Иосиф Гольман - Игры для мужчин среднего возраста
Но все оказалось более чем в жилу.
Сережа не стал ждать смерти и удачно бежал из детдома-тюрьмы, применив все полученные от таежного родственника навыки.
Не думаю, что за ним организовывали серьезную погоню — списали немощную единицу, и дело с концом. Мало ли их мерло, предателей Родины и их отродья? Одним больше — одним меньше, страна большая.
Но выжить в осенней тайге, когда тебе одиннадцать лет, — это круто.
Потом, правда, когда он добрел до своих, ему помогали. Но ведь надо было добрести!
Когда кончилась война и Сережа стал большим, он все-таки пошел получать документы, назвавшись, правда, на всякий случай Сергеем Ивановичем Ивановым. Это стало еще одним его именем.
В армию его не забрали по смешной причине — плоскостопие. Мол, будет плохим ходоком, не успеет за другими бойцами.
Это Шаман-то не успеет! Диву даюсь я на то, как такая безумная власть прожила-таки почти три четверти века.
А Шаман тем временем поспевал везде. В тюремном детдоме он, несмотря ни на что, научился читать. И читал при каждом удобном случае. У него в лесу библиотека уж точно посерьезнее районной. Особенно с учетом ее подбора.
Как-то незаметно и само собой Шаман сделался значимым человеком. С ним советовались, у него лечились, он был мировым судьей да и народным тоже — из лесу до нормального правосудия неблизко. Да и где оно, нормальное правосудие?
Семьи у Шамана никогда не было. Уже недавно он объяснил, что любовь к одному мешает любить весь народ. Так что отказ от детей — у него осознанный момент. Хотя, я думаю, было немало женщин, желающих за него выйти.
А вот я умудрился стать его ребенком. То ли сыном, то ли внуком — с детства помню его уже очень пожилым человеком.
Моя история сколь типична, столь же и грустна. Раньше наших близких задирал медведь, убивала пурга или лесной пожар. Потом к этим печальным причинам добавились Советская армия и ГУЛАГ. И наконец, во второй половине XX века страшным лидером в деле уничтожения моего народа стала обычная водка.
Народец-то был никому не нужен. И на самом деле — это правильно. И если б он и дальше оставался никому не нужен, может, я сейчас не искал бы денег на резервацию.
Но — жить стало лучше, жить стало веселее. Детей стали забирать в интернаты, в которых уже никто не умирал. Более того, там ужас что было бы с персоналом, если бы кто-то умер. А потому — никакой таежной жизни, никакой стрельбы или ночевок в снегу.
И никаких смертей, разумеется.
Смерти начинались потом. Когда ставший враз самостоятельным — а точнее, бесхозным — выпускник появлялся в родном поселке. Ничего не умея и даже не желая здесь жить.
Ах, как они хотели обратно в интернат с его сытостью, ясностью и предопределенностью.
Так хотели, что некоторые даже выбрали тюрьму — гораздо более грубое подобие интерната. А некоторые утопили печаль все в той же водке.
Шаман всегда пытался бороться с течением. Он и меня-то подобрал незаконно, обязан был сдать в органы опеки, ведь я ему даже родственником не был.
Вот со мной у него получилось. А с народом — пока не очень. Но надежда есть, иначе бы он остановил меня раньше.
Ладно, перейдем к вещам более близким.
С Алтуховым я встретился сразу после прилета. Ванька стал еще большей тварью, чем был. Хотя, например, Береславский считает, что человек уже в три года представляет собой то, что он есть. Его можно научить что-то скрывать или сдерживать, но переделать, по мнению Ефима Аркадьевича, невозможно.
Мы с Алтуховым не сошлись сразу же.
Ванька задал разумный вопрос:
— Если я перестану возить водку на Север, другие тоже перестанут?
Я промолчал, а он удовлетворенно добавил:
— По крайней мере у меня она не самопальная.
Денег он дать отказался, даже когда я слегка пригрозил Шаманом. Побледнел, конечно, но отказал. Понимает, сволочь, что всех таких, как он, не перевешаешь. Всегда найдется следующий, для кого рубль или доллар будет дороже не то что чужой, но даже своей жизни.
Зато дал мне мотоцикл.
Точнее, я сам его взял. На следующий день, когда понял, что вокруг Ефима происходят странные события. И мне понадобится средство передвижения.
Я подошел к охраннику Алтухова и спросил, чья спортивная «Хонда» с привязанным шлемом и ключом в замке зажигания стоит под окном. Он ответил, что хозяина.
Я объяснил, что хозяин подарил мотоцикл мне. Детина не поверил, начал звонить Алтухову. Я дождался, пока Ванька выглянул, чтобы узнать, кому же он подарил мотоцикл. Потом помахал Ваньке рукой и ткнул охранника пальцем. Тот отрубился, я забрал мотоцикл.
Таким образом, мои действия подпадают под статью «Разбой». Поскольку использование приемов восточных единоборств — а я, прожив всю жизнь в Хабаровском крае, безусловно, занимаюсь именно восточными единоборствами — приравнивается к применению оружия.
Короче, Ванька без проблем мог бы упечь меня лет на семь, если бы захотел. Но он не захотел, не настолько сумасшедший. Хотя, на мой взгляд, все тупо жадные люди все-таки сумасшедшие.
Теперь о проблемах с Береславским.
Его «пасли». Причем двое.
Сначала, когда я вычислил первого — на голубой двухдверной «Лого», — то подумал, что дело в амурных похождениях Ефима Аркадьевича. Он все никак не может в этом плане угомониться и вполне мог разозлить детину, для которого «Хонда Лого» была явно маленьким автомобилем.
Да и лицо у детины было недоброе, когда он смотрел на Ефима Аркадьевича. Впрочем, может, у этого детины лицо вообще было недобрым, я с ним еще близко не знакомился.
А вот следующие товарищи меня премного опечалили. Потому что Береславский, несмотря на все свои минусы, мне сильно симпатичен. А эти двое парней могли сделать его сибаритскую жизнь гораздо менее приятной.
Для меня не проблема услышать чужой разговор с пятнадцати метров. Они говорили о том, что у Ефима есть их товар. И я так понял, товар у них забрали примерно так же, как я забрал мотоцикл у Алтухова.
Это меня очень удивило. Неужели Береславский освоил еще одну специальность? Маловероятно. Совсем мало.
Говор у этих двоих был очень характерный. Тоже из малого народа. Ну, побольше, конечно, моего. А главное — о нем знают все.
И еще — один был сильно раненный.
Потом они уехали на драном «Опеле», а отследить их мне тогда было не на чем. И я решил отследить Ефима Аркадьевича, раз уж они все дружно за него взялись.
Вечером Береславский зачем-то поперся в кабак за три километра. Притом, что прямо в его гостинице есть пара своих.
Да еще маршрут интересный выбрал — среди сплошных зарослей ивняка. Прямо клуб самоубийц. Я замучился вокруг него взад-вперед бегать, я же не знал, откуда могут ударить. Треск стоял такой, что меня Шаман бы точно выпорол этим же самым ивняком. Но уж тут было не до бесшумных передвижений. Да и перед кем бисер метать — этому толстокожему горожанину хоть над лысиной пролети — не заметит.
Короче, я побегал тогда, как кобелек на прогулке, — раза в четыре больше хозяина. Зато не зря. Наверху, на улице, которая шла параллельно речному берегу, увидел родной «Опель».
А сидело в нем не двое мной уже виденных, а трое. Причем третий был не чечен, гарантию даю.
Потом третий вышел из машины и пошел вниз, а эта сладкая парочка осталась внутри.
Я снова изобразил из себя резвого пуделя и обогнал третьего, едва не столкнувшись нос к носу с возвращавшимся, сытым и довольным, Ефимом Аркадьевичем.
Третий немедленно завязал с моим бесстрашным, но дурковатым другом беседу, а когда Ефим Аркадьевич очень умно повернулся к нему спиной, вероломно достал удавку.
Это были уже не шутки. Я, конечно, могу покритиковать Береславского, он часто того заслуживает. Но удавка — это уж извините.
Мужчина полег сразу, у Шамана блестящая в этом плане техника. Я сам видел, с какими страшными ранами дикие звери еще способны представлять для охотника смертельную опасность. А здесь — никаких ран. И никакой опасности. Единственное условие: надо уметь жить примерно втрое быстрее, чем соперник. Но это чисто технический вопрос, хватит и двадцати лет ежедневных тренировок.
Самое смешное, что Береславский ничего не заметил, более того, он, пройдя вперед, еще очень глупо аукал, ища своего несостоявшегося то ли убийцу, то ли похитителя. Соскучился, понимаешь.
Я же не хотел его останавливать, потому что не знал, как поведут себя двое из ларца, то бишь — из «Опеля».
Я чуть оттащил нападавшего, достал у него из-за брючного ремня пистолет и, поскольку никакого дальнейшего плана не имел, просто стал ждать.
Они пришли очень быстро, и уж конечно, сделав обходный маневр. В руках у них отсверкивали пистолеты.
Дело начинало дурно пахнуть. Вся моя техника ничего не стоила — ну, или почти ничего — против спокойного и нетрусливого стрелка. А здесь стрелков было двое. И уж будьте уверены — оба нетрусливые.
