Николай Камбулов - Ракетный гром

Волошин скривил лицо то ли от боли, то ли хотел улыбнуться и сказал, глядя на Громова:

— Не беспокойтесь, товарищ подполковник, терпимо. Пальцы шевелятся, вон большенький, видите, кланяется, а меньшой — он и раньше лодыря гонял.

Все заулыбались. Улыбнулся и Громов:

— Лодыря гонял, говорите. Но все же больно?

— Терпимо, товарищ подполковник. Пройдет.

Громов повернулся, направляясь к пульту управления, и встретился взглядом с Малко. «Труса, что ли, он носит в себе?» — промелькнула мысль у Громова, и ему стало неприятно оттого, что старший лейтенант смотрит на него такими виноватыми глазами. Он снял фуражку. Чувствуя, как дождь капает на голову, как постепенно холодеет разгоряченное лицо, вдруг азартно потер рукой лоб, отбросил назад сползшие волосы, сказал Узлову:

— Герой! Ну-ка, покажи, на что способны твои громовержцы.

Узлов подал команду. Ракетчики быстро выполнили операции.

— Подходяще! — похвалил Громов и встретился взглядом с рядовым Гросуловым.

— Это я виноват, товарищ подполковник, немного опоздал.

— Разберемся. — Громов вновь вскинул взгляд на Виктора и впервые заметил: до чего же он похож на отца, сходство необыкновенное. «Как это я раньше не замечал? Если он и характером в отца — будет добрым солдатом». — Почему опоздали?

— Не знаю. Может быть, не в том порядке работал с механизмом и вышла задержка, товарищ подполковник.

Громов сел в санитарную машину, приказал Узлову прекратить занятия и следовать в парк.

— Потом зайдете ко мне, — сказал он, захлопывая дверцу.

Узлов отправил взвод в казарму, остался в парке один. Там, на полигоне, встревожило лишь одно: травма Волошина. Теперь, в этой тиши, среди зачехленных ракетных установок, авария воспринималась с большим огорчением. Вышел из строя не просто рядовой Волошин, а механик-водитель. Пусковую установку привел Цыганок. «Но завтра кто поведет машину? Да что завтра — вдруг сегодня поднимут по тревоге? Кто знает, когда начнется очередная молотилка: может, сейчас, через несколько минут! А может, и никогда, так вот «повоюем» друг с другом за первые места, пока не скажут: «Ну, братики-солдатики, посидели в учебных окопах и хватит, берите молот, садитесь на трактор — пришел ваш разводящий». Но пока ясно одно: вышел из строя механик-водитель, Цыганку придется работать за двоих».

«Спросят не только о механике-водителе, потребуют объяснить причину аварии. Не слишком ли увлекаемся взаимозаменяемостью? И как теперь будут смотреть специалисты на это дело? Покалечиться из-за какого-то приготовишки — совсем не увлекательное дело! — продолжал рассуждать Узлов, злясь и на себя и на Малко. — Подсунул мне растяпу. Теперь пойдут шерстить».

...В кабинете командира части, кроме Громова, находился Савчук.

— Садись, именинничек, садись, — сказал Громов. Он начал звонить в гарнизонный госпиталь. — Дроздов, Владимир Иванович? — крикнул в трубку Громов. — Здравствуйте, доктор. Да, да, Громов... Жизнь? А вот так и живем, скачками, месяц как на выставке — приходи любоваться, месяц как в бане с веничком... Смотрел нашего Волошина? Ну и как? Ага! Недельки через три вернется... Спасибо, до свидания.

Пришел Бородин.

— Чепе у нас, Степан Павлович. — загорячился Савчук, — да такое, что хоть криком кричи. Человека угробили... И кто? Лучший командир взвода! — показал он на Узлова.

Громов остановил Савчука.

— Спокойно, Петр Захарович. — сказал он. — Послушай, Степан Павлович, как все это произошло. Докладывайте, лейтенант.

Узлов поднялся:

— Как произошло, товарищ подполковник, вы знаете, я могу лишь повторить.

— Повторяйте, пусть послушают замполит и секретарь партбюро. Для этого и собрались.

Узлов коротко изложил суть дела, в заключение сказал:

— Виноват только я... Честно говорю, не знал, что рядовой Гросулов может так запаздывать. Раньше укладывался в норматив.

— В чем же тогда ваша вина? — спросил Бородин.

— В том, что... не надо было мне этого делать...

— А может быть, вы хотели, так сказать, щегольнуть перед Малко: вот, мол, я какой, а что ты, способностей своего оператора не знаешь! — Савчук посмотрел на Бородина и продолжал: — Отличиться, может быть, захотели?..

Узлов снял фуражку, вытер взмокший лоб.

— Отличиться? Как отличиться, товарищ майор? Вы что, думаете, я — карьерист?.. В таком случае, какой может быть разговор? Наказывайте как карьериста...

— Не горячись, не горячись, — поспешил Громов. — Нужно найти главную причину аварии.

— Товарищ подполковник, я же сказал: солдат растерялся, другой причины я не нахожу.

— Выходит, рядовой Гросулов виноват? — сказал Савчук, не глядя на Узлова.

— Вы слышали: я виноват! — ударил себя в грудь Узлов, — а не рядовой Гросулов: он выполнял мой приказ!

— Опять горячитесь, — заметил Громов. — Мне кажется, не только вы повинны. Может быть, наши специалисты не готовы, чтобы бороться за смежные профессии... Этот вопрос очень важный. Нас обязали доложить об этом в округ.

— Как это не готовы? — возразил Узлов. — То были готовы, теперь разучились? За один день разучились, сразу же, как только в моем взводе произошло чепе...

— Как вы считаете, Степан Павлович, — обратился Громов к Бородину, — разучились или не были готовы к взаимозаменяемости?

— Нет, не разучились, командир, люди у нас подготовленные.

— Вдруг не по силам рубим дерево? — усомнился Савчук. — И вот вам факт! — качнул головой в сторону Узлова.

Бородин вскочил:

— Сергей Петрович, вы тоже так считаете?

Громов не хотел продолжать спор в присутствии Узлова. Он сказал:

— Товарищ Узлов, вы еще не обедали? Сходите в столовую, потом отдохните. Успокойтесь немного. Там за дверью старший лейтенант Малко, пусть он через пять мииут зайдет.

— Вот это жизнь пошла! — воскликнул Савчук, когда Узлов скрылся за дверью. — Человек провинился, а ему: сходите пообедать, отдохните. Ах, какая жизнь, на курорт его послать!.. Слава вскружила голову. Зазнался! Что хочу, то и ворочу. Малко мне говорил, что рядовой Гросулов действительно слабый специалист. Но для Узлова это пустой звук. И я убежден, Узлов хотел принизить Михаила Савельевича. Безответственность, и только. Завтра приезжает инструктор политотдела, он будет проверять, как коммунисты выполняют соцобязательства.

— Пусть проверяет, — спокойно сказал Бородин.

— Узлов-то коммунист! — вновь загорячился Савчук, но Громов остановил его:

— Петр Захарович, торопиться надо не спеша. Ведь Узлов способный офицер, взвод его лучший в части...

— Был лучшим! — махнул рукой Савчук.

Громов пригласил Малко.

— Ну как, успокоились? — спросил он и вкратце рассказал, как встретил Малко в лесу и как тот чуть не сбил его с ног. — Напугались, что ли?

— Нет, товарищ подполковник, мне просто было обидно за Узлова. Знания у него отличные. Но любит, чтобы о нем шумели, так сказать, сладкие речи говорили. Портрет на Доске отличников, отстающим уроки дает! Герой, говорю. Димочка, а он улыбается. Говорит: «Смотри, Малко, как твой оператор запоет у моей установки. У меня все хорошо играют». — Малко замолчал, словно припоминая, что бы еще сказать.

Громов что-то записал на листке, спросил:

— Вы его предупреждали, что рядовой Гросулов может допустить ошибку? Это очень важно! Предупреждали?

— Я? Что-то говорил, но разве убедишь...

— Ничего, на партийном бюро убедим, — вставил Савчук.

Бородину, видимо, это не понравилось. Он поднялся и зашагал по кабинету.

— Что за тон. Петр Захарович? Нe знал, что вы такой эмоциональный человек. Коммунист попал в беду, а вы его казнить. Ну, хорошо, пусть бывший передовик. Но ведь дело не в вывеске, в существе. Кто такой Узлов? Опытный офицер, человек, который много сделал, чтобы новая техника покорилась нашим людям: солдатам, сержантам... Посмотрите на этого Узлова...

— Я смотрю на сегодняшнего Узлова, на коммуниста, который допустил чрезвычайное происшествие, — отпарировал Савчук. — И оправдывать этого Узлова партийная совесть не позволяет...

— Что такое! — вскипел Бородин. — Как вы сказали! Оправдывать! Кто его оправдывает?!

Опять разгорался спор. Громов дал знак Малко, чтобы тот вышел из кабинета, и сказал:

— Кого бы я отправил на курорт, так это прежде всего вас двоих. Как же вы при младшем офицере разговариваете? Неудобно, товарищи политработники.

— Шумели? — удивился Бородин. — Петр Захарович секиру показывает, а я ее не терплю. Ты же партийный руководитель! Да, да, Петр Захарович, я серьезно говорю...

— Как же мне быть? — подслеповато заморгал Савчук. — Приедет инструктор, спросит: «Обсудили Узлова?» Нет. Ну и пойдет рулетка крутиться. Мне по шеям, а вы, как начальство, останетесь в стороне.

— Ух, какой ответственный! — Громова тоже подмывало как-то погасить горячность Савчука. — Комиссар прав, к Узлову с привычной меркой нельзя подходить. Потом, откровенно признаюсь, не понимаю я старшего лейтенанта Малко. У меня к нему двойственное чувство: верю ему и не верю. Еще когда он в штабе работал, заметил: на словах — рвение, в работе — лапоть на ходу расшнуровывается. Не знаю, может, ошибаюсь. — Он вдруг умолк, ожидая, что скажет на это Савчук. Но тот промолчал.