Владислав Егоров - Пасхальные яйца

Был еще единичный случай с Веркой Коноплевой. На дальние покосы они ездили стога метать. До захода солнца не управились, заночевали там. А ночь холодная, росная выдалась. Верка и притулилась к нему согреться. Грелись, грелись да и разогрелись. Ну, а последний случай с Марусей Селивановой, так рассудить, тут его вины фактически нет. Это уж ему шестьдесят стукнуло. Сыновья давно уже в городе жили, дочку после института вообще в Красноярск занесло. Валентина поехала ее проведать, он один остался. В субботу, как положено, истопил баньку, после нее принял граммов триста и спать уже собрался ложиться, как тут соседка пожаловала. Тоже уж не девушка была, к пятидесяти подбиралась. Видела, говорит, ты баньку наладил, после нее по обычаю стопочку опрокинуть надо, а вдруг, думаю, у тебя нет ничего, в сельпо водку давно не завозили, а у меня бутылочка припасена, чего не порадовать соседа? Ну, естественно, он отказать не мог, выпили ее бутылочку, а потом на кровать она его повалила, и побезобразничали они немножко. Словом, можно сказать, она силком его взяла. Вот и все прегрешения по женской линии. Получается всего ничего.

Чтобы считать жизнь правильно прожитой, полагается еще человеку дом построить, посадить дерево и детей воспитать. По всем этим позициям у него полный ажур. Избу сам складывал в пятьдесят четвертом. Как Маленков дал послабку крестьянам, он и затеял строительство. Брат Николай, правда, подсоблял и Иван Егорыч присоединился, так и они, когда строились, он тоже первейшее участие принимал. Сложить, получится, как раз целый дом единолично поставил. А сколько деревьев он за жизнь пересажал! Одних яблонь десятка три, не меньше. А еще груш, слив, плодовых кустарников разных. Теперь взять детей. Всех троих они с матерью в люди вывели.

Павел на инженера выучился, всегда в почете был, награждался за свои изобретения. Правда, сейчас его завод закрыть собираются, зарплату уже три месяца не выдают. Но Алешка, пока старшой новую работу не подыщет, помогает материально. А сам Алешка по отцовской линии пошел — шоферит. У него все путем. Живет в достатке, любви и спокойствии. Невестка Любаша свекру всегда исключительное уважение оказывает. К семидесятилетию сыновья ему костюм подарили, знает — по ее настоянию. В нем и в гробу не стыдно будет лежать — практически не надеванный, только на День Победы два раза в него облачался. Детишки Алешкины, следовательно, его внучата Максимка и Андрюшка, разумные ребятишки, не балованные. Когда на лето в деревню к деду с бабкой их отправляли, в огороде — первые помощники, воды для полива натаскать — без отказу, а дровишек поколоть — им даже в удовольствие. Дочь Лизавета далеко забралась, но письма шлет отцу аккуратно. У нее детишек не получилось, но с мужем, пишет, живет в согласии, а может, успокаивает.

А вот в чем грешен, в том грешен — церковь редко посещал и Великого поста совсем не соблюдал. Насчет церкви такое объяснение. Их деревенскую еще в Гражданскую спалили, а в городе, когда у сыновей гостевал, поначалу сомневался в церковь захаживать, потому как на молящихся посматривали тогда косо, тот же Иван Егорыч первым бы его и осудил. А как стало к религии правильное отношение, он при каждом приезде к детям обязательно церковь посещал и свечку ставил Богородице, заступнице всех русских людей. Ну, а вместо Великого поста может можно ему зачесть голодные тридцать второй, да тридцать третий, да сорок шестой с сорок седьмым. Вот и выйдет так на так. А еще покойница мать говорила: не тот грех, сынок, что в рот, а тот, что изо рта. Понимай, мол, что нельзя обижать людей злым словом, сплетничать и пересудничать. В этом плане, кто знал его, не дадут соврать, к нему трудно будет придраться…

Старик Вострухин стал припоминать, не упустил ли он из вида каких других важных заповедей, но получалось, вроде бы все учел. Поинтересоваться бы у Григория Степановича, тот, хоть и однорукий, а на вид грамотный, может, чего подсказал бы еще, да больно крепко он спит, еще осерчает, если разбудишь. Соседний с ним Рустем Алиевич — явно мусульманской веры, у них понятия другие. А рядышком парнишка посапывает, Костиком назвался, так у этого шелапута и спрашивать о чем-нибудь серьезном бестолку, по всему видать, кроме озорства, ничего путного у него в голове нет.

Решив, что место в раю ему полагается, если, конечно, подойдут к нему на Божьем суде без придирок по пустякам, старик Вострухин стал прикидывать, как ему следует устроить гам свою дальнейшую загробную жизнь. Тот же Иван Егорыч, даром что коммунистом был, а религией интересовался. Жизнь в раю, по его понятию, и в церковных книгах фактически так отписано, это когда исполняются все желания вознесшейся души. Конечно, не какие-нибудь пакостные, вроде блуда или пьянства, а исключительно чистые, добрые, одним словом, положительные.

Прежде всего, надо будет определиться с жильем. Такой дворец, как на иностранной иконке, ему ни к чему, но желательно, чтоб дом был получше своего деревенского, и чтоб крыша была покрыта не оцинкованным железом, а черепицей — очень ему нравится этот материал. Скотины много не надо — корову удойную, поросенка да с десяток курочек. Когда Васька помрет, хорошо бы и кота к нему определить. Хоть сил у него в раю, наверно, прибудет, но для огорода достаточно шести соток, а то и четырех, чтоб не очень горбатиться. Само собой, чтоб удобрений всегда было в достатке, особливо навоза.

В общем и целом хозяйство так должно быть устроено, чтоб работать в охотку и чтоб оставалось время и для исполнения добрых желаний. По субботам, как у него было заведено, — банька. Обязательно с веничками — дубовым, березовым и хорошо бы еще можжевеловым — на земле-то это деревце почти совсем извели. После баньки, если ничего крепкого в раю категорически не положено, чтоб был квасок. Покойница жена умела его приготовить — ядреный, на хренку, в погребе остуженный. Вот уж истинное ублажение души. Конечно, если в раю семьи, которые счастливо жили, соединяются снова, то с кваском никаких проблем не будет.

Пожалуй, второе душевное желание — рыбалка. Хорошо, чтоб рядом и речка и озеро были. В речке щуку, сома половить, окуньков, ну, а в озере — карасей. И чтоб без улова никогда не уходить. Пусть хоть пять плотвичек да пять пескариков попадутся на крючок обязательно. А, скажем, на каждой десятой рыбалке — если чаще, интерес быстро пропадет — вытаскивать полупудового сома или щуку ростом от земли до брючного ремня.

Третье желание — походить за грибами. Чтоб в один день набрать, к примеру, корзину белых, в другой — подосиновиков с подберезовиками, в третий — найти пару нетронутых пеньков с опятами. Ну, и чтоб попадались засолочные грибы — рыжики, грузди, волнушки. Кое-кто брезгует, не берет валуев, а он не поленится и за ними нагнуться. Если этот гриб хорошенько вымочить, да не пожалеть укропчику, чесночку, смородинового листа, да дубовую веточку в кадушку положить — он за милую душу пойдет и под стопочку и просто с картошечкой отварной.

Старик Вострухин даже крякнул тихонечко и перешел к последнему желанию, о котором ему будет даже неловко просить. В раю вроде песни красивые любят петь, а он еще мальчишкой пуще всего мечтал на гармошке научиться играть. Гармонист — в любой компании первый человек. Однако жизнь так сложилась, что все не до гармошки было. Так вот, хорошо бы, чтобы сбылась эта его детская мечта. А больше никаких других желаний у него нету…

Окно в палате было плохо зашторено, и в просвет между полотнищами заглянула луна и осветила божественную картинку, что висела напротив старика. И ему показалось, что правый ангелочек, похожий на внучонка Андрюшку, когда тому было три года, улыбнулся и подмигнул: мол, спи, дедуля, спокойно, место в раю тебе уже приготовлено, и все твои желания будут непременно исполнены.

Старик Вострухин улыбнулся в ответ, повернулся на правый бок и сразу заснул. И больше не проснулся.

КТО-ТО УМЕР

Вечером, он уже протопил печку, отужинал, сидел читал книжку, постучала в дверь соседка с дачи напротив.

— Ой, как у вас тепло! — воскликнула с порога, а потом уже. — Добрый вечер! — И затараторила. — Вам от жены привет. Она мне позвонила, знала, что я еду, просила заглянуть к вам, посмотреть, как вы тут переносите эту холодрыгу, хватило ли наколотых дров, а то ведь вам с вашей стенокардией махать топором нельзя.

— Спасибо, все нормально, — ответил он сухо. — Дров еще на неделю хватит, как минимум.

Он недолюбливал эту соседку. Пышнотелая большеглазая крашеная блондинка, чуть за сорок, считающая себя неотразимой. Как же, уже по третьему или четвертому разу замужем! Она приехала откуда-то из провинции, довольно быстро освоилась в Москве, завела свой бизнес, но, видно, некрупный, потому как купила стандартный участок в шесть соток в их скромном садовом товариществе за сотню верст от столицы, в то время как настоящие крутые бизнесмены возводят себе замки из красного кирпича. Правда, машина у нее имелась. Какая-то подержанная иномарка. Он в машинах совсем не разбирался. Мог разве что «москвич» отличить. У сына тот был. Впрочем, почему был? Он и сейчас есть. Правда, ездить на нем нельзя. В позапрошлом году сын попал в аварию, сам отделался царапинами, а машину здорово покалечил. На ремонт денег никак не наскребет. На зарплату инженера не больно разгуляешься. Невестка вообще библиотекарем работает, ее получки хватает фактически лишь на проездной билет да еще за квартиру заплатить.