Василий Аксенов - Ленд-лизовские. Lend-leasing
Что касается общей гигиены, то она, в общем-то можно сказать, пребывала на опрятном уровне. Когда были маленькими, купались или в эмалированных тазах, или в цинковых ванночках. Труженица тетка кипятила большие кастрюли воды на двух семейных примусах и двух электроплитках. Кипяток сливался в тазы и ванночки и разводился водой из-под крана, которая считалась в городе едва ли не второй в СССР по качеству чистоты. В эту смешанную воду загонялся, скажем, маленький Акси-Вакси. Тетка начинала мочалкой тереть ему одну ногу. Помыв одну, отступала на шаг: «Ну, Ваксик, скажи, какая нога тебе больше нравится?» Он показывал на несравнимо более чистую ногу. Тетка счастливо смеялась. Похоже было, что она относилась к нему как к собственному сынишке.
Повзрослев, он стал иногда посещать баню. Городская баня № 4 была в получасе ходьбы, за площадью Свободы, на улице Красная. Построенная на дерьмовом цементе в манере конструктивизма с широкими квадратами окон, закрытых непрозрачными стеклянными кирпичиками, она производила весьма сумрачное впечатление. При подходе к этому сумрачному впечатлению иной раз никого не было видно, что означало, что очередь в достаточной степени невелика, чтобы поместиться в зале ожидания и на лестнице четырех этажей. Мерзейшим потом и слежавшейся в складках телес гнильцой попахивало по всем извивам этой внутренней очереди. Потом, впрочем, всякий сочлен очереди привыкал, особенно если книжка была припасена захватывающая, ну, скажем, «Аэлита» или «Гиперболоид инженера Гарина». В другой раз уже на площади Свободы стыдливо торчал хвостик очереди, стоящей на Красной, и это означало, что простоишь там в два раза больше часов, чем в первом варианте. Зато очереди во внешней части были не столь вонючи. Особенно в прохладную ветреную погоду.
Полный кобздец для очереди наступал тогда, когда в баню пригоняли воинскую команду. Еще издали раздавался мерный чугунный шаг, потом доносилась чуть менее чугунная песня:
Там, где пехота не пройдет,Где бронепоезд не промчится,Тяжелый танк не проползет,Там пролетит стальная птица.
Пропеллер, громче песню пой,Неся распластанные крылья!За вечный мир на смертный бойЛетит стальная эскадрилья.
С этой песней бухали батальоны всех родов войск, не обязательно ВВС. Но все-таки преобладали летуны из расположенных в центре города спецучилищ. В их строю однажды Акси-Вакси заметил бывшего соседа Бобу Савочко. Даже и в форме тот старался подчеркнуть особенность своих вкусов: пилоточка сбита набок, ворот гимнастерки расстегнут, рукава подкатаны. Не обращая внимания на скопление людей, команда проходила в баню без очереди.
Однажды в конце банного дня, совсем уже измаявшись от желания помыться, мы, наконец, с двумя дворовыми пацанами ворвались в моечный зал и помчались с шайками к источникам воды. Оставалось не больше получаса до закрытия почтенного заведения, а надо было хотя бы дважды с мылом помыть башку, чтобы ликвидировать всякую опаску со стороны ползучих паразитов.
К душевому сектору лучше было не приближаться. Там под шестью сосками собралась толпа здоровенных парней с одинаковыми наколками на всех ягодицах. Там фигурировали кошка с мышкой. При малейшем движении дорогих каждому военнослужащему кругляшей получалось, что кошка хватает мышку, а та, в свою очередь, от нее убегает.
Парни гоготали над чем-то очень сальным, что находилось в центре их круга. Там происходило что-то недоступное для постороннего взгляда, тем более взгляда штатских подростков. Сквозь гогот слышались возгласы: «Дави его, хлопцы! Тяни его на кутак!» Оттуда доносилось какое-то кудахтанье, перемежающееся чувственными возгласами непонятного нам типа.
Под влиянием типичного дворового любопытства мы подошли поближе, однако один из ребят, а именно Валеев, сказал, что надо подальше от этих воинов держаться, а то затащат в свой круг невинных мальчуганов и употребят. Вообще, ребя, надо поосторожнее держаться в городских банях массового предназначения.
С приездом дяди Фели мы стали посещать горбаню почаще и всей семьей. Тетя Котя и дядя Феля по-комсомольски хохотали, называя это «культпоходом». Надо сказать, что этот поход проходил в стороне от массовой помывки, а как раз напротив бронировался отдельный довольно-таки просторный семейный номер. Таких номеров было, кажется, двенадцать в бане № 4; все одинаковые, с серыми стенами, то ли украшенными, то ли обезображенными повсеместными подтеками и даже с некоторым количеством плесени по углам. В предбаннике там стояли табуретки и торчали крючки для одежды. В моечной половине имелись два лежака, порыжелая ванна и один сосок душа; вот так, в общем, неплохо.
Обычно за билетами в эти «семейные номера» стояла очередь, не столь длинная, как в массовку, но еще более продолжительная. Вперед семейство высылало Акси-Вакси, и он шел туда с Алексеем Толстым. Поскольку двумя самыми любимыми авторами были Лев и Алексей Т., у меня иногда возникало ощущение, что все писатели в нашей стране имеют какое-то отношение к Толстым.
Сначала появлялись Котя и Феля. Не глядя друг на дружку, они деловито проверяли, все ли на месте: мочало для грубого моряка, губка для нежной дамы, куб бельевого мыла и малый слизнячок клубничного, березовый веник и вафельное полотенце со штампом ТФ – все было на месте, но они все это медленно проверяли, чтобы показать, что они идут именно мыться, а вовсе не жаждут остаться вдвоем. Однако каждую минуту им становилось все больше невтерпеж – до дрожи! Не успевала уборщица со шваброй выкатиться из номера, как они устремлялись внутрь и захлопывали оцинкованные двери. В первые минуты еще могла прозвучать лирическая песня в кошачьем исполнении:
Милый друг, наконец-то мы вместе…Ты плыви, моя лодка, плыви…Сердцу хочется ласковой песни…И любезной, большой любви…
Не совсем уверен, что правильно разобрал все слова этой большой лирики – иногда казалось, что вместо «лодки» плывет «пилотка», а «вместе» рифмуется с «местью», – во всяком случае, песня вскоре гасла, и под рев отвернутых кранов разгоралось что-то невероятное.
Через некоторое время подгребала остальная часть семьи Котельников: тетя Ксеня Ваксонова с Галеткой и Шуршурчиком. Женщины размещались рядом со мной на скамье ожидания, и втроем начинали обсуждать сложный вопрос: кто важней для современной литературы – Лев или Алексей. Шуршурчик с его постоянным напыщенным видом уходил в глубину и там на выбор подходил к калекам Великой Отечественной войны. Доносился его басовитый детский голосок, обращенный к инвалиду: «Товарищ, вы на каком фронте сражались?»
Через несколько десятков минут дверь номера отворилась и оттуда вырвался клубок пара, похожий на угловой персонаж с гравюры XVI века, – мгновенно испарился. Послышался веселый голос дяди Фели: «Заходи, команда!»
Заходим все. Тетя Котя, поглядывая на подростка, заправляет свои грудки в бюстгальтер. Сотрудник Верховного Совета не спешит облачаться в свою военно-морскую одежду. Уподобляясь атлетической фигуре с античной вазы, он передвигался по предбаннику и пружинил мускулатуру. Делал вид, что вовсе не демонстрирует свой до чрезвычайности крупный и до сих пор еще полунапряженный член, то есть, как Акси-Вакси недавно прочел в энциклопедии, фаллос. Это слово в фонетическом смысле представлялось мальчику каким-то мощным волосатиком с задумчивым лицом. В прямом смысле он, фаллос, или фуллюс (в старинной энциклопедии это слово было немножко закапано свечой), представлял из себя мощное оружие вчерашнего воина, что-то вроде береговой артиллерии. Мальчику в такие моменты иногда казалось, что фигура дяди Фели представляет из себя некоторую преувеличенную диспропорцию. Вот посмотрите на мраморного Аполлона: его пупис свисает между стройных бедер, представляя вполне умеренные пропорции. То же самое мы видим в гениальной фигуре Давида из Флоренции. В тысячах других античных или библейских фигур. Акси-Вакси был весьма озадачен этими несоответствиями: если бы у этих героев фаллосы соответствовали размерам дяди Фелиного, то есть феллиниевского калибра, они никогда бы не смогли спрятаться за фиговым листом; что же это значит, товарищи? Вдруг осенило: да ведь наш-то герой предстает перед семьей после часа упорной и вдохновенной работы, он еще не остыл, он весь еще полон мужества, вот пройдет какое-то время, какая-то ночь, и все успокоится, и, когда заведующий отделом информации займет свое место в огромном кабинете, примет вполне скромные античные или библейские размеры и очертания – с мечтой о последующем подъеме, конечно. В каком-то смысле эта последовательность напоминала мальчику стишок из «Кондуита и Швамбрании»:
Ура! Ура! Закричали тут швамбраны все!И упали: Ту Ба Риба Се!Но никто из них не умер! Они все спаслись!Они всех вдруг победили и поднялись ввысь!
Продолжая двигаться по предбаннику, дядя Феля упорядочивал березовый веник. Потом провозглашал в адрес подростка: «Ну, орел, пошли постегаемся!»
