Юрий Ампилов - Четвертая экспедиция (сборник)
Наконец, после некоторых логических усилий в его голове все пришло в порядок, и ему стала окончательно ясна вся ситуация. Павел был человеком с исключительно рациональным мышлением. «Любому чуду, в конце концов, должно найтись рациональное объяснение», – считал он. Просто человеческое знание всегда имеет предел. Люди в своем сознании лишь моделируют окружающий мир, который объективно сложнее и многообразнее любых наших представлений о нем. Вот и этому случившемуся с ним феномену, спустя годы, наверняка, найдется научное объяснение. Пока же логика событий, которую для себя выстроил Павел, состояла в следующем: он ловил мысли только тех людей, которые в этот момент о нем думают. Другого быть не может. Значит в реальности он – Павел. Откуда же он долгое время ощущал себя Юрием, да еще в далеком прошлом? Предыдущие догадки Павла полностью подтверждались.
Во время работы с Полом в лаборатории это неизвестное излучение таким непредсказуемым способом подействовало на их сознание, причем на Пола гораздо сильнее. А потом по дороге в лунопорт Павел постоянно беседовал с Полом, да еще держал все время его за руку, не давая заснуть. Значит, каждый из них некоторые мгновения жил чувствами и мыслями своих далеких предков. Неужели эта информация может сохраниться в хромосомном наборе человека? Этот феномен не поддавался объяснению, но факт был налицо. Но почему же тогда их сознание не унеслось в «допотопные» времена античности или еще дальше? Почему оно зацепилось именно в том времени?
Подумав, Павел нашел для себя объяснение и этому. Их мысленные поля, взаимодействуя друг с другом, вошли в резонанс, чтобы усилить тот слабый сигнал, который является для них общим. Иначе говоря, там, где генетическая память каждого из них пересекалась во времени, там и произошла остановка их мысленных ощущений по пути в далекое прошлое. Значит, это была самая близкая точка во времени, где память их предков устойчиво зафиксировала друг друга. Их прадеды, каждый в своем роду, впервые ступили на геофизическую стезю, да еще и учились вместе пять лет. Интересно, а если бы не было такого пересечения в прошлом, до чего Павел и Пол дошли бы в своем ретроспективном мышлении? До Адама и Евы или до зарождения самой примитивной жизни на Земле на уровне одноклеточных организмов? Или до формирования Солнечной системы? Но это уж точно из области фантастики, и ответа на этот вопрос не найти никогда.
Так что по окончательному заключению Павла в современной реальности не было никакого Юрия и никакого Ильи, а были тезки – Павел и Пол – селенофизики, исследующие тайны лунных глубин. И одна из этих тайн сыграла с ними злую шутку, едва не лишив памяти. К тому же, еще неизвестно, чем все это закончится.
– Павлуша, слава богу, тебе лучше. Я это сразу почувствовала, – поймал он вдруг мысль Натальи.
Боже мой, так ведь это она «вытащила» его мозги из прошлого, в котором навсегда могло остаться его сознание, а тело, тем временем, непременно попало бы в психиатрическую клинику. Только ее безграничная любовь позволила избежать этого печального финала.
Того китайского строителя-монтажника тоже спасла жена, но она находилась рядом. А Наталья сумела это сделать, находясь «за тридевять земель» и тридесять лун.
Говорят, что в семье всегда один человек, будь то женщина или мужчина, должен быть во главе, а другой должен подчинить ему свою волю и, фактически, свою жизнь. И, якобы, только такие браки бывают долгими и счастливыми. А два сильных характера долго не уживаются. Сущая ерунда. Как непохожи и как упрямы они с Натальей оба. Сколько копий было сломано и сколько слез пролито, пока они научились не только любить, но понимать и уважать друг друга.
И глубокое убеждение Павла состояло в том, что союз между двумя сильными и умными людьми, основанный на взаимной любви и преданности, всегда прочнее любого другого неравного брака, будь то неравенство в области интеллекта, образования, дохода и чего угодно еще. Не всегда любовь в состоянии покрыть это неравенство без угнетения и подчинения другого человека.
И столько нежности он испытал в это мгновение к этой лучшей в мире женщине! Он вдруг понял, что не сможет без нее прожить ни дня. Как несправедливо обижал он ее своим невниманием столько лет. Чувства любви и благодарности к самому родному человеку переполняли его и захлестнули окончательно.
– Наташка, я люблю тебя, произнес он не только мысленно, но и вслух, едва шевеля губами.
–Да, милый Павлуша, возвращайся скорей. Я тебя жду и больше никуда не отпущу, – поймал он в безграничном эфире предназначавшуюся ему мысль единственной и любимой женщины.
И в этот момент так захотелось Павлу поцеловать ее сладкие губы, взять в объятия ее горячее тело и предаться всепоглощающей любви, и духовной и физической. Все! Скорее домой. Четвертая экспедиция на Луну будет в его жизни последней.
* * *Очнулся он от того, что Линь так сильно тряхнул его за плечи, что хрустнули шейные позвонки, и голова едва удержалась на месте.
– Павел! Ну какого дьявола ты спишь? Просыпайся! Мы открыли 116-й элемент, и теперь о нас узнает весь мир.
Павел, еще плохо понимая, что происходит, ответил:
– Ну и отлично. Пожалуй, мы заслужили полноценный отпуск, – ответил он, протирая глаза и приходя в себя. – А вообще я сейчас больше всего хочу домой к любимой жене и детям. Меня больше ничего в мире не интересует, и оставьте, ради бога, меня в покое. Передай всем, пожалуйста, что как вернемся, я выброшу к черту все телефоны и никуда больше не полечу ни за какими открытиями.
– Ну да. Так мы тебе и поверили...
Байкальская симфония
Владимир вышел на балкон, чтобы немного расслабиться и прийти в себя. Теплый июльский день подошел к концу, потянул легкий ветерок, и дышать стало полегче. Балкон выходил во двор, где росло несколько старых деревьев, дававших густую тень. Наступил период отпусков, и москвичи в массовом порядке покинули город, и потому на улицах стало меньше автомобильных пробок, а воздух немного очистился.
Когда-то этот «музыкальный» дом в Каретном ряду принадлежал кооперативу Большого театра, но сейчас после нескольких десятилетий состав жильцов сменился, и мало кто из нынешних обитателей имеет отношение к искусству и музыке. Лишь внуки некоторых бывших знаменитостей удержались от соблазна продать свою недвижимость здесь в центре Москвы, за которую нувориши предлагали серьезные деньги.
Владимир сел в любимое кресло-качалку и погрузился в свои мысли. После многих лет напряженной работы и творческих исканий удача, кажется, снова стала поворачиваться к нему лицом. В юношеском возрасте его считали музыкальным вундеркиндом. Владимир тогда подавал столько надежд, что московский музыкальный мир только и говорил о его даровании. Им восхищалась пресса, и даже строгие музыкальные критики отмечали недюжинные таланты молодого пианиста. Это было неслыханно, но в 15 лет он уже был зачислен на первый курс московской консерватории и поначалу чувствовал себя очень неловко среди сокурсников, которые были на несколько лет старше. Но, как часто бывает, с возрастом этот юношеский успех куда-то пропал. Видимо, когда человек становится взрослым, пусть еще и совсем молодым, окружающие уже не воспринимают хорошую игру и даже виртуозное исполнение, как нечто экстраординарное. Когда эти звуки извлекает из инструмента уже совсем не ребенок, это не пробуждает в душе слушателей дополнительных восторженных эмоций. Да и самого Владимира перестало удовлетворять собственное исполнение некоторых наиболее популярных классических вещей, к которым прикасались в разное время ведущие пианисты мира. Он, скорее всего на подсознательном уровне, почувствовал потребность выразить в музыке именно свои чувства, мысли и ощущения, а не передавать чужие, пусть даже и прекрасные. Возможно, что и по этой причине, Владимир с некоторого времени стал с меньшим вдохновением готовиться к концертам, и это не могло не отразиться на качестве исполнения и на сдержанной реакции публики, от которой крики «браво» можно было уже слышать не так уж часто.
Но своя музыка давалась очень тяжело. То неуловимое, что в собственных мыслях казалось удачным, после переложения на ноты представлялось уже каким-то тяжеловесным и ненастоящим. Хотя некоторые свои небольшие произведения, которые он изредка вставлял в концерты, публикой воспринимались неплохо. Но это бывало совсем не часто.
Владимир мечтал, что когда-то напишет свою симфонию, которую потом будут с благоговением слушать многие поколения, так же, как сейчас мы наслаждаемся бессмертной музыкой Моцарта, Баха, Бетховена, Шопена, Чайковского и многих других великих композиторов. А пока, неудовлетворенный своими произведениями и сложившейся ситуацией, он продолжал «разбрасываться» на музыкальном поприще, закончив еще и курсы на дирижерском факультете и взяв уроки у нескольких знаменитых дирижеров. Потом, пользуясь своей прошлой и еще не совсем забытой славой и связями в музыкальном мире, он стал пробовать себя и в качестве дирижера.
