Елена Перминова - Бестолковый роман: Мужчины не моей мечты
Любовь Петровна запустила руку в сваленные на журнальном столике вещи, стараясь нашарить свои очки. Пальцы перебирали всякого рода скляночки, баночки, тюбики с кремом, попали в чашку с недопитым чаем, смахнули на пол пачку старых газет, наткнулись на засохший кусок хлеба и, наконец, обнаружили пластмассовые дужки. Она нацепила очки и оглянулась.
Ее однокомнатная хрущевка, что досталась Любови Петровне после обмена большой, светлой крупногабаритной трешки, больше походила на камеру хранения. Со дня переезда, хотя с тех пор прошло восемь лет, здесь ничего не изменилось. Полкомнаты занимала большая двуспальная кровать, которая стояла под углом к балкону. Плотно к стене прижимались два шкафа. На одном кресле стоял телевизор, на другом – большая связка с книгами. Все остальное пространство занимали частично распакованные ящики, наполовину разорванные коробки, сваленные в кучу книги, узлы со старой одеждой. Везде висели ее юбки, кофточки, шарфики, платочки, валялись пустые тюбики от губной помады, упаковки таблеток, кулончики, брошки, клипсы, лак для ногтей, кусочки ваты, фантики от конфет, пустые баночки из-под чего-нибудь. Холодильник Любовь Петровна никогда не включала. Туда она складывала постельное белье, пустые банки из-под кофе и красивые бутылки из-под вина. Любовь Петровна никогда ничего не выбрасывала. Даже когда выносила мусор, тщательно рассматривала содержимое ведра и проверяла, не попала ли туда какая-нибудь нужная вещь. Для этого она вынула из платяного шкафа ящики и поставила их на пол прихожей. Из ящиков все вываливалось, но Любовь Петровна не любила наводить порядок и, когда было нужно, отгребала разбросанные вещи ногой. Пол она никогда не мыла. Ни к чему. Тем более, что в гости к ней никто не приходил: дочь жила в другом городе, соседей она не знала, а подруг не заводила.
Любовь Петровна прошла на кухню, чтобы пожарить яичницу. Но сковородка, заваленная грудой грязной посуды, лежала на самом дне раковины. Любовь Петровна помыла себе чашку и стала ждать, пока закипит чайник. «Чем же сегодня заняться?», – задала она себе вопрос и услышала, как зазвенел телефон у соседей. «Звени, звени, все равно трубку никто не возьмет. Они уже ушли. Надо же, какие настойчивые. Раз десять уже прозвенел. Как хорошо, что у меня нет телефона. А так бы трезвонил день и ночь. Нет, чем меньше с людьми общаешься, тем спокойней. Бывало, на работе так наобщаешься, что тошно становится. Поработай-ка всю жизнь администратором в гостинице. То делегацию расселить надо, то какой-нибудь шишке „люкс“ понадобится, то артисты нагрянут. Такого наслушаешься за день, что хоть уши затыкай. А дома – благодать. Тишина. И никому ничем не обязан. Хотя сейчас-то, пожалуй, тишины чересчур много. А может, поставить телефон, пусть его, звенит? Все хоть словом с кем можно перемолвиться. А то уже три месяца молчу.
Любовь Петровна открыла конверт, который ей вручили, когда провожали на пенсию, пересчитала деньги и пошла на телефонную станцию. Аппарат она выбрала себе самый простой, с диском и когда его подключили, подолгу, не снимая трубку, старательно накручивала разные комбинации из цифр, думая над тем, кому бы позвонить. Она перебрала в голове всех своих знакомых и решила, что звонить некому. Телефон молчал.
Любовь Петровна помыла около кровати маленький квадратик пола, поставила аппарат туда и по несколько раз в день протирала его тряпкой. Но телефон был нем. Через неделю его настырное молчание стало ее раздражать.
Как-то вечером Любовь Петровна машинально подняла с пола старую газету с объявлениями, пробежала глазами нескольку строчек и облегченно вздохнула. «Выход есть, – подумала она. – Если я дам хотя бы одно объявление, телефон заговорит. А если два или три, тем более. Только вот что бы мне подобрать для продажи. Хотя, какая разница. Все равно продавать не буду. Так, только поговорю. Например, про шкаф».
Первый звонок раздался рано утром. Женщина с приятным голосом спрашивала про размеры шкафа, его цвет и цену. Любовь Петровна очень вежливо попросила подождать и измерила длину ширину, высоту. Цену сказала с потолка, потому что шкафу было лет тридцать, и после него она мебель не покупала. Женщина удивилась, что так дорого, и повесила трубку.
Потом позвонил молодой мужчина, по голосу не старше тридцати. Он рассказал Любови Петровне, что купил дачу за городом, и туда нужна недорогая мебель. Хочет сделать своей жене сюрприз, чтобы, когда та приедет, уже все было обустроено. Не важно, какой шкаф, какого цвета. Он уже все подобрал: диван, стол и стулья, даже холодильник. Если Любовь Петровна согласна, он придет его посмотреть, но это так, формальности, и сразу же его купит. Надо только адрес сказать, а он подъедет с друзьями на машине и заберет. Хорошо бы сегодня вечером, если Любовь Петровна не возражает. Любовь Петровна подумала, что и на самом деле лишится своего старого шкафа и, молча повесила трубку. Телефон звенел весь вечер, но Любовь Петровна к нему не подходила. Только уже часов в двенадцать, когда решила, что приличные люди по ночам шкафы не покупают, сняла трубку.
– Добрый вечер! Простите, что так поздно. Вы шкаф продаете? – интересовался приятный, с хрипотцой, мужской голос.
– Уже продала, – с раздражением ответила Любовь Петровна
– Очень жаль. А вы, наверное, переезжаете?
– Нет. Я уже один раз переехала, на всю жизнь воспоминаний хватило.
– Я вас понимаю. Когда у меня умерла жена, я не мог находиться в той квартире, где мы прожили двадцать семь лет. Обменял на меньшую. Теперь вот живу в однокомнатной. Всю мебель там оставил. А сейчас хочу новую купить. Но не новую, конечно, у пенсионера откуда деньги, а так, подержанную, но чтоб прилично выглядела.
– Если честно признаться, мой шкаф очень старый. А вот, может быть вам кресло подойдет. Оно совсем недавно купленное. Я вам его за полцены отдам. У меня все равно места мало.
– Спасибо вам огромное. Вы чуткий и добрый человек. Давайте договоримся встретиться завтра. Вас устроит? Скажите ваш адрес. Ну, хорошо, я перезвоню после обеда. Было приятно с вами поговорить. Всего доброго! Спите спокойно.
Любовь Петровна положила рубку и услышала, как радостно забилось ее сердце. Она почувствовала, как ей стало тепло и уютно. Мешало только какое-то незнакомое волнение. Она представила, как мужчина с хрипотцой в голосе, подает ей руку, когда она переходит дорогу, как готовит ее любимые вареники, заваривает по ее рецепту чай. А почему бы и нет? Все-таки живой человек – это не телефон. Мужа уже тринадцать лет назад похоронила. Может быть, это судьба.
Она обвела взглядом свою комнату и поежилась. А если он начнет переставлять мебель. Отодвинет кровать, разберет коробки, вымоет пол. Потом будешь целыми днями искать свои вещи. А он будет ходить, шаркать тапочками, как Ефим Иванович, чихать, кашлять, на весь напор включать воду и включать на всю громкость телевизор. Нет!
Она решительно встала и выдернула телефонный шнур из розетки. Аппарат завернула в марлю и засунула в холодильник.
Больше никто не звонил.
Ценность жизни
В моих планах на вечер пункта «зайти на чашку чая к давнему приятелю» не было. Но он был так настойчив, что пришлось согласиться. Выглядел он сущим ребенком, который просит папу купить новую машинку в супермаркете. Обиженно вытянул вперед губы, умоляюще посмотрел. Потом резко дернул меня за рукав и вытянул на улицу. Со спины его костюм висел, как на пугале. Галстук болтался за правым плечом. Один ботинок с развязанным шнурком. По всему было видно, этот тип давно не попадал в хорошие женские руки. Мне стало его жаль, и я послушно сел за руль своего «Шевроле».
Густой туман, висевший над дорогой клочьями, не оставлял ни одного шанса для оптимизма. Говорил, в основном, он, а мне приходилось слушать, следить за дорогой и кивать головой. Рассказ получился длинным.
Про то, как уже двадцать лет он живет с диабетом. Жена не выдержала и ушла к другому. Теперь он вынужден одновременно бороться за свою жизнь и против своих страстей, которые сокращают его срок на Земле. По пять раз в день кормить себя инсулином. Соблюдать строгую диету. Отказывать себе во всех удовольствиях. В том числе и плотских. Но, несмотря на все усилия, он готов испустить последний вздох. Когда это произойдет, никому не известно. Может быть, через несколько лет. А, может, через несколько дней.
Мне показалось, что в салоне пахнуло сырой землей. Я открыл форточку, вдохнул свежего воздуха.
Он продолжал. Сейчас его самое больное место – почки. Они настолько износились, что пора заменять их искусственными. Но его очередь на операцию дойдет только через полгода. За это время он может умереть.
Я опять потянулся головой к окну и заметил, что проскочил нужный поворот. Пришлось перестраиваться, давать задний ход. Пока я маневрировал, он несколько раз смачно сморкнулся в помятый носовой платок. Украдкой смахнул слезы и засипел про бренность бытия. Наконец приехали.
