Джеймс Олдридж - Охотник
— А что еще принес? — спросил Зел.
— Да так, всякую мелочь, — сказал Мэррей, вытаскивая из мешка несколько шкурок. — Лисенок да котенок, вот и вся добыча.
— И это за три дня охоты! — взвыл Зел.
Ровный голос Мэррея обычно заполнял всю хижину, но теперь Мэррей молчал, и это было предупреждением Зелу и зловещим признаком для Роя. Сохатый уже не напоминал больше быка, лениво обмахивающего хвостом мух со спины; сейчас он больше походил на своего тезку лося, готового ринуться на докучливое ничтожество и смести, затоптать его могучими копытами. Рой видел это, и ему было все равно. Он безучастно наблюдал — чья возьмет, как наблюдал бы встречу хорька и белки, если бы они вздумали померяться силами. Для Роя это было новое отношение к людям, но он еще не сознавал этого. Он знал только, что каждый из них теперь самодовлеющая единица и верх их отчужденности именно в том, что, живя так, как они тут жили, они остались замкнутыми одиночками: нет у них ни товарищества, ни взаимной помощи. Сейчас потеря этого чувства общности его не трогала, и ему наплевать было, что станет с каждым из них.
Снегопад продолжался двое суток, и временами напряженность становилась угрожающей. Чем спокойнее и небрежнее отмахивался от назойливой мухи Мэррей, тем ядовитее и истеричнее становился Зел. Между ними не разыгрывалось настоящего спора, только мелкие стычки: кому бриться первым, или кто принесет воды, или кто храпел всю ночь напролет. Дело дошло до взрыва, когда Зел заявил, что, как только кончится буран, им надо выбираться из заповедника. Мехов у них достаточно, а стрельба Мэррея, наверно, уже привлекла внимание и их ищут.
— Еще не выплакал своего уксуса! — сказал Мэррей.
— А тебе ни до чего нет дела, — едко отозвался Зел, и лицо его перекосилось от злости. — Ты потерял последние остатки облика человеческого. Бродишь по лесам, как зверь. Сам становишься лесным зверюгой и Роя тянешь туда же…
Мэррей засмеялся, а Рой сунул в рот порцию жвачки.
— Да и ты потерял свой прежний облик, Зел, — сказал Мэррей. — Тебе пора садиться на землю в Сент-Эллене и заняться фермерством. Инспектор тебе, должно быть, отшиб потроха. Лес теперь неподходящее для тебя место, Зел. Совсем неподходящее!
— Это тебе в подходящий момент кто-нибудь всадит пулю в затылок, а я после этого еще долго буду охотиться, — ответил Зел. — И если ты думаешь, что я испугался инспектора, можешь поберечь слюну, этому инспектору недолго гулять. А если хочешь кому-нибудь советовать заняться землей, советуй Рою. Это он из таких, что подыхают в свинарнике.
Мэррей предоставил отвечать Рою, но Рой поднялся перемешать угли.
Их молчание еще на одну ступень распалило бешенство Зела.
— Ты спроси Роя, что он будет делать, когда Энди поймет, кто занимал его место последние двенадцать лет.
У Роя в руках было березовое полено, и оно тотчас просвистело в воздухе и шлепнулось в стену хижины, но Мэррей вовремя спустил с койки толстую ногу и столкнул Зела на пол. В напряженной позе, сидя на корточках, Рой похож был на «водяного быка», шейные мускулы у него вздулись и, казалось, сейчас лопнут, тяжелые руки повисли по сторонам, словно гнев его обессилел. Вот-вот что-то случится, но Мэррей поднялся и вздохнул.
— Ну, — сказал он и выгреб из-под койки узел с одеждой. — Я приберегал это на черный день, но сегодня у нас тут черным-черно. — Он вытащил бутылку спирта, перешагнул через скорченного на полу Зела и потянулся за ножом, чтобы откупорить бутылку. — Не продохнешь от уксуса! — добавил он, наливая две кружки. — Вот вам. За то, чтоб сгинули наконец закон и порядок.
Не закон и порядок, а мысли о Сент-Эллене, вот что Рою надо было залить вином. Удар Зела поразил его сильнее, чем он мог ожидать, и, казалось, перерезал последнюю ниточку, привязывавшую его к Сент-Эллену. Он знал, что для него это теперь пустое место, и взялся за бутылку, сбросив всякую узду, и горечь поглотила в нем последние остатки трезвого юмора.
12
Когда, завалив все снегом, буран наконец стих, Рой взял ружье и на лыжах отправился охотиться на хребтах. Скоро он выследил и застрелил оленя. Хотя Рой освежевал, разделал и повесил тушу на дерево, он знал, что настоящей нужды убивать этого оленя (к тому же самку) не было, потому что у них еще оставался большой запас лосиного мяса. Но если он и осознал на мгновение всю бесцельность этого убийства, мысль эта потонула в радостном чувстве, что он снова охотится, и он не уходил с хребтов, продолжая высматривать дичь, готовый убивать что попадется ему на мушку, убивать, не чувствуя при этом ровно ничего, кроме охотничьего азарта.
Под снежным покровом все вокруг было еще более удивительным. Большая снежная страна, страна длинных округлых линий, которые где-то вдали переходили в снеговой горизонт. Под ногой попеременно то твердый гранит, то мягкие сугробы. А леса и озера словно огромные вместилища тишины. Чаще всего только и слышно было, что поскрипывание его лыж по снегу, и каждый раз, как оно раздавалось, звук этот, вибрируя, проходил сквозь ноги Роя, сквозь все его тело. Это был звук пути, часть того, что и держало его в пути, пока он не заходил так далеко, что приходилось поворачивать, чтобы вернуться до темноты.
Рой забросил свои капканы на озере, и это мучило его. Что за лов, когда капканы целыми сутками оставались с добычей, но еще хуже было забросить их после бурана. Буран замел ловушки, и, кроме сбора добычи, надо было переставить всю цепь капканов, потому что теперь они оказались глубоко в снегу.
И в этот день ему не удалось вернуться вовремя и осмотреть капканы, потому что, заметив дым на востоке, он поднялся на одну из ближних вершин. Но и оттуда он не мог определить, далеко ли дым, потому что снег и серое небо смазывали расстояния. Он заключил, что это не очень далеко, просто потому, что дым был виден в такой сумрачный день. Конечно, это мог быть и Мэррей, и за ужином в хижине он спросил:
— Ты был сегодня на восточных участках?
Мэррей покачал головой:
— Я был севернее, на озерах, искал норочьи следы. Их там много. А что?
Рой рассказал ему про дым.
— Что ж, ты, должно быть, прав, Рой, — промычал Мэррей, набив полный рот сочным мясом. — Кто-нибудь охотится в заповеднике и ведет себя довольно беспечно.
— Как и мы! — вмешался Зел и посмотрел на Роя, на его закапанную оленьей кровью куртку.
Но Рой не ответил на вызов, его перестали интересовать споры с Зелом, с Мэрреем и с самим собой. Он только фыркнул, сплюнул и продолжал есть, спрашивая себя, прицепится к нему Зел за невыбранные капканы или нет, и угрюмо соображая, как он его обрежет. Но Зел не упомянул об этом, он заговорил о нехватке провианта.
— Картошка кончилась, — объявил им Зел, — и масло тоже. Осталось только несколько жестянок консервов на обратную дорогу, и потом банки с ягодами, банка маринада и немного хлеба и сухарей.
Банки с ягодами — подарок миссис Бэртон, а маринад был от Джинни. Рою хотелось попробовать, хорош он или плох, удалось ли Джинни приготовить что-то не похожее на ее обычную пресную стряпню? С бесстрастным снисхождением он мог теперь восторгаться той вынужденной домовитостью, которую она на себя напускала ради него. Не первый раз за эти двенадцать лет он так остро почувствовал, как близка ему Джинни, как тесно связаны были их жизни, как это было правильно и как правильно это было бы и в будущем. Внезапно это завладело всем его существом, и впервые со времени возвращения Энди он представил себе целостный облик Джинни; все их знакомство; и затем прыжок от частного, от их близости, значению этого для него; к нему самому, что неотделим от Джин, как бы ни противилось этому его смятенное сознание; он не может допустить, чтоб над Джин так, походя, издевался какой-то полоумный, чтобы она подчинилась прихоти Энди. Нет, он этого не потерпит!
Но не поздно ли? Дело не в Энди, а в нем самом. Он погиб; и не только потому, что природа одолела его и загнала в лес. Природа выхватила его из той среды, вне которой существование для него было невозможно. Это свело его на положение одиночки — и только. И вот теперь он пожинал плоды своего поражения, разделяя его со своими спутниками: двумя погибшими людьми.
— А ну, попробуем маринад, — сказал Рой Зелу, когда они сели за стол.
— Это что, приготовление Руфи Мак-Нэйр? — спросил Мэррей.
Рой отрицательно мотнул головой и сорвал крышку.
— А как поживает старина Сэм? — продолжал Мэррей.
— Выдохся! — сказал Рой, тыкая вилкой в зеленые помидоры.
— Они там в городе все выдохлись, только этого не знают, — сказал Мэррей.
Рой поднял глаза от банки:
— Только не Джек. Джек Бэртон, тот не сдастся!
— Ну, как маринад? — спросил Зел, глядя на Роя понимающим, внимательным взглядом.
— Хорош, — сказал Рой. В помидорах было переложено сахара, но для первой попытки они были недурны; впрочем, следующие попытки Джин, должно быть, оказались еще менее удачными.
