Дмитрий Липскеров - Пространство Готлиба
Через семь дней состоялось повторное совещание, на котором обсуждались детали предстоящей акции…
Как вы, наверное, уже понимаете, милая Анна, я и мой товарищ Бычков были подключены к операции "Кража".
Мы были тогда молоды, здоровы, и полнились наши сердца тщеславными амбициями, и мечтали мы спасти Родину от захватчиков, а потому выслушали задание в приподнятом настроении и заверили командование в его успешном осуществлении.
– Милые мои сынки! – произнес напутственную речь генерал-полковник. – Есть еще людишки в этом мире, которым не нравится мерить нашим аршином! Да что в мире!.. И наша землица уродила мелкую дрянь, которая хочет измерить наши просторы европейским метром и агитирует русский народ наливать в стакан граммы! От этой нечисти и свалилось на страну огромное бедствие – война с басурманами и кузнецами олимпийских колец! – Генерал сделал паузу и посмотрел на нас с Бычковым по-отечески. – На вас, сынки, на ваши тренированные плечи возлагается это нелегкое задание – выудить из вражеского тыла поганку Поддонного! Мы провезем мерзавца по всей стране в медвежьей клетке, как когда-то возили Емельку Пугачева, и позволим населению плевать в Прошкину поганую физиономию! А потом соберемся всем миром на Красной площади и обновим Лобное место свежей кровушкой изменника. А напоследок, – лицо генерала приняло мечтательное выражение, – выпустим из фургона городского живодера бездомных собак и дадим им возможность сожрать гнилые кишки автора Метрической системы!.. Так-то вот, дорогие мои! Такая у меня мыслишка имеется!.. – Генерал уселся в кресло и глотнул из кофейной чашки. – Сделаете – героями прорекламируем, провалите – сгинете безвестно!
Мы вылетели ночью, когда все генералы спят, когда их умные головы, натруженные за день фуражками, ласкаются о чистый хлопок пуховых подушек, затянутых наволочками, когда в желудках варятся домашние котлетки с пюре, запитые нежирным кефиром, когда генеральские дети – молодые ученые и стиляги – обнимают своих возлюбленных жадными руками; в это время, в это благодатное для любви время мы с Бычковым летели над спящей страной выполнять ответственное задание Родины.
Нас и десятерых наших помощников должны были сбросить в Барнаульской области, над маленьким городком Завязь, в котором, по данным разведки, находился Прохор Поддонный. В самолете помимо людей находились две молодые лошади и телега с гробом, в котором помещался близнец предателя с простреленным черепом. Лететь было еще достаточно, а потому мы с Бычковым, коротая время, беседовали о разном.
– Хочешь Звезду Героя? – спрашивал я.
– Конечно, – серьезно отвечал товарищ.
– Думаешь, дадут, если выполним?
– Хочу, чтобы меня женщины любили.
– При чем здесь женщины?
– Женщины любят героев.
– Женщины любят всех, – сказал я. – И героев, и трусов.
– Я толстый, – сказал с грустью Бычков. – Меня женщины сторонятся.
– Ты не толстый. Это мускулатура растягивает свитер.
– Женщинам этого не объяснишь. Им не расскажешь, что меня специально тренировали, специально питали всякими белковыми планктонами, чтобы мое тело так выглядело со стороны, как будто оно толстое, чтобы меньше в глаза бросался при проведении специальных акций. Другое дело, когда на пиджаке Звезда Героя, – мечтательно произнес Бычков. – Даже если пиджак шестидесятого размера. Звезду Героя может носить только герой! А толстяки не ассоциируются с героями.
– Я думаю, что дадут, – уверил я товарища. – Главное, все выполнить как положено!
– Выполним! – заверил он.
– Иногда я тебе завидую, – сказал я, когда мы пролетали над Волгой.
– Это чему? – удивился Бычков.
– Очень тяжело уходить на задание, когда оставляешь в теплой постели ту, которую любишь.
– Ты про Зойку?
Я кивнул.
– Зато легко возвращаться с операции, зная, что тебе уже нагрели эту постельку!
– Тоже верно, – согласился я, вспоминая черноволосую девушку, с которой познакомился за год до войны в джакузи спортивного зала "Боди".
Она сидела в зеленой ванне, с прямой спиной, вся окруженная большими пузырями, стремящимися сорвать с ее маленькой груди купальник, и ни на кого не смотрела. Конечно же, она любила поджариваться в солярии, так как кожа у нее была загорелой для зимы, особенно плоский живот выглядывал из-под воды шоколадом.
Напарившись в турецкой парной и охладившись в бассейне с ледяной водой, я опустился в теплый джакузи напротив девушки.
– Вас как зовут? – спросил.
Она посмотрела на меня, поправила тонкой рукой свои черные волосы, на фоне которых вспыхнули красные ногти длинных пальцев, и сказала:
– Меня зовут Зоя.
У нее был очень низкий, с трещинкой голос.
Курильщица, – подумал я и представился:
– Меня зовут Женя.
– У вас красивые мускулы, – сказала девушка.
Она поднялась в джакузи, слегка потянулась всем телом, давая возможность воде стечь, а затем вновь уселась в бурлящие пузыри.
– Успели рассмотреть? – спросила.
– Да.
– И как?
– Все хорошо. Может быть, слегка худоваты ноги…
– Да?!.
Она вытащила из воды правую ногу и, вытянув ее в подъеме, повертела в разные стороны, рассматривая.
– Однако на вкус и на цвет!.. – удовлетворилась она осмотром и опустила ногу обратно.
– Вы здесь одна?
– Да, – ответила.
– Первый раз?
– Нет.
– Я вас здесь не видел.
– Обычно я прихожу позже.
– Нравится здесь?
– Привыкла.
Зоя посмотрела на меня, без стеснения разглядывая мои шею и плечи.
– Хорошая мускулатура. Вы спортсмен?
– Что-то в этом роде.
– Часто здесь бываете?
– Достаточно.
– Я даю вам скидку в пятьдесят процентов. На входе у охраны будет вся необходимая информация. – Она снова поднялась и шагнула из ванны. – Пойдемте попаримся.
Мы сидели в парилке друг напротив друга, Зоя стирала с себя специальной варежкой конденсат и объясняла:
– Этот зал принадлежит мне. Конечно, не я его строила и не на свои деньги. Просто у меня был муж, с которым я развелась, и в качестве компенсации он оставил мне этот зал. Доходы сейчас не те, что раньше, но жить, тем более одной, можно… Чем занимаетесь вы?
– Любуюсь вами.
Она даже не улыбнулась на комплимент, а продолжала ждать ответа на поставленный вопрос.
– Я – военный.
– Вот как! – удивилась. – У меня никогда не было знакомых военных! Вы что же, артиллерист?
– Нет, я не артиллерист. Я – пилот.
– Летчик, – уточнила Зоя.
– Пилот, – настоял я. – Моя задача заключается в том, чтобы пилотировать ракету с ядерным зарядом на определенную цель.
– Поняла. Вы – камикадзе.
Я кивнул.
Зоя протянула мне варежку.
– Хотите? Очень полезно. После нее кожа становится гладкая-гладкая.
– Спасибо, не нужно, – отказался я.
– Что, скоро полет?
– Вероятно.
– Тогда действительно нет никакой разницы – лететь с гладкой кожей или с наждачной бумагой вместо таковой… Вам, наверное, хорошо заплатят?
– Я – патриот.
– А вашим родственникам?
– Я живу один.
Она кивнула в знак того, что все поняла.
– Поплаваем в бассейне?
– Да.
Мы вышли из парилки и, спустившись в воду, поплыли по разным дорожкам. Иногда я поворачивал голову и с удовольствием смотрел, как Зоя красиво плывет, изящно разгребая воду длинными руками.
– Мне хочется сделать для вас что-нибудь приятное, – сказала девушка, когда мы доплыли до бортика и встали на приступок. – Я тоже патриотка. У меня отзывчивое сердце, и я живу прямо над залом.
– У вас есть телефон? – спросил я, глядя, как по ее коже к пупку бегут мурашки, и испытывая сильное желание погладить Зоин шоколадный живот. – Мне нужно будет сделать один звонок.
– Я понимаю, что вам нужно сообщить командованию, где вы находитесь.
Я кивнул.
– Телефон есть…
Она вылезла из бассейна и села на корточки возле моей головы, торчащей из воды. Мне были видны складочки ее трусиков и бесцветные волоски на ногах. Стекала с груди вода.
– Квартира номер два, – негромко сказала она. – Но не торопитесь подниматься. Примите горячий душ, высушите феном волосы и причешитесь.
Она хотела уйти, но что-то вспомнила. Вновь присела.
– Так как вас зовут?
– Евгений.
– Квартира номер три.
– Так два или три?
– Звоните в любую. Весь этаж принадлежит мне.
– Договорились.
Она ушла, а я не торопясь принял душ, затем тщательно высушил феном волосы и поднялся в бар.
Посмотрев по телевизору последние новости и выпив чашку чая, я вышел из зала на улицу и, войдя в подъезд, поднялся на второй этаж.
Она не сразу отозвалась на звонок в квартиру номер два, а когда открыла, показалась мне на мгновение в нижнем белье, извинилась и закрыла за собой дверь в другую комнату.
– Я не успела одеться, – пояснила оттуда.
– Ничего, – ответил я, разглядывая огромную, в пятьдесят аршин, гостиную, в которой совершенно не было мебели. Лишь широкий диван у стены и огромная музыкальная система у окна. Зато во всю ширь, от стены до стены, лежал белый пушистый ковер.
