то же, что и всегда, — ничего. И, как всегда, из этого ничего появилась Мария. Все вокруг сделали вид, что ничего не происходит, потому что знали, что я здесь и что я не позволю ничему случиться. Но когда действительно ничего не случилось, я отчетливо увидел, как в это же самое время за окном в сторону перекрестка, а других сторон у нашей улицы нет, прошла другая Мария. Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Но я же не могу разорваться. И сейчас, глядя на Марию, которая, как обычно, сидит у зацветшего окна и делает вид, что шьет, я невольно думаю, о той, другой Марии. Где она? Что с ней? Сколько их на самом деле бродят по Сантьяго?
Отлично помню свою первую встречу с Марией. Я пришел к ней домой с обычным обыском. Она делала вид, что шьет. Это меня, впрочем, не удивило. Люди часто делают вид, что чем-то заняты, кроме мыслей о сексе. Первым делом я перевернул все вверх дном в ее доме. Вывалил барахло из шкафов. Вспорол подушки. Поломал мебель. Мои рукава были закатаны, так что ей отлично были видны мои мускулистые руки. Я был в обтягивающих шортах. Из сандалий торчали большие пальцы ног. У меня на ногах все пальцы большие. Они такие большие, что на них почти не видно ногтей. Донну Молину ужасно возбуждал один вид моей босой лапы. Я хорошенько рассвирепел, и несколько верхних пуговиц моей рубашки невзначай расстегнулись, обнажив мышцы потной, поросшей густыми волосами груди. Не обнаружив, как всегда, ничего подозрительного, я подошел к ней, намереваясь разорвать на ней платье, чтобы она чувствовала себя более естественно. Но когда я заглянул в ее черные глаза, то не увидел там того, что ожидал увидеть! Это не был взгляд человека, женщины. Она смотрела на меня, как животное. Она была испугана. И этот страх выдал ее с головой, потому что значил, что ей есть чего бояться. Она боялась меня! Именно тогда я впервые испытал приступ этой странной аллергии. Мне стало так тошно, что я не смог себя заставить отхлестать ее по щекам, как обычно это делаю, перед тем как перейти к личному обыску и женской борьбе с подозреваемой. Я очнулся уже на улице. Меня рвало непереваренными таблетками».
22
Церемония была обставлена скромно, почти как частное торжество, хотя Генерал знал, что прямая трансляция об этом событии шла на всю страну. Перед тем как выйти к гостям, он долго стоял перед зеркалом и, сняв очки, разглядывал свое лицо, свои лоснящиеся от старости, впавшие, но необыкновенно гладкие благодаря таблеткам щеки. Сколько лет он уже живет на свете? Генерал почти ничего не помнил из того, что было с ним в прошлой жизни, до того как его забальзамированный и выпотрошенный труп извлекли из мавзолея и впервые воскресили с использованием только что обнаруженной и тут же засекреченной обратной регенерации. Сколько раз его вновь оживляли после этого? Его дни рождения шумно отмечаются всей страной уже чуть ли не каждую неделю. Не всякий курсант-отличник мог без запинки перечислить все эти даты. Генерал чувствовал себя не просто старым. Он чувствовал себя выпотрошенным и не совсем живым. Но скоро все это должно кончиться.
В небольшой комнате, которую по традиции называли арсенальной, хотя вместо оружия на ее стенах были развешаны картины фривольного содержания на религиозные и классические сюжеты. Центральное место занимали два огромных полотна: «Ад» и «Рай». На обеих картинах было изображено одно и то же: клубок переплетающихся в немыслимых позах тел.
Приглашение получили только самые близкие: начальник штаба сухопутных войск, главком ВМС, командующий столичным гарнизоном, еще несколько высших офицеров, членов хунты. Все были в штатском, и это еще более подчеркивало необычность происходящего. Мария стояла в стороне, вся в белом. Майор Санчес зачем-то нарядил ее медсестрой. Слова «неформальная обстановка» он понял по-своему. Прямо за спиной Марии во всю стену высилась картина. Из-за ее плеча на гостей глядели дикие глаза и искаженные мукой лица не то святых, не то грешников. Трудно было понять, «Ад» это или «Рай».
