Георгий Ланской - Расслабься, крошка!
Алина наблюдала за Рокси с легким снисхождением, как персидская кошка, застолбившая место на мягком диванчике, смотрит на взятого в дом из жалости щенка. Даже глаза у нее были такие же: зеленые, настороженные, с узкими зрачками…
Натолкнувшись на ее взгляд, Рокси торопливо отхлебнула из чашки, обожглась и закашлялась. Алина подвинула к ней салфетку: двумя пальчиками, словно боялась дотронуться.
— Горячий, — пожаловалась Рокси.
Алина не ответила.
Чай был невкусный, она такой не признавала, и Егор тоже. У этого чая был противный привкус прогорклого молока, хотя молока туда никто не добавлял. Привозили этот напиток не то из Китая, не то из Индии и продавали по бешеным ценам. Выглядел он тоже странно: сушеная колючка, которую следовало запаривать в кипятке, отчего она распушалась, превращаясь в шелковистую медузу, окруженную стрекательными щупальцами. Боталов к этому чаю пристрастился и во время обсуждения церемонии свадьбы то и дело потчевал им будущую невестку. Тогда Алина пила его, морщась от неудовольствия, сейчас и вовсе чай в горло не шел…
Видеть дохлую медузу в чайнике для Алины было невыносимо. Еще невыносимее было сидеть напротив Рокси, корчившей из себя светскую даму.
Она давно пожалела, что не согласилась на «первое брачное утро». Теперь день испорчен.
Егор будет лезть на стены, а ей придется сглаживать углы, потому что попытка обидеться, скорее всего, не приведет ни к чему хорошему.
Мужчине позволительно иметь прошлое.
Главное, чтобы оно не лезло изо всех щелей.
— Надеюсь, они там не подерутся, — негромко сказала Алина.
Рокси недоуменно округлила брови, а потом махнула рукой:
— Да ну, глупости какие! Поорут друг на друга и помирятся, уж я-то знаю.
Она панибратски подмигнула Алине.
«Дать бы тебе в морду», — с удовольствием подумала Алина.
— Чего не ешь? — спросила Рокси. — Возьми колбаски.
— Спасибо, я не ем колбасу.
— Да? А я ем.
— Заметно, — холодно констатировала Алина.
Рокси швырнула бутерброд на тарелку, отчего тот развалился на составляющие, и зло сказала:
— Слушай… Не выеживайся, а то не посмотрю, что ты член семьи…
Алина медленно поставила на блюдце интеллигентно звякнувшую чашку и ласково улыбнулась.
— И что будет? — поинтересовалась она.
— А вот увидишь, — пробурчала Рокси, уже пожалевшая о своих словах.
Невестка в социальном пласте всегда выше любовницы. Пусть даже любовница ближе. Учитывая, что их связи по времени — всего ничего, рисковать отношениями не следовало.
Но, черт побери, как же ее раздражала эта рыжая!
Чай допивали в тяжелом молчании, прислушиваясь к крикам из спальни.
Точнее, допивала лишь Рокси. Алина сделала пару глотков и отставила чашку. Сидела, мяла салфетку, делая из нее кораблик. Салфетка не слушалась, и кораблик вышел кособоким. Рокси мрачно курила, стряхивала пепел в блюдце, не замечая, что серые хлопья иногда падают на белоснежный халат. Изо всех сил она старалась не смотреть на бриллиант, сверкающий на пальце Алины, но не могла, то и дело цепляла взглядом его холодный блеск.
Черт побери. Черт все побери!
Еще пара лет — и статус вечной любовницы будет для нее унизительным. В тусовке и так шушукаются: мол, вся из себя такая крутая, а мужа не было и нет.
Рокси подавила раздражение и посоветовала себе быть сильной.
Хлопнула дверь.
На лестнице послышались торопливые шаги.
Рокси и Алина одновременно поднялись.
Егор влетел в гостиную, окинул взглядом стол и покачал головой:
— Ну, дела… Мы там рубимся насмерть, а они чаи распивают…
— Ну, как прошло? — поинтересовалась Рокси.
Фразочка прозвучала ехидно и двусмысленно.
Егор тут же позеленел от злости, открыл рот, но сдержался и холодно сказал:
— Алина, мы едем домой.
Алина спорить не собиралась.
Она кивнула и пошла к выходу, даже не посмотрев на Рокси.
Снова хлопнула дверь, на сей раз входная.
Рокси наблюдала, как Егор, ожесточенно пересказывая что-то жене, идет к машине, и вздохнула.
— Ну и фиг с тобой, — прошептала она. — Скатертью дорога.
Ссору с сыном Боталов перенес тяжело.
После того как за Егором хлопнула дверь, Боталов долго хорохорился, убеждая себя, что был прав.
Рокси немедленно прибежала утешать его, ластилась, как кошка, и почти убедила, что в ссоре с сыном ничего ужасного нет.
Мол, перебесится и вообще…
Про «вообще» Боталову слушать было неприятно, и Рокси, быстро избавившись от халата, в мгновение ока выбила из головы глупые мысли. В итоге о ссоре он вспомнил снова уже ближе к ночи, засыпая в жарких объятиях певицы…
Наутро Рокси отбыла домой.
Она уезжала на гастроли. Недалеко, в Петербург, и настойчиво намекала, что Боталов может поехать с ней. Еще более настойчиво она внушала мысль, что откажется от любых гастролей, если ей предложат нечто более стабильное.
Боталов сделал вид, что намеков не понял.
Рокси обиделась и уехала.
Ночевать пришлось одному в большом, пустом доме.
Прислуга, закончив работу, разбрелась по углам, несколько раз звонили приятели и партнеры по делам, интересующим Боталова, как прошлогодний снег…
От скуки он быстро и неинтересно напился, развалился на диване и уснул.
На следующий день Рокси позвонила из Петербурга как ни в чем не бывало, сообщила, что приедет завтра, и предложила отметить приезд в «Махаоне», где собиралась тусовка по поводу выпуска новой книги модной писательницы, жены нефтяного магната. Имея мощный финансовый тыл, предприимчивая дамочка накатала книгу мемуаров с нехитрым названием: «Как выйти замуж за миллионера за две недели» — и охотно делилась рецептами собственного успеха.
Писательница убеждала всех, что мужа сразила ее неземная красота, недюжинный ум и светскость. Обладая этими качествами, любая девчонка могла встретить своего принца. Писательница слыла интеллектуалкой, на светских раутах ее то и дело видели в обнимку со знаменитостями, алчно хлебавшими из нефтяного корытца и подобострастно кланявшихся барыне.
«Барыню» Боталов знал давно и потому на предложение Рокси лишь поморщился. Модная писательница пятнадцать лет назад вертелась у шеста в стриптиз-баре и буквально рухнула будущему мужу на колени. Разбогатев, она уже пыталась петь, вести передачи, выпускать собственную линию одежды и теперь вот, угомонившись, стала писать книги. Вопреки всеобщему мнению, созданному самопиаром, дама была не слишком умна и не слишком воспитанна. Муж, однако, не пытался сменить ее на другую. В кулуарных разговорах мелькали откровения, что оборотистую мадам и нефтяного магната связывают весьма тесные отношения, которые на простом языке называются горячим сексом. В семейной жизни жесткий делец оказался мямлей, чем супруга пользовалась с удивительной находчивостью.
Рокси, которой не терпелось похвастать новым романом с олигархом, слегка огорчилась, но потом предложила встретиться в интимной обстановке. На это Боталов согласился без всякой внутренней борьбы.
Вечером, еще до приезда Рокси, он пытался дозвониться сыну, однако разобиженный Егор трубку не снял и даже на СМС не ответил.
Боталов велел водителю доставить «Майбах», но через четыре часа, когда довольная Рокси уже плескалась в джакузи, распевая зычным толстым голосом свою новую песню, водитель перезвонил и растерянно сообщил, что господин Черский велел вернуть машину на место. Разозлившись, Боталов не звонил сыну три дня, а когда наконец оттаял, автоответчик хорошо поставленным голосом сообщил, что семья Черских улетела отдыхать в Париж.
Вечера Боталов проводил с Рокси. Иногда он даже думал, что не будет ничего страшного, если он женится на этой страстной и пылкой женщине. Рокси не походила ни на кого из его пассий и уж тем более на жен. Когда она, разгоряченная и растрепанная, взбиралась на него верхом, он кричал, как первокурсник, попавший в руки опытной куртизанки. Любя ее до ломоты в затылке, до искр из глаз, Боталов чувствовал, что к нему словно возвращается молодость, забытая и похороненная под внешним лоском, полуголодная, но такая счастливая…
Но стоило Рокси уйти, как червячок сомнения начинал глодать внутренности.
Желтая пресса уже разнюхала об их романе.
Газеты выходили с цветистыми заголовками, в которых подробно рассказывалась вся подноготная. Он подозревал, что журналистов сенсационными подробностями подкармливает сама Рокси, но та, выпучив глаза, уверяла, что не имеет к этому никакого отношения.
С особым удовольствием газеты смаковали тот факт, что Рокси, как переходящий приз, получили сперва сын, а потом папаша.
Боталов позвонил в редакцию и попробовал ругаться, но, сообразив, что его записывают на диктофон и в следующем же номере его маты пойдут в печать, свернул разговор. Рокси, примчавшаяся утешать, попала под горячую руку и спешно ретировалась, проблеяв что-то невразумительное о съемках на телевидении.
