Olga Koreneva - У ночи длинная тень. Экстремальный роман
Домой они пошли разными дорогами.
Фитк оборвал свой рассказ, его глаза переливчато блестели.
- Да, очень интересно, - отозвалась я. – Давай прошвырнемся, я присмотрю очередную могилку. Я уже «подсела» на твоих покойничков.
- Детка, а я не говорил тебе, что ты становишься цинична? – засмеялся он.
Я промолчала. Мы шли, шурша осенними листьями, которых становилось все больше, и дышали могильной свежестью.
- Во, тут давай остановимся, - сказала я. – Вот опять фотка девушки на памятнике. Хочу в ее жизнь окунуться.
- Ну что ж, зайдем к ней в гости.
Мы вторглись на узкую территорию могилы и расположились. Фитк произнес:
- Это Галя здесь лежит. Ну, отчего она откинулась, не важно. А жизнь ее вот она, слушай и смотри:
Ой, ну жутко устала она сегодня. Вычиткой завалили - конец квартала, все недоделки пришлось дожать.
После работы шла расслабленно, впитывая в себя оживленный гул улицы, пытаясь отвлечься. Голова раскалывалась, Галя чувствовала, как в висках пульсирует кровь, как шум в ушах то затихает, то снова накатывает, будто волны во время прилива.
Ее слегка пошатывало. Времени еще достаточно, чтобы в кино сходить, или в любимое кафе "Шоколадница". Но ничего не хотелось.
"Поскорей бы добраться до дому. Напиться горячего чаю с сахаром и завалиться в постель..." - всю дорогу от работы до дома думала она. И еще ей думалось: "А наверно, все-таки нельзя делать то, чего не можешь и не любишь. Что не по силам. Только из-за того лишь, чтобы в трудовой книжке красовалось интеллигентное: "корректор"... нельзя... А может, зря я так уж? Что я, хуже других? И к работе привыкну, и в институт поступлю..."
- Галк, привет, - окликнули сзади.
Она обернулась. Ей улыбалась симпатичная девушка. Галя не сразу угнала в ней Нину, недавнюю одноклассницу. Нина ушла в ПТУ из девятого, теперь она уже слесарь какого-то разряда на заводе. Каждый раз, сталкиваясь с Галей, Нина азартно рассказывала о парнях в цехе, и от этого становилось, почему-то, неуютно на душе. Галя выдавливала из себя деловую и, в то же время, ироническую усмешку, говорила:
- Извини, Нин, тороплюсь. Дела. У нас же, знаешь, редакция, а не конвейерное производство...
При чем тут "конвейерное производство", Галя и сама не знала. Так, ляпала, потому что не могла придумать, о чем еще говорить.
Сейчас, увидав подругу, Галя кивнула ей и заспешила домой. Дверь подъезда, дверь лифта…Вынула из сумочки ключ, вошла… Дверь, опять дверь, замызганный паркет, шлепанцы, дверь… Так можно с ума сойти… Она быстро разделась и бухнулась в постель.
А утром разбудил ее мамин голос:
- С пробуждением тебя, коллега, - весело сказала мама. - Садись завтракать.
- Сейчас, оденусь только.
Галка захлюпала по коридору разношенными шлепанцами. Рыжий шкаф, похожий на большого медведя, привычно дремал в комнате с ободранным углом: сюда Галку в детстве ставили после очередной взбучки, и она от злости сдирала обои. Мама их заклеивала, а Галка снова сдирала, и наконец мама махнула на обои рукой...
Распахнула зеркальную дверцу - шкафий глаз, как она говорила, когда была маленькая. Вытащила свое синее с полосками платье. Сама его в прошлом году заузила и укоротила. Раньше ходила в нем на школьные вечера, теперь - на работу... Застегнула ремешок часов. Как всегда, тоскливо взвыла кухонная дверь, задетая плечом.
Мама звонко разбалтывала сахар в красно-коричневом чае.
Раньше Галка думала, что закончит школу и поступит в институт. На филфак. Сразу. Ну, пусть даже и не сразу. Поступают же люди... А вышло вон как. Похоже, что всю жизнь теперь придется проработать в корректорской. Как маме. В первые дни Галка еще занималась, и после работы, и в перерывах. Сотрудницы посмеивались: "Долго так не потянет, выдохнется!" И правда, выдохлась. Глаза болели и слезились, резало в животе, ныл позвоночник. После работы стала сразу заваливаться в постель. Без ужина. Завернется в одеяло и смотрит телевизор. Тупо, не разбирая, что к чему...
- Ну, пора наводить марафет.
Мама быстро размазала крем по лицу, достала из сумочки компактную пудру. С худым, густо набеленным, озабоченным лицом, она напоминала сейчас знаменитого мима Марселя Марсо перед выходом на сцену.
Галка плюнула в тушь для ресниц, пересохшую в узкой пластмассовой коробочке, зашебуршила щеточкой. От туши больно защипало глаза.
- Между прочим, знаешь, твой отец приехал, - мама мелкими частыми движениями начесывала пегую прядь волос на макушке. - Я тебе вроде говорила, что он был в командировке на Севере...
- Ага. Говорила.
Каждый раз, стоило только маме заговорить об отце, Галка начинала злиться. А мама любила поговорить о нем. "Наш отец большой человек", или "вон такая же "Волга", точь в точь, как у нашего". "У нашего - дача в Пицунде", «Наш-то сейчас, знаешь где? Наш, представь себе, сейчас отдыхает в
Ялте"...
Разговоры бесконечные эти, бестолковые разговоры, они жутко угнетали Галку. Ну, просто жуть, ну просто ужас-ужас-ужас-ужас-ужас, да и только! Да что же это за отец, в самом-то деле!
Ну какой же он отец, если за всю свою жизнь Галка видела его раза четыре, не больше? Ведь он даже не расписан с мамой, вот так "отец". Правда, он изредка помогал деньгами. Будь Галка на месте мамы - оскорбилась бы этими подачками. Но мама, как ни в чем не бывало, брала деньги, да еще и благодарила.
- Мне кажется, наша жизнь скоро должна измениться.
Мать макнула расческу в фиксатор, осторожно, не отводя глаз от зеркала, подправила челку. Галка скептически хмыкнула. "Изменится, держи карман. Слыхали про это, и не раз. Мама слишком уж доверчива. Всегда была такой..."
Мать тщательно подкрасила губы. Промакнула клочком бумажной салфетки, подкрасила еще раз.
Сегодня она гримировалась особенно тщательно.
"Кардинально закрасилась, насмерть", - подумала Галка. "И сиреневый свитер новый надела, брюки, лакировки праздничные..."
- Мне кажется, наша жизнь скоро изменится, - повторила мать. Порылась в сумочке, извлекла распечатанный "Дымок". - Закуривай, коллега.
Закурили от одной спички, соединив сигареты концами. По-мужски.
Мама вдыхала дым, закидывая голову, показывая худую жилистую шею.
- Кажется, пора.
Она взглянула на Галку. Подумала немного, еще раз критически оглядела дочь.
- Знаешь, надень-ка лучше свое шерстяное платье, - сказала она. - То, голубое.
- Зачем?
Галка проверила свою сумку, пересчитала мелочь.
Мать отвела глаза, помолчала, медленно втягивая дым.
- Вечером - свидание с отцом, - медленно произнесла она. - Хотелось бы мне, чтобы и ты пришла. В кафе "Луна", ровно в семь. Придешь, а?
Галка молча пожала плечами.
- Приходи, ведь отцу тоже хочется поглядеть на тебя, — попросила мать.
- Ладно, приду.
- Значит, в кафе "Луна", в семь, не забудь.
Она взглянула на часы и заторопилась.
Пока шли до остановки, мама весело болтала о своей корректорской, о знакомых мужчинах, эстрадных певцах, артистах... Галя всю дорогу молчала. Почему-то сегодня ей было очень одиноко. Рядом шла мама, единственный, самый близкий человек, шла рядом и болтала с ней, как с равной, а Галке от этого нисколько не было легче. Наоборот, в самом этом равноправии чудилось ей обидное равнодушие и отчуждение.
- Ты будущим летом никуда не сдаешь? - мама имела в виду, собирается ли Галя поступать в институт. -- - Нет, избави бог! - при мысли об экзаменах Галя содрогнулась.
- Ну и отлично, - сказала мама. - Я тоже считаю, сколько можно!.. Тогда махнем на море, классно отдохнем!
Мать вскочила в подъехавший двенадцатый.
- Гуд бай, коллега!
- Пока!
Когда была маленькой, Галя мечтала вблизи увидеть настоящее море. Потрогать его. Погладить. Море представлялось ей чем-то большим и ласковым, чем-то вроде синей пушистой кошки. Таким оно снилось.
Мысль о поездке к морю взволновала. Как будто она снова сможет стать маленькой. И все начать сначала. Конечно, это невозможно, она знала, но чувство было такое, будто чудеса все-таки бывают. Какое-то странное, радостное чувство. Как в детстве, или когда скоро весна. Вот-вот, еще немного, и случится что-то особенное, самое лучшее! А что, если удастся поступить в институт? Конечно, она поступит! Обязательно! Сегодня же начнет заниматься!
Подошел ее пятнадцатый. Он, казалось, нетерпеливо подпрыгивал, как подросток.
Водитель был молод и светловолос. Галка уже знала в лицо почти всех водителей. Когда она опаздывала, автобус вел мужчина в клетчатой рубашке. Этот автобус подкатывал, как назло, очень медленно, и как-то лениво - казалось Галке - кренился на левый бок. Выходит, у каждого автобуса своя походка... Галка влезла, как всегда, с передней площадки, попросила кого-то передать билетик. За стеклом - знакомая замшевая куртка водителя, на краешке пульта управления - таблица каких-то математических формул. Зачем ему? Может, в институт готовится? Или уже студент? Она давно заметила эту табличку. У других ее не было. У мужчины в клетчатой рубахе была фотография круглолицей девушки. Дочери, наверно. Или жены в юности...
