Денис Драгунский - Ночник. 365 микроновелл
Отрезают, кладут в пакет. «С вас четыре тысячи рублей».
Я отказываюсь платить такие деньги, отказываюсь от покупки. Все вокруг меня стыдят. Но я упираюсь – нет, и всё тут. Какой-то джентльмен говорит: «Я возьму, я возьму. А вы странный человек, что не берете».
Я грубо говорю ему, чтобы он отстал.
Мы с Олей выходим. Уже сумерки. Мы идем под строительными лесами. Там почти совсем темно. Кругом раздается стук-звон и сразу стон – это прохожие ударяются лбами о металлические стойки лесов.
Я говорю:
«Нет, сто тридцать пять долларов за половинку рулета – да такого нигде в мире нет».
Мы заходим в какое-то очень дешевое и шумное место.
Я поворачиваюсь в дверях и говорю:
«Давай пойдем еще поищем».
Оля говорит:
«Я устала, я хочу где-то сесть наконец».
Девиз
Молодой человек покупает какую-то висюльку в ларьке. Продавщица говорит: «Девяносто девять». Он кидает в лоток монеты. Продавщица кричит: «Вы что это мне даете?» Смотрю – правда, не десятки, а какие-то кривые медные бляшки. Продавщица возмущается. Он кидает висюльку обратно.
Я смотрю на висюльку – она красивая, треугольная, но неровная, с синей эмалью. Эмалевыми буковками написано «Liberté, Egalité, Fraternité».
Рядом со мной Ира. Она прикладывает эту штучку к уху. Ей нравится. Она покупает.
Запутался
Потерял папку, в ней документы и деньги. Потом соображаю, что не потерял, а мне ее не вернули. Еду в такси.
Вижу, что папки у меня нет. Звоню кому-то и кричу:
– Почему ты мне не отдал папку с документами и деньгами! Меня сейчас таксист высадит из машины!
Таксист останавливает машину и говорит:
– У вас нет денег? Тогда выходите.
Я говорю:
– Да что вы! Я пошутил! Есть у меня деньги, езжайте!
И продолжаю орать по телефону, требовать, чтоб мне вернули папку, потому что там деньги и мне нечем расплатиться с таксистом. Чувствую, что совсем запутался.
Формат
Голоса: «Тебе никто не поверит! Ты не сможешь уложиться в три тысячи знаков!»
Какие-то люди – редакторы, наверное, – сидят за компьютерами. Они все в темно-вишневых свитерах.
Они говорят:
– Об этом написать невозможно!
– О чем об этом? – спрашиваю я.
– Не валяй дурака, – говорят он. – Сам знаешь!
Тост
Мужчина в кафе сидит за столом и рассказывает своим друзьям, как он расстался с одной из двух любовниц.
Сначала постоянно жил в квартире у одной, а с другой время от времени встречался. Но потом с первой расстался, а ко второй переехал жить. И только переехал, как встречает первую. Они в гостинице встретились.
Он приехал в какой-то город со второй любовницей, они поселились в гостинице, и только он вышел в коридор вечером, а там – бабах! – первая. Он ей «здрасьте-здрасьте» и так легонько в щеку чмок! А она прижимается и говорит: «Приходи ночью ко мне в номер, вот эта дверь…»
– И мне так неудобно стало! – говорит он.
Все за столом громко хохочут. И я тоже, за соседним столом, засмеялся. Он оборачивается ко мне:
– Чего ржешь, дурак? Ты думаешь, это к тебе имеет отношение?
– Да нет, не думаю, ты что!
– Нет, думаешь! Ты думаешь, что ты тогда был с моей первой?
– Да как же я мог с ней быть, – говорю я, – если она тебя в свой номер приглашала?
– А вдруг ты бы ушел на это время? И пошел бы к моей второй бабе?
Назревает драка.
Тут официанты уводят меня в другой зал.
Там накрывают стол для банкета.
Я вспоминаю, что пришел именно что на банкет. Случайно пришел раньше и поэтому уселся в общем зале выпить чаю.
Официантка спрашивает:
– Вы какой тост будете произносить?
– А какая разница?
– У нас рассадка в зависимости от тоста, – говорит официантка. – Расскажите мне подробно, какой у вас будет тост, а мы уж вас посадим на нужное место.
Поминки
Мне снится, что я должен пойти на похороны какого-то человека, которого я едва знал. Его должны отпевать в церкви, а потом должны быть поминки.
Я опаздываю, быстро иду. Я прихожу в церковь, и вижу, что его укладывают в гроб, прямо в церкви… нет, в каком-то домике около церкви. Человек пять или шесть возятся у гроба. Голова покойника болтается, гроб очень короткий. Мне объясняют, что у покойника нет ног. Как-то всё бедно, мрачно, равнодушно. Я спрашиваю: «А где люди, которые должны прийти на похороны?» Мне говорят: «А они уже пошли в ресторан, сейчас так принято».
Я говорю: «Да как такое может быть, вы что?» Мне отвечают: «А вот так, такова реальность нынешнего дня».
Прямо такими словами говорят, я запомнил.
Иду в ресторан, это на соседней улице. А там, вижу, много залов, и в каждом – поминки. Но тут я понимаю, что забыл спросить фамилию покойного. Что мне делать? Я думаю, что смогу узнать людей, которые пришли на эти поминки. Тем самым я найду нужный зал, найду, так сказать, свою компанию, и разузнаю, кого хороним. Кого там, в домике около церкви, так небрежно и грубо укладывают в гроб. Я вспоминаю о нем, жалею его, ругаю себя за то, что забыл, как его зовут.
Но я хожу по лабиринту ресторанных залов и зальчиков, и не вижу ни одного знакомого лица.
Вдруг оказываюсь в жарком кафельном коридоре. Толкаю дверь, думая, что там кухня, – но вижу, что это большой бассейн, и сбоку вход в раздевалки и душевые.
Думаю: ну, хоть поплаваю. Иду в раздевалку, снимаю с себя костюм, в одних трусах иду в душевую – там несколько кабинок, – моюсь под душем, и вдруг входит здоровенная, толстенная черноволосая бабища в белом халате. Как будто повариха или судомойка – какой-то у нее кухонный вид. На секунду я думаю, что это уборщица в бассейне, раз она сюда пришла. Но она снимает с себя халат, при мне, я пугаюсь, но вдруг вижу, что это очень толстый мужик. И халат у него не поварской или уборщицкий, а очень даже купальный, махровый. Он спокойно моется, полощет свои причиндалы. Там еще какие-то дети вокруг, тоже моются под душем. Но я уже бегу в бассейн.
Плаваю и вспоминаю покойника в том домике около церкви.
Сын
Я жду в гости Андрея Лебедева, мы с ним учились на отделении классической филологии один год: он приехал из Ленинграда, а потом обратно уехал. Вот он приходит. Во сне он очень, просто невероятно длинный < на самом деле он не такой уж высокий >. Я хочу его обнять – ему приходится нагнуться.
Вдруг вбегает мальчик лет восьми. Я говорю Андрею Лебедеву: «Это мой сын» < на самом деле у меня никакого сына нет >. Мальчик – с выпавшими молочными зубами. Он говорит, шепелявя: «Мы будем ужинать наконец?»
Второй сон. Зять
Жора Зыков, муж моей дочери Иры, идет по двору.
Я смотрю на него с балкона. Он идет ко мне и что-то несет – во сне я знаю, что у него в сумке, и я жду, когда он принесет «это». Дождь капает. Жора идет под большим зонтом.
Почему-то мне не хочется, чтобы Жора думал, что я его дожидаюсь. Значит, решаю я, мне надо быстро выскочить и намочить под дождем свой зонт. Тогда Жора подумает, что я только что пришел. Двор очень большой, думаю я, и пока он дойдет от арки до подъезда, я успею.
Тут я вспоминаю, что мой зонт лежит в багажнике машины. Я выбегаю, открываю багажник, достаю зонт, и всё это делаю, спрятав лицо, засунув голову в багажник, чтоб он не увидел меня, когда будет проходить мимо. Слышу, как хлопает дверь подъезда. Вот, думаю, вот и хорошо. Я сейчас его догоню, и получится, как будто бы я возвращаюсь откуда-то. Взбегаю на крыльцо, вхожу в подъезд – Жоры нет. Это соседка вошла, вот она стоит, дожидается лифта.
Я понимаю, что Жора просто ошибся подъездом.
Подымаюсь наверх, захожу в квартиру и жду, когда он позвонит в дверь. Звонка всё нет и нет. Высовываюсь из окна – Жоры нет. Ищу его глазами по всему периметру нашего огромного двора. Ага, вот он где – у самого дальнего подъезда. А может быть, он шел вовсе не ко мне? Как странно! – думаю я.
Литература
Две фигуры на лестнице в нашем подъезде. Нежная барышня и грязный бомж.
Подходит дамочка в пиджаке и кофточке, со шнурком, повязанным как галстук. По виду – типичная училка.
Она говорит мне:
– Денис, это два воплощения великой русской литературы!
Второй сон. Сердце
Мне разрезают грудь, чтобы обвязать сердце красной лентой, как конфетную коробку.
Доктор Ансаберг, который в августе вставлял мне кардиостимулятор, стоит тут же.
Но всё решает не он, а кто-то другой, какая-то тетка.
Непонятное
«Ты написал что-то непонятное! – говорит кто-то. – Надо написать так, чтобы было понятно!»
Стекают капли со страницы, как потеки жидкого теста, как кусочки мягкого теста. Потом застывают.
Дом
Я стою под аркой старого дома. Пытаюсь понять, какого размера квартиры в этом доме. Смотрю – очень старые перекрытия в арке, своды выложены кирпичом.
Внимательно смотрю на то, как заделаны швы между конструкциями. Смотрю, как этот дом примыкает к другому дому, тоже старому, но уже советскому, тридцатых годов, а первый дом вообще начала двадцатого века.
