Маргарет Этвуд - Беззумный Аддам
— Дождя, похоже, не будет.
Ребекка смотрит на Тоби, приподнимает брови. Тоби изо всех сил старается держать лицо неподвижным. Американская Лисица искоса следит за ней.
Лисица, она и есть Лисица, думает Тоби. «Обращаться с пистолетом-распылителем», вы подумайте.
Путь Снежного Человека
— О Тоби, иди посмотри, иди скорей! — Это мальчик Черная Борода, он дергает ее за простыню.
— Что такое? — Тоби старается, чтобы в голосе не слышалось раздражение. Она хочет остаться тут, попрощаться с Зебом — пусть он и недалеко уходит, и ненадолго. Всего на несколько часов. Она хочет оставить на нем какую-нибудь метку. Может, в этом дело? На виду у Американской Лисицы. Поцеловать, сжать руку. «Он мой. Держись подальше».
Впрочем, это не поможет. Она только дурой себя выставит.
— О Тоби, Джимми-Снежнычеловек просыпается! Он прямо сейчас просыпается! — говорит Черная Борода. Он одновременно тревожится и перевозбужден, как в прежние времена дети перед парадом или салютом, перед чем-то кратковременным и восхитительным. Тоби не хочет его разочаровывать и позволяет себя утащить. Она оглядывается один-единственный раз: Зеб, Черный Носорог и Катуро сидят за столом, уминая завтрак. Американская Лисица несется прочь — менять дурацкую шляпу и шортики фасона «посмотри на мои ножки» на камуфляж, который, без сомнения, выгодно подчеркнет ее формы.
«Тоби, возьми себя в руки. Что это за подростковая ревность. Ты не в школе», — говорит она себе. Впрочем, в каком-то смысле они все — в школе.
У гамака Джимми собралась толпа. Пришли многие Дети Коростеля, взрослые и маленькие. У всех радостный вид, даже восторженный — в той мере, в какой они на это способны. Кое-кто из них уже начинает петь.
— Он с нами! Джимми-Снежнычеловек опять с нами!
— Он вернулся!
— Он принесет слова Коростеля!
Тоби проталкивается к гамаку. Две Дочери Коростеля помогают Джимми сесть. Глаза у него открыты. Он, кажется, еще плохо соображает.
— Приветствуй его, о Тоби, — говорит высокий мужчина, которого зовут Авраам Линкольн. Все Дети Коростеля не сводят с них глаз и слушают каждое слово. — Он был с Коростелем. Он принесет нам слова. Он принесет нам истории.
— Джимми, — говорит она. — Снежнычеловек.
Она кладет руку ему на плечо:
— Это я. Тоби. Я была у костра, на побережье. Помнишь? Где были еще Аманда и двое мужчин.
Джимми смотрит на нее неожиданно ясными глазами. Белки у него белые, зрачки чуть расширены. Он моргает. Смотрит на нее, не узнавая.
— Черт, — говорит он.
— Что это за слово, о Тоби? — спрашивает Авраам Линкольн. — Это слово Коростеля?
— Он устал, — отвечает Тоби. — Нет, это не слово Коростеля.
— Черт, — повторяет Джимми. — Где Орикс? Она была тут. Она была в костре.
— Ты болел, — говорит Тоби.
— Я кого-нибудь убил? Кого-то из этих… Кажется, мне приснился кошмар.
— Нет, — говорит Тоби. — Ты никого не убил.
— Кажется, я убил Коростеля. Он держал Орикс, и у него был нож, и он перерезал… О Боже. Кровь, все розовые бабочки были в крови. А потом я, потом я его застрелил.
Тоби встревожена. О чем это он? И, что гораздо важнее — как этот рассказ воспримут Дети Коростеля? Тоби надеется, что никак. Для них он прозвучит бессмыслицей, невнятным шумом, потому что Коростель живет на небе и умереть не может.
— Это был плохой сон, — осторожно говорит она.
— Нет. Не сон. Это точно был не сон. О бля… — Джимми откидывается в гамаке и закрывает глаза. — О бля…
— Кто такой этот Бля? — спрашивает Авраам Линкольн. — Почему он разговаривает с этим Бля? Здесь нет никого с таким именем.
Тоби не сразу понимает. Из-за того, что Джимми сказал «о бля», а не просто «бля», они решили, что он обращается к кому-то. Как «о Тоби». Как объяснить им, что такое «о бля»? Они никогда не поймут, почему название женщины, совокупляющейся с несколькими мужчинами, считается чем-то плохим: оскорблением, выражением отвращения, криком отчаяния. Насколько понимает Тоби, для них соответствующий акт несет лишь радость.
— Его нельзя увидеть, — говорит Тоби, не зная, что делать. — Его может видеть только Джимми, только Джимми-Снежнычеловек. Он…
— Этот Бля — друг Коростеля? — спрашивает Авраам Линкольн.
— Да, — отвечает Тоби. — И друг Джимми-Снежнычеловека тоже.
— Бля ему помогает? — спрашивает одна из женщин.
— Да, — говорит Тоби. — Если что-то идет не так, Джимми-Снежнычеловек зовет его на помощь.
В каком-то смысле это правда.
— Бля живет на небе! — торжествующе говорит Черная Борода. — С Коростелем!
— Мы хотели бы услышать историю Бля, — вежливо говорит Авраам Линкольн. — И историю о том, как он помогал Джимми-Снежнычеловеку.
Джимми снова открывает глаза и щурится. Он смотрит на свое одеяльце с веселенькими рисунками. Трогает кошку со скрипкой, ухмылку луны.
— Это еще что? Корова, блин. Мозги как спагетти.
Он поднимает руку и прикрывает глаза от света.
— Он просит вас всех отодвинуться немножко назад, — говорит Тоби. И наклоняется поближе к Джимми, надеясь этим заглушить от зрителей его слова.
— Я все просрал, да? — говорит он. К счастью, очень тихо — почти шепчет. — Где Орикс? Она только что была здесь.
— Тебе надо спать, — говорит Тоби.
— Гребаные свиноиды меня чуть не съели.
— Теперь ты в безопасности, — говорит Тоби. Человек, очнувшийся после комы, вполне может галлюцинировать. Но как объяснить Детям Коростеля, что такое галлюцинации? «Это когда человек видит то, чего нет. Но если этого нет, о Тоби, как он может это видеть?»
— Кто тебя чуть не съел? — терпеливо переспрашивает она.
— Свиноиды, — повторяет Джимми. — Ну, эти здоровенные свиньи. Я думал, что и вправду съели. Извините. Мозги как спагетти, бля. Каша в голове. А что это были за типы? Которых я не застрелил.
— Сейчас тебе не надо ни о чем беспокоиться. Ты хочешь есть?
Нужно начинать его откармливать очень понемногу. Так лучше всего после голодовки. Если б только у них были бананы.
— Гребаный Коростель. Он меня наебал. И я все просрал. Бля.
— Все в порядке, — говорит Тоби. — Ты все сделал правильно.
— Да нет, бля. Можно мне выпить чего-нибудь?
Дети Коростеля, почтительно стоявшие поодаль, снова подходят к гамаку.
— Нам нужно над ним помурлыкать, о Тоби, — говорит Авраам Линкольн. — Чтобы он окреп. У него в голове что-то перепуталось.
— Ты прав, — отвечает Тоби. — У него явно что-то перепуталось.
— Это все потому, что он спал. И шел сюда, — говорит Авраам Линкольн. — Сейчас мы будем над ним мурлыкать.
— А потом он поведает нам слова Коростеля, — говорит женщина с кожей цвета черного дерева.
— И слова Бля, — говорит женщина с кожей цвета слоновой кости.
— Мы будем петь этому Бля.
— И Орикс.
— И Коростелю. Хороший, добрый…
— Я пойду принесу ему свежей воды, — говорит Тоби. — С медом.
— А выпить у вас нету? Бля, до чего ж мне хреново.
Рен, Голубянка и Аманда сидят на низкой каменной стене рядом с водонапорной колонкой.
— Как там Джимми? — спрашивает Рен.
— Он очнулся, — отвечает Тоби. — Но еще плохо соображает. Это нормально, когда человек долго был без сознания.
— Что он сказал? — спрашивает Рен. — Он не звал меня?
— А нам можно прийти его проведать? — спрашивает Голубянка.
— Он говорит, что у него в голове как будто спагетти, — отвечает Тоби.
— У него всегда были спагетти вместо мозгов, — говорит Голубянка. И смеется.
— Вы его знали? — спрашивает Тоби. Она уже поняла, что Джимми и Рен когда-то знали друг друга, и Аманда тоже его знала. Но Голубянка?
— Да, — говорит Рен, — мы уже все выяснили.
— Я была его напарницей по лабораторным работам в Здравайзеровской средней школе, — объясняет Голубянка. — По биологии. Введение в генный сплайсинг. Потом наша семья уехала на запад.
— Вакулла Прайс, — говорит Рен. — Он мне тогда рассказывал, что был в тебя ужасно влюблен! И что ты разбила ему сердце. Но ты никогда не отвечала ему взаимностью, да?
— Он был ужасный врун, — в голосе Голубянки звучит нежность, словно Джимми — капризное, но очаровательное дитя.
— А потом он мне разбил сердце, — продолжает Рен. — И одному Богу известно, что он рассказывал Аманде после того, как меня бросил. Вполне возможно, что это я разбила сердце ему.
— Я бы сказала, что он страдал нарушением привязанности, — говорит Голубянка. — Я встречала таких парней.
— Тогда он любил спагетти, — говорит Аманда; это самая длинная речь, которую слышала от нее Тоби с тех самых пор, как ее отбили у больболистов.
— В школе он любил рыбные палочки, — вспоминает Рен.
