Сара Дессен - Страна грез (ЛП)
Когда сестра, наконец, позвонила, через неделю после Нового года, я лежала в кровати, находясь в каком-то странном полусне и пытаясь не думать о прошлом вечере с Роджерсоном, свежем синяке, охватывающем запястье и многих предыдущих вечерах. Я поняла по маминому голосу, что звонит именно Кэсс — вежливое «Алло?» подпрыгнуло и словно зазвенело в воздухе, мамина интонация приобрела такой счастливый оттенок, что даже я, в другой комнате, услышала.
— И тебя с Новым годом! — воскликнула мама, и я услышала, как она ходит по дому, разыскивая папу. С ним все было чуть сложнее — он обычно брал трубку и внимательно слушал, затем начал говорить сам отрывистыми фразами и официальным голосом, как делал теперь всегда, когда звонила сестра.
— Ну как ты там, милая? Как Рождество? — мамины каблуки процокали в направлении кабинета отца. Я перевернулась на бок и закрыла глаза.
— Да, мы чудесно провели время. Ты пропустила ежевичный пирог, но мысленно ты была с нами. Знаешь, это было совсем по-другому без тебя. — Пауз, затем я услышала ее шепот: «Джек, это Кассандра! Возьми трубку».
— Как там погода? — поинтересовался отец, затем замолчал, слушая ответ Кэсс. — Ну да, именно так и выглядит январский Нью-Йорк.
— А здесь очень мило, — добавила мама. Видимо, отец уже решил закончить диалог. — Что? О, с ней все в порядке, она так занята. Чирлидинг продвигается прекрасно, да еще все эти школьные дела и ее новый парень, Роджерсон. Она занята чем-нибудь каждый вечер, с ней все замечательно!
Я изучала взглядом синяки на руках. Замечательно. Верно.
— Я уверена, она будет рада поговорить с тобой! — мамины шаги раздались в коридоре совсем рядом с моей комнатой. — Не знаю, может быть, она еще спит, но я могу…
Я вытянулась на кровати и закрыла глаза в тот момент, когда она открыла дверь и заглянула в комнату.
— Кейтлин? — прошептала она. — Милая?
Я сконцентрировалась на дыхании: вдох, выдох, вдох, выдох — спокойное и размеренное. Вдох. Выдох. Вдох.
— Ох, — тихо сказала мама в трубку, — она уже легла. Она расстроится, когда узнает, что пропустила твой звонок.
Вдох. Выдох.
Дверь тихонько щелкнула, закрываясь, и мамины шаги удалились. Ее голос стал тише, она вернулась в кухню, все еще разговаривая с Кэсс и ловя каждое ее слово.
Мне не хотелось говорить с сестрой. Каждый, кто уже успел заметить, что со мной что-то происходило, был достаточно занят своими делами, чтобы задаваться вопросами снова. Рина — Джеффом, мама — Кэсс, Коринна — Дейвом и своей работой. Единственной, кто все еще вел себя так, словно чувствовал, что у меня проблемы, была Боу, но вмешиваться и задавать много вопросов было не в ее стиле, а игнорировать ее внимательные и временами сочувственные взгляды я уже наловчилась. С короткими ответами на обычные вопросы проблем не тоже возникало: хорошо, занята, ничего особенного, просто устала.
Но моя сестра была другой. Мы были слишком похожи, поэтому я боялась, что она легко заметит перемены в моем голосе и по одному слову, сказанному мной, поймет, что происходит. Мне нельзя было быть раскрытой, тем более — Кэсс. Она была сильнее, умнее и никогда бы не позволила такому случиться.
Засунув руку под матрас, я вытащила дневник, пролистнула несколько заполненных страниц и открыла чистую. Мама все еще смеялась на кухне, видимо, Кэсс рассказывала что-то смешное, а я начала свой собственный, беззвучный, диалог со старшей сестрой.
«7 января.
Дорогая Кэсс,
Помнишь, когда мы были маленькими, мама всегда говорила нам, чтобы мы писали обещания на Новый год, а потом старались сдерживать их? Например, чистить зубы каждый день, не драться друг с другом или читать по книге каждый месяц. Тогда все казалось возможным, и мы знали, с чего начинать.
В этот Новый год я больше не чувствую ничего подобного. А ты?
Со мной что-то происходит. Я как будто сжимаюсь, и становлюсь все меньше и меньше, и я не в силах остановить это. Слишком много всего идет не так, но мне стыдно признать реальностью даже меньшую часть этого. Это все как прорубь в пруду, ты подходишь к ней, и она кажется небольшой, но вот под твоим весом лед проламывается, прорубь становится больше, и ты падаешь. Я как будто сплю и не могу проснуться…»
Как-то, серым февральским днем, я направилась к Коринне, чтобы выкурить сигарету перед тренировкой, а потом, может, пропустить занятие, но, приехав, увидела, что свет выключен. Беспрепятственно зайдя внутрь, я увидела Коринну, которая спорила по телефону с представителем управляющей компании.
— Я понимаю, — сказала она. Увидев меня, Коринна кивнула в знак приветствия. Без включенного телевизора здесь было непривычно тихо, я даже слышала, как мурлычет их кот откуда-то из другого конца комнаты. Коринна сидела на диване, перед ней были разложены квитанции, в руке она держала калькулятор и, плача, пыталась что-то подсчитать. — Но мы ведь за все заплатили! Я имею в виду, я точно помню, как отдала деньги своему парню, и он пошел платить, так что я не знаю, как…
Она замолчала, прислушиваясь, потом покачала головой и достала из пачки, лежавшей рядом, бумажный носовой платок.
— Да, хорошо. Я поняла. Спасибо.
Коринна положила телефон на столик и закрыла лицо руками. Ее браслеты соскользнули по запястьям со знакомым звоном.
— Боже мой, — простонала она, не отнимая руки от лица.
— Мне жаль, — сказала я. Коринна взглянула на меня и попыталась улыбнуться.
— Ты знаешь, что в Лос-Анджелесе сегодня семьдесят два градуса (*имеются в виду градусы по Фаренгейту, это примерно 22 градуса по Цельсию)? И это посреди зимы? Там, наверное, рай.
— Звучит неплохо. Я буду скучать по тебе, когда вы уедете, — я пыталась поддержать ее, как могла.
— Ты можешь приезжать в гости, — Коринна мечтательно улыбнулась, зажигая сигарету. — Мы пойдем на пляж, встретим кинозвезд и будем загорать в середине февраля!
— Здорово! Считай, я уже там.
Мне действительно хотелось бы быть сейчас где-нибудь… Подальше отсюда.
— Я постоянно об этом думаю, — сказала она мне. — Знаешь, это просто все, чего я хочу.
Я кивнула. Калифорния казалась такой далекой и нереальной, но, возможно, там действительно было лучше?.. Взглянув на часы, я поняла, что уже опаздываю на тренировку.
* * *Когда я вошла в зал, все уже собрались и ждали лишь меня одну.
— Кейтлин, — начала Челси Роббинс. — Мы рады, что ты наконец решила присоединиться к нам. Присядь, мы хотели поговорить с тобой.
Я с трудом сглотнула и села на край скамейки. Все, кроме Рины, которая притворялась занятой завязыванием шнурков, смотрели на меня. Все девчонки были в спортивной одежде, шортах и майках, одна я надела длинные штаны и кофту с длинными рукавами. В зале еще не было слишком уж жарко, и я радовалась, что никто не увидит мои ноги или руки обнаженными. На тренировках я справлялась, кажется, неплохо, никто не замечал, что я под кайфом, что тоже не могло не радовать меня. Сигарета — вот все, что было нужно, чтобы пережить еще одну тренировку.
«Восстание болельщиц», вспомнила я, оглядевшись вокруг — сплошь серьезные лица, все взгляды направлены на меня.
— Кейтлин, — начала Челси, как уполномоченная говорить от лица всех и каждой, — нам кажется, что сейчас самое время обсудить все, что происходит с тобой, и твое будущее.
— Мое будущее?
— Да. Как ты видишь себя в команде, — губы Челси были яркими и розовыми, потому что она без конца их облизывала. Не лучшая привычка, капитан. — Думаю, ни для кого не секрет, что ты часто бываешь… Хм, не в настроении, чтобы прийти на тренировку. Я права?
Про залу пронесся тихий гул соглашающихся с ней голосов.
— А если ты приходишь, то опаздываешь, часто присаживаешь на скамейку и отдыхаешь, как будто у тебя совершенно нет сил, — Челси сцепила пальцы, — Ты не обращаешь внимания на замечания, ведешь себя как-то отстраненно… Может быть, у тебя есть какие-то проблемы?
Гул усилился. Элиза Дрейк энергично закивала, ее хвост раскачивался за спиной. Свет в зале был очень ярким, и я чуть прищурилась, глядя на них — недовольные, мрачные, надутые. Проблемы. Вы не знаете и половины.
— Кейтлин, — Челси начала терять терпение. За ее спиной Линдси Уайт, чья модельная карьера пошла под откос из-за того моего давнего падения и ее сломанного носа, закатила глаза. — Мы хотим дать тебе шанс объяснить, исправиться.
Я оглядела их, таких стройных и красивых, сияющих и прекрасных. Рина грустно смотрела на меня, а Элиза Дрейк, оказывается, сбросила те пятнадцать фунтов, и теперь ей ничто не мешало снова занять свое место на верхушке пирамиды.
— Кейтлин! — воскликнула Челси. — Тебе, что, совсем наплевать?!
Мне здесь было не место. Никогда мне здесь не были рады. Теперь, когда в моей жизни появился Роджерсон, чирлидинг казался иностранным языком, на котором я не говорила уже долгое время и теперь с трудом вспоминала. «Тебе наплевать?». Вопрос показался мне странным. Конечно же, мне наплевать. Если бы все было иначе, я бы не носила мешковатые свитера. На моих запястьях не было бы старых синяков, а на спине — свежего. Я бы не притворялась невидимкой. «Тебе наплевать, Кейтлин?».
