Александр Петров - Меморандум
Бросил взгляд на часы: 4-47, значит не миллион лет, а всего-то с полчаса продолжалось мое мучение. Я бросился в ванную, посмотрел на себя в зеркало, уверенный в том, что поседел и весь с головы до ног обожжен — нет, просто помятая похмельная физиономия с растрепанными русыми волосами. А я-то думал, что хороший человек, а оказывается место мне в геенне огненной!.. Всё, иду сдаваться. Это предупреждение последнее.
На следующий день уехал в монастырь, исповедался, отстоял молебен перед образом Пресвятой Богородицы «Неупиваемая Чаша». Затем только на третий день удостоился разговора с начальником монахов, он на меня наложил «вечную епитимию на спиртное» и велел ежемесячно исповедоваться и причащаться, выполнять молитвенное правило и держать посты, среду и пятницу. Игумен монастыря во время прощания посоветовал прибиться к старцу Фоме, мол, у него есть благословение окормлять этих, — он скривился, — ваших, интеллигентов, в общем, — так что к нему, к нему давай, там таких целые штабеля…
Даша нашлась
А Дашу, моего маленького синеглазого ангела, я всё-таки встретил.
Девушка в необычном темном платье длиной до щиколоток сидела на самой дальней скамье на корме и бросала кусочки булки чайкам, что стаей вихрились за кормой катера. Ее тонкая фигурка освещалась рассеянным солнечным светом, серебристыми бликами от воды, да и сама она не смотря на темный цвет одежды словно испускала невидимые лучи света, от чего на меня от неё накатывали волны тепла и покоя. Девушка разглядывала проплывающий справа по борту берег моря с белыми корпусами в кудрявой зелени, поэтому мне так и не удалось увидеть ее лица.
Я любовался спокойным бирюзовым морем, проплывающими зелеными берегами в белых курортных строениях, безмятежным синим небом, круглым оранжевым солнцем, опускающимся к чистому горизонту. Отрывал куски теплого лаваша, бросал за борт, наблюдая за пикирующими к воде чайками. После недельного шторма с проливным дождем пришел покой, благоухающий душистыми ароматами южных растений, разбавленных запахом специй и шашлычного дымка.
Мой друг Юра Исаев дремал в обнимку с трехлитровым баллоном домашнего вина, на его лице застыла улыбка объевшегося поросенка — мы очень тщательно прошлись по Ялтинскому рынку, не упуская возможности попробовать всё, что нам предлагали загорелые шумные дамочки. Наверное, также сытно дремал бы и я, если бы не охватившее меня легкое загадочное волнение, причин которому я пока не видел. Впрочем уже видел, но пока не осознавал.
Девушка, завершив процесс кормления белокрылых морских попрошаек, скользнув безмятежным взором по берегу, небу и горизонту, сгорбилась и стала похожа на больную. Темная, почти что траурная одежда, руки, обхватившие живот, склоненная голова — я видел это боковым зрением, но так и не оглянулся. С меня достаточно было своих забот: пьяный Юрка того и гляди свалится за борт, крикливые чайки, устроившие морской бой за кусок хлеба, шальной разворот катера на швартовку. Как только матрос накинул толстый швартовый канат на чугунный кнехт, притянул судно к пирсу, сдвинул трап на асфальт — девушка в темном платье первой покинула катер и мгновенно растворилась в пестрой толпе пассажиров. А мне было уже не до нее: обмякшего Юрку на себя еще взваливать, тащить на спине, как мешок с костями, и постараться без приключений добраться до временного пристанища.
Видел я загадочную девушку еще раз. Правда, издалека, натужно разжевывая резиновый шашлык из горьковатой вчерашней баранины, слушая Юркины истории, которыми он меня непрестанно развлекал. У самой кромки спокойной воды, по щиколотку в морской пене, девушка в просторном серо-голубом платье играла с маленькой девочкой, явно не своей: они держались чуть скованно, как чужие, едва касаясь друг друга кончиками пальцев, оглядываясь на компанию раздетых, дочерна загорелых толстяков, устроивших себе ужин на природе. От игравшей парочки, такой нездешней, не похожей на других, исходил лучик света, согревающий, спокойный.
Отвлек меня официант, он принес десерт, бесстрастно выслушал моё ворчание по поводу качества блюда… А когда я, зачерпнув хорошую порцию мороженого с сиропом, отправил холодную сладость в рот, поднял глаза и нашел в пляжной толпе компанию любителей пикника — девочка уже сидела со взрослыми с куриной ножкой в руке, а девушки в платье рядом не было — опять исчезла; будто лучик света рассеялся, растворился в серебристых блестках, сверкающих по ленивым волнам. И снова где-то чуть правее сердца осталось недоуменная пустота, требующая наполнения.
В третий раз загадочная незнакомка появилась из-за угла смешного двухэтажного домика и энергично зашагала впереди меня, буквально метрах в четырех. Мне удалось рассмотреть ее поближе, хоть и сзади. В тот день воздушное платье на ней было еще светлей и короче. Я даже рассмотрел чуть выше подколенных ямок загорелых ног розовую полоску, какую оставляет край жесткой скамьи, когда сидишь долго и неподвижно, например, задумавшись. Руками она не размахивала, что говорило о необщительности или даже скованности. Она сняла соломенную шляпку и, тряхнув головой, выпустила на плечи волну каштановых волос.
На солнечной стороне улочки, ее тонкую фигурку словно облил свет, коснувшийся меня лучом, у меня снова правее сердца затеплело, появилась знакомая пустота, как в голодном желудке. Передо мной как по прозрачному экрану промелькнули лица знакомых девушек, оставив на языке вкус горечи, и вдруг завьюжила толпа снующих людей, внезапно расступилась, и как солнышко ясное в облачный день — появилась во всем великолепии девочка Дашенька из моего детства.
Я должно быть произнес заветное имя вслух… В ту минуту я был так далек от всех этих ленивых бредущих отдыхающих, проплывающих мимо витрин магазинов, ярких зонтов кафе, смешных домишек будто из детского мультфильма, горячего неба, белесого асфальта под ногами… Передо мной сияло личико моего ангела, и я непрестанно повторял любимое имя прекрасной девочки, может быть, про себя, или шепотом, а может и вслух.
Вдруг впереди идущая загадочная незнакомка обернулась, остановилась и обожгла мое лицо взглядом. Я тоже остановился, но все еще пребывал в том пространстве, откуда мне улыбалась девочка. Мои опущенные глаза разглядывали собственные сандалии, женские босоножки в метре от моих, загорелые ноги, тонкий шелк платья, ощущал, как теплеет моя щека от ее рассеянного взора, потом рука, потом тепло пролилось в грудь и оттуда растеклось по всему телу, по спине пробежали мурашки и… всё остановилось.
Пропали разговоры прохожих, движение ног и рук, стихла вибрация звуков, я медленно, очень медленно, как спросонья, поднимал голову и, наконец в мои глаза ударил яркий луч синего света — девушка смотрела на меня в упор. Легкое светлое платье, золотистые кудри тонких волос, нежная кожа с легким загаром, две родинки над пухлой верхней губой, едва заметная улыбка — и взгляд миндалевидных, вытянутых к вискам глаз, светло-серых по краям, в глубине которых, ближе к зрачкам отражалась небесная синева.
— Даша, — вырвалось у меня, — ты?
— Да, — ответила девушка. — Ты несколько раз меня позвал.
— Ты помнишь меня? Ты же была такой крошечной! — Я показал пальцами нечто малое, размером с вершок.
— Ты тоже считаешь, что дети ничего не помнят?
— Не считаю. Я сам был десятилетним мальчиком. А тебя запомнил на всю жизнь. Вот и сейчас я будто смотрел старое кино, в котором ты сидела на лавочке среди вокзальной толпы и мне улыбалась.
— Я тоже иногда вижу это кино. Знаешь, я запомнила тебя как очень, очень красивого сказочного принца. С тех пор никого не встречала краше тебя.
— Фантазерка!
— Ну да, и это тоже, — улыбнулась она смущенно. — Я много лет приставала к маме: расскажи про того мальчика, который «маленький, но уже взрослый». Мама всегда удивлялась, что я еще помню тебя. И каждый раз рассказывала, как ты один охранял чемоданы, весь из себя такой серьезный, ответственный. А потом я на тебя засмотрелась, и ты тоже смотрел на меня с нежной улыбкой.
— Да, ты мне тоже очень понравилась. Такой очаровательный синеглазый ангел!
— Где же тебя столько лет носило? — прошептала Даша.
Ее подбородок чуть дрогнул. Кажется, она была готова заплакать. Во мне всё взметнулось, я не мог позволить расстроиться такой прекрасной девушке. Мы присели на лавочку, я придвинулся к ней поближе, меня обдало ароматным жаром загорелой кожи и прохладной белизной платья, мы смотрели друг другу в лицо, я чувствовал сливочный вкус ее дыхания, синева глаз окатила меня опьяняющей волной, я заговорил часто-часто, чтобы остановить набухающие слезы, она также порывисто отвечала…
