Кадзуо Исигуро - Не отпускай меня
— Говорят, — сказала после паузы Крисси, — что если юноша и девушка любили друг друга, как следует любили, по-настоящему, и могли это доказать, то руководители Хейлшема устраивали им послабление. Устраивали так, что они вначале могли несколько лет провести вместе и только потом становились донорами.
В воздухе что-то изменилось — возник странный трепет, покалывание.
— Нам про это в Уэльсе говорили, — рассказывала дальше Крисси, — в Белом особняке. Они там слышали про одну хейлшемскую пару, ему всего несколько недель оставалось до того, как стать помощником доноров. Ну и они к кому-то поехали, все объяснили, и им отложили на три года. Позволили целых три года жить там вместе, в Белом особняке, никаких курсов подготовительных, ничего. Три года только друг с другом, потому что смогли доказать, что у них настоящая любовь.
В этот момент я заметила, что Рут очень убедительно кивает. Крисси и Родни тоже это заметили и несколько секунд смотрели на нее как завороженные. И у меня словно видение какое-то возникло: Крисси и Родни там, в Коттеджах, месяц за месяцем перед этой поездкой подстрекают друг друга, зондируют тему между собой. Я увидела, как они наедине, вначале очень осторожно, заводят об этом разговор, как, пожимая плечами, прекращают его, заминают, как, не в силах удержаться, возвращаются к нему. Я увидела, как они играют с мыслью поговорить с нами об этом, как оттачивают выражения, продумывают, что сказать. Потом я опять посмотрела на Крисси и Родни, сидящих передо мной и уставившихся на Рут, и попыталась вчитаться в их лица. У Крисси — боязнь пополам с надеждой. Родни, похоже, нервничал — словно не доверял себе, опасался, что выпалит что-нибудь непредусмотренное.
Слух об отсрочках доходил до меня и раньше. В течение нескольких предыдущих недель я чем дальше, тем чаще улавливала какие-то обрывки разговоров. Всякий раз старожилы говорили только между собой и неловко умолкали, едва приближался кто-нибудь из нас. Все же я услышала достаточно, чтобы понять суть, и знала, что речь идет именно о воспитанниках Хейлшема. Тем не менее только в тот день, в том приморском кафе мне по-настоящему стало ясно, какое значение все это приобрело для некоторых старожилов.
— Наверно, — голос Крисси слегка дрожал, — вам что-то об этом известно. Какие правила и тому подобное.
Они с Родни посмотрели на каждого из нас по очереди, потом их взгляды опять остановились на Рут. Она вздохнула.
— Да, конечно, кое-что они нам сказали. Но, — она пожала плечами, — все-таки мы мало об этом знаем. Мы никогда особенно про это не говорили… Вообще-то, по-моему, нам пора идти.
— К кому надо обращаться? — вдруг спросил Родни. — Вам не объяснили, к кому надо пойти, чтобы… ну… заявить о себе?
Рут опять пожала плечами.
— Я же вам сказала, мы не обсуждали этого толком.
Почти инстинктивно она посмотрела на нас с Томми в поисках поддержки, что, вероятно, было ошибкой, потому что Томми сказал:
— Честно говоря, я понятия не имею, о чем вы тут беседуете. Что за правила такие?
Рут метнула в него испепеляющий взгляд, и я быстро сказала:
— Ты же помнишь, Томми. Все эти разговоры, которые ходили у нас в Хейлшеме.
Томми покачал головой.
— Нет, не помню, — отрезал он. И на этот раз я видела — и Рут тоже, — что никакой заторможенности в нем нет. — Не помню в Хейлшеме ничего подобного.
Рут отвернулась от него.
— Вам надо иметь в виду, — сказала она Крисси, — что, хотя Томми и был в Хейлшеме, он не такой, как настоящие хейлшемские. Его никуда не принимали, над ним вечно смеялись. Поэтому нет смысла его спрашивать про такие вещи. А теперь я хочу все-таки найти женщину, которую видел Родни.
К этому моменту глаза у Томми стали такими, что у меня перехватило дух. Таких глаз я давно уже у него не видела — они принадлежали тому Томми, который переворачивал в классе столы и от которого спасались, баррикадируя дверь. Потом взгляд постепенно стал обычным, Томми повернулся к небу за окном и глубоко вздохнул.
Старожилы ничего этого не заметили, потому что Рут, кончив говорить, тут же встала и принялась возиться с курткой. Все разом начали отодвигать стулья и подниматься — возникла легкая суета. Мне с самого начала было поручено распоряжаться деньгами, и я отправилась платить. Остальные тем временем потянулись за дверь, и я, дожидаясь сдачи, видела в одно из больших мутных окон, как они молча переминаются на солнце с ноги на ногу, глядя на море.
Глава 14
Когда я вышла, было уже ясно, что от возбуждения, которое нас охватило здесь вначале, ничего не осталось. Мы двигались молча, Родни впереди, по маленьким боковым улочкам, куда солнце почти не могло пробиться, где тротуары были такие узкие, что часто приходилось идти гуськом. На Главной стало чуть полегче, потому что из-за шума наше скверное настроение было тут не таким очевидным. Когда переходили у светофора на солнечную сторону, я увидела, что Родни и Крисси о чем-то совещаются, и задумалась, насколько гнетущая атмосфера связана с тем, что мы, по их мнению, скрываем какой-то важный хейлшемский секрет, насколько — просто-напросто с пренебрежительным высказыванием Рут о Томми.
Потом, когда мы перешли Главную улицу, Крисси объявила, что они с Родни хотят зайти купить открыток для дней рождения. Рут была изумлена, но Крисси гнула свое:
— Мы стараемся помногу их покупать. Всегда дешевле в конечном счете. И не случится такого, что у кого-нибудь вдруг день рождения, а открытки нет. — Она показала на вход в магазин «Вулвортс». — Тут продаются очень даже неплохие, и дешево.
Родни кивал, и мне показалось, что его улыбка чуть-чуть подкрашена насмешкой. Он сказал:
— Само собой, потом выясняется, что у тебя куча одинаковых, но можно ведь на них рисовать свои картинки. Персонализовать.
Оба старожила теперь стояли посреди тротуара, заставляя мам с прогулочными колясками себя объезжать и ожидая наших возражений. Я видела, что Рут разгневана, но без поддержки Родни в любом случае мало что можно было сделать.
Так что мы вошли в «Вулвортс», и там мне сразу же стало куда веселее. Мне и сегодня это нравится: большой магазин, множество рядов с полками, где выставлены яркие пластиковые игрушки, поздравительные открытки, масса косметики, здесь же, может быть, и фотокиоск. Если я сейчас приезжаю в город и у меня есть капелька свободного времени, я иду в какое-нибудь подобное место, где можно просто слоняться в свое удовольствие, ничего не покупая, и тебе слова не скажут.
В общем, мы вошли и очень быстро разбрелись по разным отсекам магазина. Родни задержался у входа около большой стойки с открытками, Томми двинулся вглубь, и я увидела, как он стоит под большим рекламным плакатом поп-группы и перебирает музыкальные кассеты. Минут через десять, когда я оказалась в дальней части зала, мне послышался голос Рут, и я пошла в ту сторону. Я уже свернула в проход — в тот, где были выставлены пушистые зверьки и большие паззлы в коробках, — и вдруг увидела, что Рут и Крисси стоят у дальнего его конца и о чем-то разговаривают. На меня напало сомнение: прерывать их не хотелось, но нам пора было идти, и поворачивать назад и гулять по магазину дальше мне не хотелось тоже. Поэтому я просто встала где была, притворилась, что рассматриваю паззл, и дожидалась, пока они меня заметят.
В какой-то момент мне стало ясно, что они опять обсуждают этот слух. Крисси вполголоса говорила примерно вот что:
— Но за все годы, что ты там была, поразительно — как это ты не задумалась? Что сделать, к кому обратиться и все такое.
— Ты не понимаешь, — объясняла Рут. — Была бы ты из Хейлшема, не спрашивала бы. Мы никогда этому не придавали такого значения. По-моему, мы просто все время знали, что в случае чего только и надо будет, что связаться с Хейлшемом…
Тут Рут увидела меня и осеклась. Когда я опустила коробку и повернулась к ним, обе смотрели на меня с неприязнью. Но в то же время вид у них был такой, словно я застала их за чем-то недозволенным, и они смущенно отступили друг от друга.
— Надо бы двигаться дальше, — сказала я, прикинувшись, что ничего не слышала.
Но Рут не дала себя одурачить. Когда они проходили мимо, взглянула на меня свирепей некуда.
Так что когда во главе с Родни мы отправились искать офис, где он месяц назад увидел «возможное я» для Рут, настроение в нашей компании было еще хуже прежнего. Не улучшало его и то, что Родни постоянно уводил нас не на те улицы. Как минимум четыре раза он уверенно сворачивал с Главной, мы шли за ним, но потом магазины и офисы кончались, и приходилось возвращаться. Довольно скоро повадка Родни стала оборонительной, и видно было, что он готов сдаться. Но вдруг мы нашли, что искали.
В очередной раз мы повернули назад и брели к Главной улице, но тут неожиданно Родни остановился. Потом молча показал на офис на той стороне улицы.
