Макс Фрай - Русские инородные сказки 2

Ну, ясно, что не дурак. На этом и закончим, пожалуй.

ПРО ОБЕЗЬЯН

Обезьяны тоже люди, только более правильные. И не тупые совсем, а только прикидываются, чтобы их работать не заставили. Как человека увидят, так и начинают зверски тупить; а между собой, вобще, они очень умные и, в принципе, всё понимают. И всё у них почти как у людей, только более правильно.

Вот и заморочились люди обезьян изучать. Отловили штук пятьдесят, посадили в клетку и стали изучать. Идиоты, конечно. Их бы самих в клетку посадить, они бы через неделю озверели бы. Люди, то есть. А обезьяны ничего, они даже в клетке как-то приспособились, и понятия свои сохранили. И живут между собой по-умному, а как человека увидят, так и начинают тупить: мы, блин, обезьяны, дикие животные, кормите нас бананами, бананами, бананами! А кроме бананов ничего понимать не хотят, и ни на какие людские загоны в принципе не ведутся.

Люди, однако, заметили, что обезьяны очень любят бананы. И подумали: а давай-ка мы их через бананы работать научим! А то ведь подлая какая ситуация: мы, люди, пашем как папы-карлы, а братья наши мелкие только и знают, что трахаться да пакостить да блох у себя искать. Неправильно это — подумали люди, и построили для обезьян специальную рабочую установку.

Это, типа динамо-машина такая. Покрутишь ручку — выпадет банан, а не покрутишь — не выпадет. И бананы в специальном коробе, чтобы было их видно и чтобы запах шел, а достать чтобы никак нельзя было, только ручку покрутить.

Поставили эту шизню в обезьянью клетку, показали обезьянам принцип действия. А обезьяны продолжают демонстративно тупить: мы, блин, ничего не понимаем, ручку крутить не знаем, давайте нам бананы бананы бананы. И всё.

Ну, то есть, не совсем всё. Люди ушли, машину оставили, а наутро приходят и видят: вся машина на фиг разломана, все бананы съедены, вся клетка обосрана и всюду шкурки валяются. Вот это, блин, погуляли!

Тогда люди сделали машину покрепче — такую, что без динамита не вскроешь. Снова показали принцип действия — а обезьяны снова тупят, ручку крутить не хотят и ночи дожидаются. Ночью, мол, опять гулять будем.

Однако не погуляли. Сильно крепкая машина оказалась. Они ее только на бок перевернули да попинали слегка, и сидят все злые нахохлившиеся, на людей смертельно обиженные. А люди машину снова на ноги поставили и снова показали принцип действия. Смотрите, мол, и учитесь.

Тут обезьяны как зашумели: не знаем, не понимаем, кушать хотим, люди сволочи садисты, и всё такое. А люди снова ручку покрутили, банан заполучили, демонстративно съели. И сидят смотрят, что дальше будет.

Тогда один молодой обезьян осторожненько подходит к машине и начинает крутить ручку. Покрутил-покрутил — и выкрутил бананчик. Радости — предела нет! А тут подходит обезьян-пахан, банан забирает, моментально сжирает и знаками показывает: крути дальше. Хорошо у тебя получается.

Ну, молодой крутил-крутил, и еще один банан выкрутил. А пахан его снова схавал и показывает: крути дальше. Хорошо у тебя получается.

Тут молодой крутить обломался. А пахан на него как зарычит! И паханята подскочили, и тоже как зарычат: а ну, крути, блин, ручку! мы тоже бананов хотим!

Ну, он, бедный, перепугался и крутил ее до поздней ночи, пока все крутые обезьяны не наелись. А как наелись, тогда ему, конечно, парочка бананов в коробе осталась, но просто сил уже не было их выкручивать. Упал он рядом с машиной и чуть ласты не склеил от переутомления. А на другой день, с утра пораньше, пахан его пинками поднимает: давай, блин, крути, я проголодался!

Поглядели люди на этот беспредел и решили вмешаться. Взяли палки, зашли в клетку и отогнали пахана. Так молодой — вы представляете! — выкрутил бананчик и сразу пахану отнес. И сидит, на него смотрит: идти, мол, обратно к машине, или можно еще отдохнуть?

Тогда люди вот что придумали: забрали из клетки машину и поставили ее в другое место. То есть, в отдельную клетку поставили, и посадили туда пахана. И кормить его перестали: типа, кто не работает, тот не ест. А пахан-то сразу голодовку объявил, сидит в другом углу и к машине даже не подходит, как принципиальный.

И вот он значит, сидит и ни хера не крутит — а бананы из машины всё равно куда-то деваются. И даже шкурок не остается, как будто испаряются они из машины. А пахан срёт как срал, и голодающим не выглядит, даже поправился слегка. Ну, что за чудеса?

Поставили, короче, рядом с клеткой видеокамеру. На другой день смотрят запись — а она какая-то рябая. То есть, вот, идет съемка, а потом вдруг бах! — затемнение. А потом снова съемка — и вот уже пахан с бананом. А потом снова затемнение — и вот уже ни банана, ни шкурки. Вот такие вот чудеса.

Но у людей же тоже начальник есть, и он сразу про всё догадался. Собирает весь коллектив и говорит: а ну, признавайтесь, кто эту тварь кормит? И, короче говоря, оказалось, что почти весь коллектив его потихоньку подкармливает: кто из жалости, а кто-то даже из уважения. К его принципиальной позиции.

Вот так вот обезьян-пахан за две недели построил почти весь коллектив крупного института, включая двух уборщиц и четырех сторожей. А в старой клетке, между тем, без пахана полный бардак: паханята друг друга зубами рвут, самки все покусанные ходят, детенышей двоих затоптали. Короче, надо срочно что-то делать.

Ну, что тут делать-то? Пересадили пахана в общую клетку, он там за полчаса порядок навел. А молодого обезьяна, который ручку крутил, пересадили в отдельную клетку, дали ему отдельную самку, и крутил он себе ручку до глубокой старости. И детей и внуков своих тому же научил — он вобще способный оказался. Он потом даже разговаривать научился — правда, на языке глухонемых, но всё-таки. Не всё же, блин, так сразу: эволюция — процесс постепенный, и не все к ней одинаково способны.

Кстати, из той полсотни обезьян способных оказалось процентов пять, не больше. Остальных помурыжили-помурыжили, да и выгнали обратно в лес, чтобы зря харчи не переводили. И так с тех пор и повелось: тупые обезьяны в лесу живут, а умные — в клетке. И кому из них лучше, хрен поймешь. Наверно, всем по-своему хорошо.

ПИСАТЕЛЬ И САМОУБИЙСТВО

Приходит к писателю самоубийство и говорит: давай убьемся! А писатель как закричит: ура! вот это идея! — и сразу прыг в окошко, с девятого этажа, и головой об асфальт — и сразу убился. Вот такой вот, блин, писатель.

Тогда приходит самоубийство к другому писателю и говорит: давай убьемся? А тот писатель говорит: подожди, сейчас вот строчку допишу, и сразу убьемся. Берет, значит, дописывает строчку, потом вынимает пистолет — и как выстрелит себе в голову. И сразу убился, и стал после этого очень знаменитым и полезным.

Тогда приходит самоубийство к еще другому писателю и говорит: давай убьемся. А тот писатель сразу задумался: оно, конечно, в этой жизни умирать не ново, но и жить, конечно… — короче, вы меня понимаете. Убился и этот писатель, причем не в хорошем смысле, а вполне реально, значит, убился. Насмерть.

А тогда самоубийство приходит к вобще другому писателю и говорит: давай убьемся. А вобще другой писатель говорит: нет, не надо убиваться, давай лучше просто покурим. А самоубийство говорит: просто не получится. У меня сегодня такая тема, что по одной хапке — и сразу убьемся. А писатель говорит: ну, если такая тема — значит, это судьба. Убей меня, самоубийство!

И с этими словами выключает компьютер и налаживает бурбулятор. А самоубийство достает свою тему, и вот они по разу хапнули, а писатель говорит: давай еще по разу. Не распробовал я что-то. А самоубийство говорит: да ты, брат, наглухо убит! Просто ты еще не понял, подожди немного. А писатель говорит: ладно, давай подождем.

И вот они сидят, прихода ждут — или не ждут, а просто так втыкают молча, типа музыку слушают, или я не знаю. А музыка, между прочим, реально отстойная — Кристина Орбакайте из радиоприемника; но сегодня она совсем даже не попсовая, а глубокая, мягкая, свежая, добрая, бодрая и реально запредельная, да. Вот так вот, значит, тётя Крыся сегодня круто выступает. По радио. Но вот она, значит, выступила, потом реклама пошла, и тут писатель самоубийству говорит: а знаешь, что? Самоубийство говорит: не вопрос. И насыпает еще один колпачок.

А реклама, между тем, всё свирепеет, и что-то в ней такое слышится, что ни в сказке, ни в стихах, ни пером, ни топором, ни вобще! Писатель хапнул и говорит: вот это, бля, реклама! Гыыыы! А самоубийство тоже хапнуло, за компанию, и тоже попыталось в рекламу врубиться, но. Всё-таки, не каждому это дано, в рекламу врубаться: там иногда такие темы всплывают, вроде и простые совсем, а вот поди ж ты! Как-то всё оно по-хитрому, много слов и все смешные, но если вдуматься, то всё там очень небуквально, девяносто тайных смыслов, и все для нас обидные. Короче, блин, писатель — ты, это… Ты бы выключил радио да включил бы что-то более позитивное, а то аж попускает от такой рекламы!