ЛЕВ КВИН - ЗВЕЗДЫ ЧУЖОЙ СТОРОНЫ

– Хорошо, – согласилась она, деланно вздохнув. – Если так нужно для конспирации…

Коренастый круглолицый немецкий майор, блеснув золотом зубов, проводил Аги восхищенным взглядом. Она повернулась, улыбнулась ему кокетливо.

– Симпатичный немец, правда?

– Тебе все кажутся симпатичными, кому ты нравишься.

– А тебе я нравлюсь? – Она смеялась.

Мне вдруг стало жарко.

– Не нужно так сильно краситься.

– Правда?

Я бросил косой взгляд на ее нежные, четко очерченные губы.

– Тебе не идет.

– Но ведь я почти не крашу… Только чуть-чуть. Если тебе не нравится, я могу стереть совсем. Стереть?.. Куда ты так побежал, я не успеваю. Или ты хочешь удрать от меня?

Я молчал…

Мы прошли станцию, кишевшую военными. Потом свернули в прямую аллею. Железнодорожная линия шла рядом, отгороженная металлической оградой.

Временами рельсы исчезали за высокими холмами шлака, похожими на гигантские черные могилы. Пронзительно, точно от нестерпимой боли, вскрикивали паровозы.

– Это и есть «дорога влюбленных». – Шагов Аги не было слышно, песок делал их бесшумными.

Ограда перешла в сплошную гладкую стену из желтого кирпича, довольно высокую и утыканную сверху зацементированными бутылочными осколками. Неподходящее место!

– Ах да! – вроде бы вспомнив, неожиданно воскликнул я; получилось довольно фальшиво. – Спасибо тебе за привет.

Она удивленно посмотрела на меня:

– Какой привет?

– Черный передал.

Она фыркнула презрительно.

– Тоже мне нашелся передатчик! Нахал такой! Да я с ним и говорить не стала. Швырнула пакет и вытурила.

Черный наврал! Черный все наврал!

– Он что… Опять?.. – Я смотрел прямо перед собой.

– Что? – не поняла она. – А-а… Нет, на этот раз он был смирный, как ягненок. Но я их знаю! «Звездочка моя», «розочка моя», «сердечко мое», а потом начинают заламывать руки.

– Он не так уж виноват. У него страшная жизнь – ты не знаешь.

– А у меня какая жизнь – ты знаешь?

В голосе у нее прозвучала необычная горечь. Я сразу вспомнил гневную вспышку, тогда, в воротах. – «Гады! Все вы гады!»

– Ты ничего не говоришь.

Она и теперь не стала рассказывать. Потихоньку высвободила руку и пошла рядом, думая о чем-то своем.

Мы долго шли молча. А потом, когда она снова взяла меня за руку, у меня возникло ощущение, словно я знаю ее уже много-много лет. Почему-то казалось, что точно такое же чувство испытывает и она.

Стена неожиданно кончилась, рельсы пробегали недалеко от аллеи, отделенные от нее кустарником и довольно широкой канавой с отлогими боками. Чутье подрывника подсказало мне, что следует внимательно осмотреть это место.

Я остановился. Мы находились еще в городе, но дома начинались лишь метрах в двухстах от аллеи. А с другой стороны железнодорожного полотна высилась насыпь, обнесенная сверху забором.

– Не знаешь, что там наверху, Аги?

– Ничего там нет. Собирались строить церковь, но только вырыли фундамент и – война.

Значит, пустырь. Хорошо! С той стороны безопасно.

Вечером здесь темно, фонари, конечно, не горят. Взрывчатку пристроить на повороте, где начинается спуск. Мы успеем добежать до домов, пока грохнет.

«Дорога влюбленных». Тут вечером, вероятно, бродят парочки… Пусть себе бродят. Когда я буду закладывать взрывчатку, они не заметят – кустарник, канава. А поджечь шнур – секундное дело. Никому не придет в голову. Ну, прикурил человек.

Пусть себе бродят – даже лучше. Пока полиция после взрыва будет заниматься парочками, мы уйдем далеко.

Надо еще посмотреть у домов. Нет ли там перекопанных улиц, тупиков?

– Нам туда, Аги.

Она вопросительно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Лишь когда я, убедившись, что путь за домами свободен, повернул обратно на аллею, спросила:

– Это очень опасно?

– Что? – я хотел выгадать время для ответа. Знает она или не знает?

– То, что ты собираешься делать.

Я пренебрежительно махнул рукой:

– Пустяки!

– Ты нарочно.

– Зачем мне врать?

Она, не глядя, словно невзначай, медленно провела своей мягкой ладонью по моей руке.

– Ты хороший.

Я смутился:

– Вот еще…

Мы проходили мимо кинотеатра. Трехметровая фанерная девушка показывала свои великолепные зубы. Фильм назывался «Фортуна».

– Есть такое русское имя, – сказала Аги.

– Фортуна? – рассмеялся я.

– Нет? Ну, значит, похожее… Сейчас я вспомню. – Она наморщила лоб и выпалила: – Фортучка!

Я снова рассмеялся.

– Форточка! Это не имя.

– Не имя? – удивилась она.

– Маленькое оконце. Чтобы проветривать комнату, когда холодно и нельзя открыть все окно.

– Правда? А мне кто-то сказал, я думала – имя… Как же зовут ваших девушек?

– По-разному… Маша, Клава, Зина, Леля…

– Лола,- задумчиво повторила она.- А как мое есть?

– Аги?

– Это сокращенно. Полное – Агнеш.

– Агнеш… Не встречал ни разу. Похожее есть: Агния, Агафья. Правда, редко встречается, но есть… Я вот в школе учился с одной Агафьей. Даже рядом на парте сидел.

– Она красивая?

– Не знаю…

– Ты ее любил?

– Любил… таскать за косички… Это было в первом классе. Смешная ты.

– Забавный тип? – она рассмеялась.

Мы подходили к парикмахерской. Навстречу громко топал сапогами немецкий патруль. Поравнявшись со мной, солдаты вытянулись, вскинули подбородки. Я поприветствовал небрежно. Они загляделись на Аги и прошли мимо, не спросив документы.

– Мне с тобой хорошо.

Она стремительно повернулась:

– Не врешь?

– Разве ты сама не замечаешь?.. Даже патрули не останавливают.

– А-а… А все-таки ты никакой не кавалер: совершенно не умеешь ухаживать за девушкой. Мы ходили с тобой по «дороге влюбленных», ходили битых два часа, а ты не сказал мне ни одного комплимента, хотя бы из вежливости. Я с тобой больше не пойду, так и знай… Прощай!

– Аги!

Она исчезла за дверью.

– Аги!

Занавеска приподнялась, Аги показала мне язык и прижалась к стеклу. Нос и губы забавно расплющились, до неузнаваемости изменив лицо. Но глаза остались прежними: озорными и ласковыми.

– Одну минуту, Аги!

Она отняла лицо от стекла, отрицательно покачала головой и опустила занавеску.

Я постоял немного. Я стоял бы так целый час, два, три, но сейчас я не мог, надо было быстрее обратно, в бункер.

Занавеска больше не поднималась.

Я повернулся и пошел, чувствуя себя одновременно счастливым и несчастным, как в детстве, когда отец, возвращаясь из дальнего рейса, привозил мне подарок, а мальчишки во дворе тут же отбирали его, и я переживал, не зная, вернут они или нет.

Поздним вечером мы с Янчи сидели возле забора, отделявшего аллею от железнодорожного полотна, на скамейке, которую я облюбовал накануне.

Взрывчатка уже лежала на месте. Пристроить ее удалось без особого труда. Земля под рельсом оказалась довольно рыхлой, легко поддавалась ножу. Выкопать гнездо, заложить в него тол, приладить детонатор и замаскировать заряд, оставив снаружи наш самодельный шнур из ваты, – все это заняло какой-нибудь десяток минут.

Пока я пристраивал взрывчатку, Янчи стоял на страже посреди аллеи – с той стороны меня могли увидеть. Но никто так и не прошел. Вообще, за весь вечер на аллее мы видели только две парочки: мобилизации, следовавшие одна за другой, обезлюдили «дорогу влюбленных».

Теперь оставалось самое неприятное: терпеливое ожидание.

Черный находился на станции, в диспетчерской, возле Шандора. Он должен был сообщить нам, когда пойдет специальный поезд.

В операции хотел участвовать и Фазекаш. Но в последнюю минуту перед уходом из бункера он решил преобразить свою внешность – у него в городе было много знакомых, он не хотел, чтобы его узнали. Взял у Черного бритву, намылился и, тяжело вздохнув, смахнул с верхней губы свои роскошные, пушистые усы.

Он действительно преобразился до неузнаваемости. Но тут же сразу выяснилось и другое: на месте бывших усов отчетливо выделялись два белых пятна.

Пришлось оставить Фазекаша в бункере, он мог испортить нам все дело. У любого человека, взглянувшего на него, тотчас же возник бы вопрос: почему сбрил усы?..

Янчи беспокойно шевельнулся на скамейке. Он так же, как и я, пристально всматривался в дорожку между двумя рядами деревьев, терявшуюся в темноте. Оттуда должен был появиться Черный.

Станция то и дело напоминала о себе тревожными свистками, гудками, тяжелыми вздохами паровозов. Больше всего я опасался, что в нашу сторону двинется какой-нибудь состав, не предусмотренный графиком движения. Мы уже настрjились именно на тот, специальный. Конечно, случайный состав можно пропустить, заряд не должен сработать самостоятельно. Не должен… А если все-таки сработает? Тол сам по себе вполне безобиден, но детонатор от него лучше держать подальше.

– Где же этот чертов поезд? – бросил Янчи нервно. – Взлетишь тут на воздух, пока он приползет.