Артур Хейли - Клиника: анатомия жизни

Элизабет сказала о резус-факторе. Конечно же, она постоянно об этом думает и боится. Но врач сомневался, что Элизабет точно представляет себе, что такое резус-фактор. Он решил приободрить будущую маму.

— Миссис Александер, — сказал он, — я хочу, чтобы вы поверили в следующее: то обстоятельство, что у вас с мужем разные резусы, отнюдь не означает, что с вашим ребенком обязательно возникнут проблемы. Вы в это верите?

— Думаю, что да, доктор, — ответила Элизабет, но в ее голосе прозвучало сомнение.

— Вы знаете точно, что означают термины «резус-положительный» и «резус-отрицательный»?

— Думаю, что нет. Во всяком случае, точно я не знаю, призналась Элизабет.

Именно этого Дорнбергер и ожидал. Немного помолчав, он снова заговорил:

— Попробую объяснить это как можно проще. Наша кровь состоит из определенных веществ — их лучше называть ингредиентами.

Элизабет кивнула:

— Я поняла.

Она сосредоточилась, приготовившись усвоить то, что скажет ей доктор Дорнбергер. На мгновение она испытала ностальгическую тоску по школьным годам. В школе она всегда гордилась своей способностью схватывать суть новых вещей, умением сосредоточиться на важных проблемах. В такие минуты она умела быстро запоминать факты, полностью отвлекаясь от посторонних вещей. Эта способность сделала ее одной из лучших учениц в классе. Интересно, сохранила ли она эту способность?

Дорнбергер продолжал:

— В настоящее время медицине известно сорок девять ингредиентов крови человека. У большинства из нас таких факторов от пятнадцати до двадцати.

В мозгу Элизабет щелкнуло, и она задала вопрос:

— Почему люди рождаются с разными факторами?

— Мы их наследуем, но для нас это сейчас не важно. Важно помнить другое: некоторые факторы совместимы, а некоторые — нет.

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что если эти сорок девять ингредиентов крови смешать, то некоторые из них превосходно уживутся друг с другом, а некоторые начнут драться между собой не на жизнь, а на смерть. Именно поэтому мы так внимательно проверяем групповую принадлежность крови перед ее переливанием. Мы должны быть уверены, что человек сможет принять перелитую ему кровь.

Элизабет нахмурилась и спросила:

— И все проблемы возникают из-за ингредиентов, которые воюют друг с другом? Я имею в виду проблемы, которые возникают у новорожденных.

Это была ее старая школьная привычка: твердо уяснить один пункт и только потом перейти к следующему.

— Иногда это действительно так, но не всегда. Возьмем для примера вас и вашего мужа. Вы говорили, что у него кровь резус-положительная?

— Да, совершенно верно.

— Это значит, что у него в крови есть ингредиент, который обозначают заглавной буквой «D».

Элизабет медленно кивнула. В мозгу ее запечатлелось: если нет буквы «D», то, значит, кровь резус-отрицательная. Элизабет быстро сочинила мнемоническое двустишие:

Буквы «D» нет у меня,Резус-минус кровь моя.

Она заметила, что Дорнбергер внимательно на нее смотрит.

— Вы так интересно рассказываете, — улыбнулась она. — Раньше мне этого не объясняли.

— Хорошо, а теперь давайте поговорим о вашем ребенке. — Он указал рукой на обозначившийся животик Элизабет. — Мы пока не знаем, какой будет у младенца кровь — резус-положительная или резус-отрицательная. Другими словами, мы не знаем, будет у него буква «D» или нет.

На секунду Элизабет забыла о своей ментальной игре. С неподдельной тревогой она спросила:

— И если «D» у него будет, то его кровь вступит в конфликт с моей?

— Это возможно, — спокойно ответил Дорнбергер, — но не надо так пугаться. Слушайте меня дальше.

Элизабет снова сосредоточилась. Жаль, что она допустила минутную слабость и позволила себе отвлечься.

Дорнбергер заговорил четко и раздельно:

— Кровь ребенка надежно отделена от крови матери. Тем не менее во время беременности немного крови плода иногда попадает в систему кровообращения матери. Вам понятно?

Элизабет кивнула:

— Да.

— Очень хорошо. Если у матери отрицательный резус, а у ребенка — положительный, то это означает, что иногда наш старый друг D попадает в кровь матери, где его отнюдь не ждут с распростертыми объятиями. Это понятно?

— Да, — ответила Элизабет.

— Если это происходит, — медленно продолжил Дорнбергер, — в крови матери начинают вырабатываться вещества, которые мы называем антителами. Эти антитела борются с ингредиентом D и со временем уничтожают его.

Элизабет недоуменно посмотрела на врача:

— И в чем здесь проблема?

— Здесь и нет никакой проблемы — во всяком случае, для матери. Проблема возникает тогда, когда антитела — созданные организмом матери бойцы с ингредиентом D — преодолевают плацентарный барьер и проникают в кровь ребенка. Понимаете, хотя системы кровообращения матери и плода не сообщаются между собой, антитела могут все же пересекать границу между ними.

— Понятно, — медленно произнесла Элизабет. — Вы хотите сказать, что материнские антитела начнут воевать с кровью ребенка и уничтожать ее.

Теперь Элизабет действительно все поняла.

Дорнбергер смотрел на нее с нескрываемым восхищением. Какая умничка, подумал он. Не пропустила ни одного слова из объяснения.

— Антитела могут разрушить кровь ребенка или ее часть, если мы позволим им это сделать. Тогда возникает заболевание, которое мы называем эритробластозом плода.

— Но как его остановить, если эритробластоз начнется?

— Если он начнется, то остановить его мы не сможем. Но мы можем его предотвратить. С помощью теста на сенсибилизацию мы обнаружим появление в крови матери антирезусных антител. Этот тест будет проведен несколько раз в течение беременности.

— Как его делают? — спросила Элизабет.

— Как вы, однако, любите задавать вопросы! — Гинеколог улыбнулся. — Я не смогу описать вам все тонкости лабораторной процедуры, ваш муж сделает это гораздо лучше, чем я.

— Но что еще можно сделать? Я имею в виду для ребенка.

— Самое важное — это сделать ребенку обменное переливание подходящей крови сразу после рождения. Обычно оно оказывается успешным.

Дорнбергер намеренно не стал рассказывать об опасности эритробластоза, который может привести к рождению мертвого ребенка. Не стал говорить и о том, что акушеры подчас вызывают роды искусственно, за несколько недель до срока, чтобы снизить риск заболевания. В любом случае обсуждение зашло слишком далеко, и Дорнбергер решил его закончить.

— Я рассказал вам все это, миссис Александер, только потому, что вы волновались по поводу резус-фактора. Кроме того, вы интеллигентная женщина, а я всегда считал, что лучше знать всю правду, чем ее часть.

Элизабет улыбнулась. Она и сама так думала. К тому же ей было приятно, что она не утратила своей школьной способности думать и запоминать. Потом она одернула себя: что за самодовольство! Ей предстоит рожать ребенка, а не сдавать годовой экзамен.

Доктор Дорнбергер снова заговорил, теперь уже вполне серьезно, без улыбки:

— И позвольте мне сказать вам еще одну важную вещь. Во-первых, у ребенка может не быть резус-положительной крови, ни в этот раз, ни потом. В этом случае никаких проблем вообще не будет. Во-вторых, если даже кровь ребенка будет резус-положительная, не обязательно, что у вас появятся антитела. В-третьих, даже если появятся, очень велики шансы на успешное лечение и выздоровление ребенка. — Он посмотрел ей в глаза: — Что вы теперь обо всем этом думаете?

Элизабет просияла. С ней разговаривали как со взрослым человеком, и это очень ей импонировало.

— Доктор Дорнбергер, — сказала она, — вы просто чудо.

Изумленный врач взял в руку трубку и принялся ее набивать.

— Да, — согласился он. — Я и сам иногда так думаю.

— Джо, я могу с тобой поговорить?

Люси Грейнджер как раз направлялась в отделение патологической анатомии, когда в коридоре первого этажа едва не натолкнулась на массивную фигуру Пирсона. Услышав, как его окликнули, Пирсон остановился.

— У тебя какие-то проблемы, Люси? — Старик говорил своим обычным немного гнусавым и ворчливым тоном, но в нем — к великой радости Люси — не было враждебности. Люси втайне надеялась, что она застрахована от перепадов настроения Джо Пирсона.

— Да, Джо. Я хочу, чтобы ты взглянул на одну мою больную.

Пирсон принялся раскуривать непременную сигару. Внимательно посмотрев на ее красный кончик, он спросил:

— Что случилось?

— Речь идет об одной медсестре-практикантке. Девушку зовут Вивьен Лоубартон. Ей девятнадцать лет. Ты ее знаешь?

Пирсон отрицательно покачал головой, и Люси продолжила:

— Меня немного беспокоит этот случай. Я подозреваю опухоль кости и на послезавтра назначила биопсию. Ткань направят к вам, но я бы хотела, чтобы ты взглянул на девочку.