Александр Коротенко - Трепанация
Так вот, слушая рассуждения мужа о жизни, людях и прочих умностях, она волновалась, понимая, что ее муж немного ненормальный и, возможно, это признаки умственной болезни, с которой придется бороться.
С такими вот ожиданиями она встретила мужа поздно вечером после работы пьяным.
Отмечали чей-то день рождения, и Владимир отметился. Первый раз он попробовал водку, налитую отцом, лет в шестнадцать, с напутствием: «Пусть лучше дома в семье пьет, чем под забором неизвестно с кем». Но тогда напиток не закрепился в его организме, и его довольно обильно вырвало под усмешки отца и соседа. Это отвратило его от употребления спиртного вплоть до самой армии.
Там привыкание к выпивке прошло как-то более гладко, но особой радости не доставило. Просто надо было, так как пили все старослужащие, и он не мог отставать.
Теперь же это не столько было надо, сколько захотелось слиться с товарищами по коллективу. Он пришел домой пьяный и возбужденный. Много говорил, шутил и был очень вдохновлен тем вниманием, с которым его слушали.
Тогда Клава отнеслась к этому с простым пониманием. А вот когда, через неделю примерно, он опять пришел домой пьяный, она обрадовалась.
Да, да, обрадовалась. Ее муж становился нормальным человеком. Курил, пил, иногда ругался матом. Ну как тут не радоваться. Жизнь налаживалась. И у них становилось не хуже, чем у людей.
Со временем это стало привычным, и постепенно Володя стал приходить пьяным каждый день. Изменилось и его поведение. Он стал резким, грубоватым, хмурым, пока не выпьет, и несговорчивым. За пьянки его лишали премий, обсуждали на собраниях, но безрезультатно. В итоге его выгнали с работы, и они жили на деньги Клавы, работавшей продавщицей в сельской лавке.
Жили – это громко сказано. Утро начиналось тогда, когда Владимир отсыпался после очередной попойки, первым делом шел к магазину – месту сборища алкашей и, обсуждая текущую ситуацию, соображал с остальными, где взять деньги на водку. Клава всегда рассматривалась, как первый вариант, но у нее, как правило, деньги быстро заканчивались, и в дело вступала фантазия. Этот уникальный инструмент работал и в таких безнадежных ситуациях.
Так прошла пара лет. Клаве только сообщали, где ее муж лежит, и она, откладывая дела, шла за ним. Ее терпению не было конца.
Следует признать, что она не была безучастным наблюдателем. Она водила его к бабкам, чтобы вылечить от алкоголизма. Она просила председателя колхоза взять его на работу. Она плакала. Она молилась. В общем, делала все, что требуется.
Беда случилась в понедельник. Клава была на работе, когда в магазин забежала соседка и крикнула, что дом горит. Прибежали. Все пылает. Володя там. Тушить бесполезно. Обмотала платком голову и кинулась спасать мужа. Чуть не задохнулась, но мужа на улицу выволокла.
Приехала машина «скорой помощи» и увезла его в больницу.
Отчего сгорел дом, так и не выяснили. Скорее всего, Володя проснулся и закурил в постели, а потом опять уснул. Так или иначе, а супруги поселились в больнице в соседних палатах. Причем Клава пострадала больше мужа. К ожогу на голове добавились проблемы с легкими. Да и руки сильно обгорели. У мужа ноги пострадали и спина, но, слава богу, он остался жив.
Так Володя вернулся к церкви.
За забором больницы находилась церковь, в которой служил священником отец Тимофей, знавший еще отца Володи. Выздоравливая, супруги часто сидели во дворе больницы, как раз у этого забора. Его и забором-то назвать было трудно. Низкая такая изгородь из камней, скорее для вида, чем для охраны.
Так вот, однажды поздоровался с ними отец Тимофей, который обрезал ветки на деревьях. Видя трудности священника, который один пытался выполнить несложную, но трудоемкую работу, Володя вдруг предложил помочь. Рост, как вы помните, у него был высокий. Он перешагнул через забор и влез на лестницу, которую придерживал священник. Когда окончили, присели передохнуть-покурить и, конечно, поговорить. Клава благорассудочно не вмешивалась. Разговор получился примерно такой:
– Пьянствуешь, Володя, слышал.
– Было такое, допился. Чуть жив остался.
– Отец твой грешил этим. По его стопам хочешь пойти?
– У каждого своя дорога, хоть все они и похожи.
– А было время, отец твой маяком среди людей был. Отчего лучшее не возьмешь от него?
– Мозги заплыли. Ничего не знаю. Ничего не понимаю.
– Не ты один такой. Все ищут покоя души. Много слабых людей, а ты, я вижу, не из таких. Тебе надо за ум браться. Так жизнь потеряешь. Не дело это – жить сорняком.
– Да все я понимаю. Только занесло меня куда-то не туда.
– Смотри, это тебе было предупреждение. Мог умереть, но Бог решил иначе, задумайся. Следующего раза может и не быть. Когда последний раз в церкви был?
– Не помню.
– Не помню. Так и отца, и мать своих забыть недолго. Мать, когда маленьким был, часто приводила тебя, а как вырос, забыл дорогу к церкви. Вот и сбился с пути праведного.
– Да, отец, надо подумать. Могу я еще что-нибудь сделать для вас?
– Работы много. Церковь надо побелить, обновить. Полы по углам перестелить, покрасить. Всего не перечесть. Приходи. Всегда рады.
Володя встал вслед за священником, который его перекрестил и дал поцеловать руку.
Уже переступив изгородь, Володя обернулся на голос священника:
– Ты на службу вечером приходи.
– Куда я в таком виде, – и он распахнул больничный халат, показывая пижаму.
– Приходи, приходи. Ничего. В любом виде. Это не страшно.
И Володя пришел. Пришел он и на следующий день. Работал много. Врачи ругались, но понимали, что так надо.
Выйдя из больницы, он с помощью соседей и односельчан довольно быстро отстроил дом, но на работу не устроился, все свободное время продолжая проводить в церкви.
За все время он не притронулся к стакану, и теперь Клава этому радовалась.
Ночи он часто просиживал за Библией или молился на икону Спаса, подаренную отцом Тимофеем.
А где-то через год его избрали главой прихода, и он стал авторитетным и уважаемым в селе человеком.
Но, несмотря на это, он удивил отца Тимофея, когда пришел просить благословения и рекомендации для поступления в духовную семинарию.
Они долго беседовали. Отец Тимофей все пытался понять: не забыл ли Володя, каким был? Не забыл ли он, как пришел к вере? Истинно ли он верит, ведь путь священника труден…
В итоге Володя стал семинаристом и получил диплом с отличием.
И Клава за это время изменилась. Она оставила магазин и пошла в пекарню. Появился неизменный платок темных тонов и соблюдение всех христианских праздников и постов. Она терпеливо ждала возвращения мужа и со смиренной радостью, как и подобает христианской жене, встречала его, приезжающего на каникулы.
Он вернулся. Сначала помогал отцу Тимофею. Через непродолжительное время, став священником Феодосием и получив благословение, он отправился на приход в Подмосковье.
Приход – это громко сказано. Несмотря на близость к Москве, а может, как раз и поэтому, деревня, в которой поселились супруги, представляла жалкое зрелище.
Церковь прилагала большие усилия для своего восстановления. Восстановления своего влияния. Собственно, преимущество христианской морали и этики всегда было в большей близости к человеческим ценностям, а не к законам государства, которые вынуждены руководствоваться различными интересами.
Отец Феодосий это понимал. Ох как хорошо понимал. Перед ним стояла задача восстановления разрушенного храма и создание прихода.
Как ни странно, деньги нашлись очень быстро.
Поздно вечером, когда он, уже помолившись, собирался ложиться спать, в дверь постучали. На пороге стояли два молодых человека, бритые наголо, в спортивных штанах и кожаных куртках.
– Ты поп? – обратился к нему тот, что пониже ростом.
– Да, я священник.
– Поехали, у нас брата замочили, надо по-христиански похоронить.
– Сейчас поздно. Может, утром лучше.
– Мотор сказал – сейчас.
– Кто такой Мотор?
– Это наш старший. Мы ждем.
Однозначность предложения была столь очевидна, что священник быстро переоделся и, взяв все необходимое, вышел на улицу.
Его усадили в большой внедорожник и повезли в темноту.
Подъехали к покосившемуся домику с кривеньким забором. Ему помогли выбраться из машины. Его обступили такие же гладкостриженные люди. Подошел коренастый парень с волевым подбородком и стеклянными глазами.
– Священник?
– Да.
– Сделай все, как надо. Отблагодарим хорошо. Понял?
– Ладно, – ответил священник, подумав про себя, что и они рабы Божьи.
Обратно его привезли те же люди, на прощание сунув в руку целлофановый мешок, полный денег. За труды и на церковь.
Через пару недель, когда священник разговаривал с прорабом о деталях восстановления храма, к церкви подъехали три больших автомобиля с затемненными стеклами. Заехали прямо во двор, к самому крыльцу. Вышли крепкие ребята, а впереди Мотор. Подошел, поздоровался. Остальные сзади, полукругом.
