Агата Кристи - Роза и тис
Как говорил мистер Болдуин[21] еще в давние времена: «Если бы я сказал правду, я бы проиграл выборы». Я, конечно, не мистер Болдуин и ничего особенного собой не представляю... Однако вы говорите мне следующее: «Вы, майор Гэбриэл, вели себя как обыкновенный, нормальный человек и поэтому вы потерпите поражение на выборах. Хорошо! В таком случае – к черту выборы! Оставайтесь сами со своими вонючими выборами. Я прежде всего человек, а уж потом политик. Я не сказал этой бедной женщине ни единого недозволенного приличиями слова и не ухаживал за ней. Мне ее было ужасно жалко – только и всего! Она прибежала вчера ночью ко мне, потому что ей некуда были идти. Хорошо! Пусть остается со мной. Я о ней позабочусь. Ко всем чертям и Сент-Лу, и Вестминстер, и вообще все это грязное дело!
– Майор Гэбриэл, вы не можете так поступить! – заныла миссис Карслейк. – Предположим, Барт разведется с женой?
– Если он это сделает, я на ней женюсь.
– Вы не можете так подводить нас, Гэбриэл! – возмутился Карслейк. – Не можете превратить все это в открытый скандал!
– Не могу? Вот увидите!
Я не видал глаз злее, чем глаза Гэбриэла в эту минуту.
Сейчас он мне нравился, как никогда раньше.
– Вы меня не запугаете! Если ваши никчемные избиратели проголосуют за принципы, по которым человек может избивать свою жену, запугивать ее до потери сознания, выдвигать лживые, ни на чем не основанные обвинения, – ну что ж, пусть! А если они выбирают простую христианскую порядочность, могут проголосовать и за меня.
– Но они этого не станут делать, – вздохнула Тереза.
Гэбриэл посмотрел на нее, и его лицо смягчилось.
– Нет, – подтвердил он. – Не станут.
Роберт опять вынул трубку изо рта.
– Значит, они дураки.
– Мы, конечно, знаем, мистер Норрис, что вы коммунист, – язвительно вставила миссис Карслейк.
Совершенно непонятно, что она хотела этим сказать.
В самый разгар страстей из сада неожиданно появилась Изабелла Чартерис, спокойная, как всегда, серьезная, прекрасно владеющая собой. Не обращая ни на кого внимания, она подошла прямо к Гэбриэлу, как будто он один был в комнате, и доверительно сказала:
– Я думаю, все будет в порядке.
Гэбриэл удивленно посмотрел на нее.
– Я имею в виду миссис Барт, – пояснила Изабелла.
Она не проявила замешательства, вид у нее скорее был простодушно-довольный. – Она в замке.
– В замке? – недоверчиво переспросил Карслейк.
– Да. – Изабелла повернулась к нему. – Как только мы услышали о том, что произошло, я подумала, что так будет лучше. Поговорила с тетей Эделейд, и она со мной согласилась. Мы сели в машину и поехали в «Королевский герб».
Как я узнал потом, это был поистине королевский выезд. Изобретательный ум Изабеллы быстро нашел единственно возможный выход.
Я уже говорил, что старая леди из Сент-Лу пользовалась огромным влиянием в городке. Она, так сказать, определяла местный нравственный меридиан. Люди могли подсмеиваться над ней, называть старомодной и консервативной, но относились с уважением.
На старом «даймлере» леди Сент-Лу вместе с Изабеллой торжественно отправилась в «Королевский герб». С достоинством войдя в холл, леди Сент-Лу изъявила желание видеть миссис Барт.
Заплаканная, с красными от слез глазами, жалкая, Милли спустилась по лестнице и была удостоена поистине королевской милости.
– Дорогая, – заговорила леди Сент-Лу без обиняков и не понижая голоса, – трудно выразить, как я сожалею о том, что вам пришлое? вынести. Майор Гэбриэл должен был сразу же ночью привезти вас, но он настолько деликатен, что не хотел в столь поздний час нас беспокоить.
– Я... я... вы очень добры.
– Соберите свои вещи, дорогая. Я увезу вас с собой.
Милли вспыхнула и пробормотала, что у нее нет... в самом деле... нет ничего...
– Верно. Глупо с моей стороны, – заметила леди Сент-Лу. – Мы остановимся у вашего дома и все заберем.
– Но... – Милли съежилась.
– Садитесь в машину. Мы остановимся у вашего дома и возьмем вещи.
Милли покорно склонила голову перед высшим авторитетом. Три женщины сели в «даймлер». Машина проехала несколько сот ярдов дальше по той же улице.
Леди Сент-Лу вышла из машины вместе с Милли, и они обе вошли в дом. Из операционной шатаясь вышел Джеймс Барт с налитыми кровью глазами. Он готов был разразиться соответствующей бешеной тирадой, но, встретив гневный взгляд старой леди, сдержался.
– Уложите необходимые вещи, дорогая, – сказала старая леди.
Милли быстро побежала наверх.
– Вы вели себя постыдно по отношению к жене, – обратилась леди Сент-Лу к Джеймсу Барту. – Абсолютно постыдно. Беда в том, Барт, что вы слишком много пьете.
Вы вообще неприятный человек. Я посоветую вашей жене не иметь с вами впредь никаких отношений. То, что вы говорили о ней, – ложь. И вы прекрасно знаете, что это ложь. Не так ли?
Гневный взгляд леди Сент-Лу гипнотизировал Барта.
– Ну... пожалуй, – нервно дергаясь, пробормотал он, – если вы так говорите...
– Вы знаете, что это ложь.
– Хорошо-хорошо! Я был не в себе прошлой ночью.
– Позаботьтесь сделать так, чтобы всем стало известно, что это ложь. В противном случае я порекомендую майору Гэбриэлу начать судебное преследование. А вот и вы, миссис Барт!
Милли Барт спустилась по лестнице с небольшим чемоданчиком.
Леди Сент-Лу взяла ее за руку и повернула к двери.
– Послушайте! Куда это Милли собралась? – удивился Джеймс Барт.
– Она едет со мной в замок. Вы имеете что-нибудь против?
Барт затряс головой.
– Мой вам совет, Джеймс Барт, – сказала леди Сент-Лу по-настоящему резким тоном. – Возьмите себя в руки, пока не поздно. Перестаньте пить. Займитесь своим делом. У вас есть изрядное умение. А если будете продолжать в том же духе, то очень скверно кончите. Остановитесь! Вы сможете, если постараетесь. И придержите ваш язык!
Затем они с Милли сели в машину: Милли рядом с леди Сент-Лу, Изабелла – сзади. Они не спеша проехали по главной улице, потом вдоль гавани и наконец мимо рынка в сторону замка. Выезд был королевский, и почти все в Сент-Лу его видели.
Уже вечером пошли толки: «Очевидно, все в порядке, раз леди Сент-Лу взяла ее в замок».
Некоторые, правда, говорили, что нет дыма без огня, с чего бы это Милли Барт бросилась ночью из дома бежать к майору Гэбриэлу и что, конечно, леди Сент-Лу защищает его из политических соображений.
Но таких было меньшинство. Все дело в личности. А леди Сент-Лу была личностью необычной. И у нее была репутация исключительно честного человека. Если Милли Барт в замке, если леди Сент-Лу приняла ее сторону, значит, с Милли Барт все в порядке. Иначе леди Сент-Лу не стала бы ее защищать. Кто угодно, только не старая леди Сент-Лу! Право же, она всегда так строга и разборчива.
Все это Изабелла сообщила в общих чертах. Она пришла к нам сразу после водворения Милли в замок.
Карслейк понял всю значительность всего, что рассказала Изабелла, и его мрачное лицо засияло.
– Боже мой! – воскликнул он радостно, хлопнув себя по колену. – Это же меняет дело! Старая леди находчива.
Да-да! Очень находчива. Превосходная идея!
Однако и находчивость, и сама идея принадлежали Изабелле. Меня поразило то, как быстро она разобралась в ситуации и приняла решение.
– Надо действовать немедленно, – засуетился Карслейк. – Необходимо тщательно отработать нашу версию?
Пойдем, Дженет! Майор Гэбриэл!
– Я приду через минуту, – отозвался Гэбриэл. Как только за четой Карслейк закрылась дверь, Гэбриэл подошел к Изабелле.
– Все это сделали вы. Почему? – спросил он.
– Но... – Изабелла была озадачена. – Из-за выборов.
– Вы хотите сказать, что вас очень заботит победа консерваторов? Вы это имели в виду?
Изабелла удивленно посмотрела на него.
– Нет. Я имела в виду вас.
– Меня?
– Да. Вы очень хотите победить на выборах, не правда ли?
На лице Гэбриэла появилось странное выражение. Он отвернулся.
– Хочу? – повторил он скорее себе самому, чем Изабелле или кому-нибудь из нас. – Не знаю, не знаю – может быть!..
Глава 21
Как я уже говорил, мой рассказ не является подробным изложением политической кампании. Я находился в стороне от основного потока событий, так сказать, в тихой заводи, куда доносилось только эхо происходившего, и ощущал лишь нараставшее напряжение, охватившее всех, кроме меня.
Оставалось два последних лихорадочных дня до выборов. Гэбриэл дважды за это время заглядывал ко мне, чтобы промочить горло. Когда он расслаблялся, то выглядел изможденным; голос у него охрип от частых выступлений на собраниях, проходивших под открытым небом.
Но несмотря на усталость, энергия его не ослабевала. Со мной он почти не говорил, очевидно приберегая и голос и силы.
– Что за дьявольская жизнь! – сказал он, забежав на минуту и быстро проглотив спиртное. – Какие глупости приходится говорить людям. Они изберут таких правителей, каких заслуживают.
