Колин Макиннес - Абсолютные новички
— Ты жалкий вероломный ублюдок! — провозгласил я.
Эд лежал и стонал. Я вытащил его бритву, подошел к окну и запустил ее в Неапольскую ночь, потом сделал погромче Ч. Паркера, чтобы соседи не слышали того, чего им не положено слышать, вытер полотенцем кровь, и открылась дверь, и это был М-р Клевый.
— Привет, — сказал Клевый. — Я слышал какой-то шум.
Я указал на Эда-Теда.
— Вот и все, — сказал я.
Клевый подошел и посмотрел на него.
— Ах, этот, — сказал он. — Извини, что прибыл поздно.
— Лучше поздно, чем никогда, — сказал я. — Ты можешь помочь мне избавиться от тела.
Клевый оглядел меня.
— Тебе лучше пойти в ванную, — сказал он. — Я спроважу твоего гостя.
И он ухватился за воротник пиджака Эдварда своими длинными, очень солидными руками, и поволок его по полу за дверь, и я слышал звук, будто грузчики переносят по твоей просьбе большое пианино.
В ванной я привел себя в порядок, оказалось, что все было нормально, правда, чувствовал я себя ужасно, и вернулся назад к себе в комнату, вытащил первую попавшуюся пластинку из пакета Эда, поставил ее и это оказались MJQ, исполнявшие Конкорд, очень мило и уютно.
Появился Клевый, кивнул на музыку со словами «Мило», спросил, может ли он вымыть руки, и я пошел вместе с ним в ванную.
— Где ты уложил Эда? — спросил я.
— На улице. По соседству. Посреди мусорных ящиков.
— Надеюсь, что он не мертв, или не при смерти.
— Я так не думаю, — сказал Клевый, вытирая свои длинные руки. — Он умрет как-нибудь в другой день, — и улыбнулся не очень приятно. Когда мы вернулись в комнату, я рассказал ему, что поведал мне Эд во время своего дружелюбного визита.
— Уилф, мой брат, сказал мне то же самое.
— Он тоже с ними?
— Он хотел бы, но они не берут его из-за меня.
— А этот Дятел, — спросил я Клевого. — Ты его знаешь?
— Я знаю, как он выглядит…
— Крутой чувак, не так ли?
— Ну, говорят, что есть четыре сотни тинэйджеров, подчиняющихся ему.
— Четыре сотни? Не дури меня, Клевый.
— Верь мне. Около четырех сотен.
— Тинэйджеров?
— Ну, Теды, полу-Теды… ты знаешь… местные хулиганы…
Хотел бы я, чтобы вы слышали, какое презрение вложил Клевый в последнее слово!
— Ну, и что ты думаешь обо всем этом? — спросил я его.
Клевый закурил.
— Что-то происходит, — сказал он.
— Ты хочешь сказать, в данный момент?
— Что-то готовится…. Извини, но ты не заметил бы этого, сынок, так как ты не цветной…
— Ну, скажи мне, что? Потому что, черт возьми, я не верил во все это.
— Например, нас начали переезжать машинами. И мотоциклами.
— Случайные происшествия. Пьяницы. Ты уверен?
— Это случается так часто. Это все намеренно. Нужно быстро переходить улицу, если видишь, что кто-то приближается.
— Что еще, Клевый?
— Ну, вот еще что. Тебя останавливают и стреляют сигарету. Если ты даешь им, они берут всю пачку и ухмыляются. Если отказываешь, они бьют тебя и убегают…
— «Они». Сколько «их»?
— Небольшие группы.
— С тобой это случалось?
— Да. Вот еще что. Несколько дней назад, в метро, меня остановили и спросили "С какой стороны тебе сбрить волосы? "
— А что ты ответил?
— Ничего.
— Ты был один?
— Нас было двое. Их — восемь или девять.
— Что было дальше?
— Они сказали «Мы вас ненавидим».
— Ты ответил?
— Нет. Потом они сказали «Убирайтесь к себе в страну»,
— Но это и есть твоя страна, Клевый.
— Ты так думаешь?
— Клянусь Богом, так оно и есть! Я могу сказать тебе, мужик, это и есть твоя страна.
— Я сказал им тоже самое.
— Значит, ты все-таки ответил?
— Когда они это сказали, да, я ответил.
— Что произошло дальше?
— Они назвали меня ублюдком. Поэтому мой друг сказал"Когда твоя мать хочет хорошенько потрахаться, она не беспокоит твоего отца — она приходит ко мне".
— Как им это понравилось?
— Я не знаю. Потому что когда он сказал это, он также вытащил нож и предложил им подойти.
— А они?
— Нет, они не подошли. Но в этот раз их было всего восемь или девять.
В глазах Клевого появился взгляд, каким он, должно быть, смотрел на этих Тедов.
— Не смотри на меня так, мужик, — взмолился я. — Я же на твоей стороне.
— Да?
— Да.
— Очень мило с твоей стороны, — сказал Клевый, но я видел, что он так не думал или не верил мне.
Я выключил MJQ.
— Ну, и что же произойдет дальше? — спросил я его.
— Я не знаю, парень. Я хотел бы тебе сказать, но не знаю. А знаю я вот что. До сих пор белые Теды воевали друг против друга, все эти детские банды. Если они примутся за цветных, на с здесь всего несколько тысяч, но я не думаю, что ты увидишь среди нас трусов.
Я не мог вынести этот кошмар. Я воскликнул:
— Клевый, это же Лондон, а не какой-то провинциальный городишко на отшибе цивилизации! Это Лондон, мужик, столица, огромный великолепный город, где жили представители всех рас еще со времен древних римлян!
Клевый сказал:
— О, да, я верю тебе.
— Они никогда не допустят этого! — провозгласил я.
— Кто они?
— Взрослые! Мужчины! Женщины! Все авторитеты! Закон и порядок — одна из самых великих вещей в Англии!
На это Клевый не ответил. Я взял его за плечо.
— И, Клевый, — сказал я, — ты — один из нас. Ты не Пик, вообще-то…
Он убрал мою руку.
— Если начнутся какие-то неприятности, — сказал он, — я — Пик. И причина, по которой я им являюсь — меня никогда не спрашивали, мне никогда не отказывали ни в чем, всегда принимали меня — ты понимаешь? Даже если я наполовину белый! Но твои люди… нет. Часть меня, принадлежащая тебе, принадлежит и им тоже.
После того, как он сказал это, он вышел.
Так что после всего этого я провел ужасную ночь: иногда просыпался от болей и зуда, а красно-фиолетовое марево заполнило все в окно. Иногда мне снились эти сны, из которых ты ничего не помнишь, кроме того, что они ужасны. Или я лежал, размышляя, и не был уверен в том, я это или не я…. Но когда я проснулся, около полудня, я знал, что мне нужно сделать по крайней мере две вещи: номер один— позвонить Д-ру А. Р. Франклину, под предлогом проверки моих ран, а на самом деле для того, чтобы уладить все насчет этого рандеву с Папашей, и номер два — отыскать Уиза; потому что только он знал все про то, что рассказал мне Клевый, и только он мог сравниться по степени опасности, если бы захотел этого, с Дятлом или с кем угодно. А также я хотел вновь увидеть парня.
Когда я вышел на улицу в поисках телефонной будки, солнце было чем-то занято, и день выдался безветренный. Но то ли я действительно это чувствовал, то ли я был утомлен — в воздухе была какая-то тишина, с чем-то вроде движения: то есть будто воздух менялся не с помощью ветра, а сам по себе, туда, сюда, с небольшими паузами. Подивившись этому на ступеньках дома, я заскочил к Джилл на один миг спросить, знает ли она номер Уиза, потом проверил мусорные ящики в округе, посмотрел, там ли еще Эд (его уже не было), и отправился по улице в сторону телефонов-автоматов. Стекло в одной будке, а оно, видит Бог, крепче брони, было расколото, в другой же трубка была вырвана с корнем. Так что я вернулся к расколотой и позвонил на Харли-стрит.
Трубку подняла медсестра, она сказала, что помнит меня, спросила, как я себя чувствую, и объяснила, что Д-р Ф. в отпуске, в Риме, на конгрессе, но вернется через неделю, и поинтересовалась, позвоню ли я еще, и, кстати говоря, что вообще случилось? Моя голова ничего не соображала и была готова взорваться, так что я сказал "нет, ничего, привет доктору, счастья вам, благодарю, я перезвоню в другой раз. Потом я позвонил Уизу.
Надо сказать, что я побаивался этого звонка. Во-первых, понравится ли это Уизу? А во-вторых… я ведь никогда не звонил кому-либо, занимающимся таким делом, и мне было интересно, кто поднимет трубку? Парень? Девушка? Служанка? Один из клиентов? Так что пока шли гудки, я репетировал возможное начало разговора. Но я зря волновался, трубку взял Уиз, он сказал, что Большая Джилл предупредила его, что я буду звонить, и когда я смогу зайти? Он дал мне адрес, сказал позвонить в дверь с табличкой «Ветеринар» на самом верху. Так я и сделал.
Еще одним сюрпризом было то, что, кроме самого Уиза, там была его женщина, а я думал, что ее не будет видно, — я хочу сказать, что она не должна была принимать так по-светски, словно чья-то тетушка. Она показалась мне очень юной, и, как говорят, «респектабельной», в общем, если бы я увидел ее на панели (если допустить, что я бываю там), сомневаюсь, что я бы все понял. Единственное — она так смотрела на тебя, словно ты был неким возможным ценным продуктом — ну, там, бруском мыла, или куриными окорочками, или чем-нибудь вроде этого. Еще я предполагал, что застану здесь в самом разгаре различные виды оргий, — судьи и епископы веселятся на сластолюбивых диванах, — но на самом деле все выглядело вполне обычно, даже немного чопорно и утонченно.
