Мари Хермансон - Тайны Ракушечного пляжа
Мне не пришлось ничего говорить, поскольку мама выразила ту же мысль. Но из тех разрозненных фраз, которые мне удалось уловить, я поняла, что папа не особенно верит в историю про уступ на скале. Он слышал ее только от меня и явно считал, что я все слишком драматизировала.
Само по себе недоверие было унизительным, но меня это не очень-то волновало. Я не могла не согласиться с тем, что в такую историю трудно поверить. Для этого надо было пережить и несчастье, и чувство вины, и тот странный вечер на горе, когда спасатели поднимали Майю наверх. Я ведь при всем этом присутствовала. А папа с мамой нет. И я их простила.
Больше об исчезновении Майи они при мне никогда не упоминали.
___
~~~
Кристина спускает байдарку на воду. Осторожно ступая по наклонным каменным плитам, на которых растут скользкие рыжие водоросли, пробирается следом. Она кладет в байдарку мешок с пухом и запихивает его в конец носовой части. Потом залезает в лодку сама и отталкивается веслом от берега.
Некоторое время ее сопровождает облако птиц. Солнце, еще невидимое глазу, окрашивает снизу их белые тела в оранжевый цвет. Море сверкает. Мир уже не такой серый.
Кристина приближается к группе островков, и когда она добирается до ближайшего из них, восходит солнце. Несколько крачек ныряют к ней, широко раскрыв красные клювы. Словно она — рыба, которую они намерены проглотить.
Она огибает островок. На его внутренней стороне, на берегу тихой бухты, открывается маленький лагерь из ярких красных, синих и оранжевых палаток. Отвратительное зрелище. Кристина ненавидит такие кричаще-яркие краски. На берегу виднеются вытащенные на сушу лодки, угли лагерного костра, пустые банки из-под пива и перепачканные в песке купальные простыни.
Кристина останавливается посреди бухты и тихо дрейфует на спокойной воде, разглядывая эту картину.
Она часто бывала на этом острове. На нем есть маленький симпатичный пляж, куда легко затаскивать байдарку. С внешней стороны острова очень много птичьих гнезд, и она не раз собирала там пух, перья и яичные скорлупки.
Тут полог одной из палаток зашевелился. Кто-то выползает наружу. Собака? Нет, существо встает на ноги. Это ребенок. Маленькая девочка в коричневой одежде, с темным личиком и черными, взъерошенными крысиными хвостиками. Она сперва жмурится от утреннего света, а потом выбегает на пляж. Неловкими, сонными движениями девочка тянет вниз кольцо молнии и снимает комбинезон. Потом она садится на песке на корточки и писает. Кристина, не шевелясь, смотрит на голую согнутую спину ребенка.
Малышка поднимается, она дрожит. Утро прохладное, солнце пока не осветило пляж. Она еще не заметила в бухте байдарку. С некоторым трудом ей удается справиться с вывернувшимся наизнанку комбинезоном, который она бросила рядом. Она вытряхивает из него песок и снова надевает. Похоже, ей важно делать все самой, хоть она еще так мала. Она не стала никого будить, чтобы попросить помочь.
Волны подгоняют байдарку ближе к берегу. Теперь девочка видна Кристине лучше. Ее мягкий коричневый костюмчик похож на шерсть, а черные, всклокоченные волосы — на гриву.
У Кристины что-то зашевелилось в груди. Словно вопль, какой-то протяжный, полный тоски, но совершенно беззвучный вой стал рваться наружу. Но это всего лишь чувство. Кристина сидит, не издавая ни звука, абсолютно неподвижно, а волны тихонько плещутся о борт байдарки.
И все же девочка, должно быть, ее услышала. Не дойдя до палатки, она останавливается, оборачивается и замечает Кристину. Чтобы лучше видеть, она приставляет ладонь колбу. Низкое солнце слепит ей глаза. Она медленно возвращается к пляжу.
Кристина чувствует, как тоска начинает что-то вырывать и вытягивать из глубины ее тела, как выдергивают из ракушки мидии ее розовато-оранжевое нутро. Бесформенную мякоть с маленьким твердым ядром — сердцем, единственным достаточно прочным органом, который можно подцепить крючком. Ребенок стоит на берегу и смотрит на нее, не отрывая взгляда.
«Как только она что-нибудь скажет, меня отпустит, — думает Кристина. — Как только она поздоровается со мной или позовет из палатки родителей».
Но девочка не произносит ни звука. Солнце только что взошло, вода в заливе кажется красной, а тени от раскачивающихся волн вычерчивают на белом боку байдарки сетку.
Байдарку подносит еще ближе. Кристина с девочкой смотрят друг на друга. Между ними сверкает вода.
Девочка закатывает штанины комбинезона и заходит в воду. Кристина, слегка касаясь веслом водной глади, подплывает чуть-чуть поближе. Теперь они уже совсем рядом.
Девочка коричнево-черная, а в растрепавшихся хвостиках, словно сигнальные огоньки, сверкают два ярко-красных шарика. Что связывает это темно-коричневое дитя джунглей с людьми из ярких палаток? Похоже, ребенка они совершенно не волнуют, она не оглядывается, не зовет их. Нет, ей там не место.
Капли скользят по веслу, дрожат, падают в воду. Девочка проводит рукой по байдарке и смотрит на Кристину. Та на минуту задумывается о том, как поднять малышку в байдарку и при этом не перевернуться. И где она будет сидеть? Ведь тут место только на одного.
Кристина вылезает в воду, поднимает малышку, которая сразу же обнимает ее за шею, и осторожно садится вместе с ней обратно в байдарку. Девочка замирает и настолько послушно следует ее движениям, что Кристине удается выполнить эту нелегкую задачу, не потеряв равновесия. Девочка сидит у Кристины на коленях, повернувшись к ней лицом и обхватив ее ногами за талию. Место есть только для одного, но они и образуют единое целое. Одно большое существо. Они сидят грудь к груди, и их сердца стучат друг о друга.
Кристина выгребает из бухты. Огибая выступающую в море скалу, она оборачивается и смотрит на берег.
В ярком палаточном лагере царят тишина и сон.
Их так никто и не увидел.
___
~~~
Было субботнее утро. А мальчиков предстояло забирать только во второй половине дня в понедельник. Обычно Андерс после «своих» выходных отвозит их в понедельник утром в школу, а я потом забираю их из группы продленного дня уже ближе к вечеру.
Я проснулась рано и, открыв глаза, очень удивилась. Обычно сама по себе я рано не просыпаюсь, а в такое время не встаю даже и по будильнику. Накануне вечером я забыла опустить жалюзи, и на белые дверцы шкафа упали первые красноватые лучи солнца.
Потом я вспомнила свой вчерашний визит в «Таверну Мики» и поняла, что слегка перебрала и что причиной моего столь раннего пробуждения явилось скорее именно это, а не отсутствие на окне жалюзи.
В отличие от многих, я после того, как проведу вечер в баре, не имею обыкновения спать до середины дня. Наоборот, я сплю очень чутко, периодически просыпаясь посреди ночи, а с восходом солнца оставляю бесплодные попытки снова уснуть, и когда встаю, то до неприличия бодра и полна энергии. Я прибираюсь, совершаю пробежку, еду в бассейн и обманываю всех, включая саму себя. Около четырех-пяти дня я падаю замертво и сплю целые сутки. Вот и на этот раз я полностью проснулась, поскольку так по-настоящему и не засыпала. Тело все еще не отошло от кутежа, и сны в эту ночь представляли собой не спектакли хорошего режиссера, а скорее обрывки разного рода рекламы.
Я приняла душ и позавтракала. Слегка обжаренный кусок зернового хлеба с домашним сыром, помидор, базилик, апельсиновый сок и кофе. С улицы донесся рокот мотора старого грузовика, и у меня возникло ощущение, что я за границей и встала так рано, потому что куда-то собираюсь.
А почему бы и нет? Почему бы мне куда-нибудь и не собраться? Моя машина с полным баком бензина стоит внизу, и до вечера понедельника я совершенно свободна. Можно успеть доехать до Копенгагена или даже дальше.
Но в Копенгаген мне не хотелось. Я засунула белье в стиральную машину и за время стирки совершила долгую прогулку по парку, потом включила сушилку, приготовила основательный обед и, вынимая сухую одежду, уже точно знала, куда хочу поехать.
Место указали мне отрывочные похмельные сны прошедшей ночи. Я совсем недавно побывала там с мальчиками, но во сне все происходило в другом времени, и дом, который на прошлой неделе был пуст и заброшен, населяли жившие в нем когда-то люди.
Я внезапно почувствовала непреодолимое желание вновь заглянуть в окно веранды и окинуть взглядом голубые кухонные шкафы, полосатый диван, картину с кораблем, люстру в стиле модерн и белое кресло-качалку с восточной подушкой. В прошлый раз я, похоже, не насмотрелась. Мне хотелось увидеть все снова, но без сыновей, в тихой и спокойной обстановке.
На шоссе кроме меня почти никого не было, и я ехала быстро, как будто, если бы я опоздала, дом мог исчезнуть.
