Руслан Белов - Встретимся через 500 лет!
Х. задумалась, закусив губу; профессор Перен мысленно потер руки: «Достал-таки!», и продолжил ковать шоколад:
– Может, все-таки вам стоит отказаться от своего нынешнего имиджа?
– От шоколада в качестве наряда?
– Ну да. Представляю, какой фурор после выписки вы произведете в Америке. Вы, с татуировкой самого Джека Потрошителя. А если еще и книгу напишете, как он вас преследовал, какие письма писал…
– Хорошо, я подумаю, – сказала Х., критически рассматривая свое платье в белый горошек.
– В таком случае, разрешите, сударыня, удалиться, – поклонившись, пошел профессор к двери.
– До свидания… – пробормотала Х. вослед. – Альтернатива шоколад – татуировка Потрошителя всерьез зациклила ее ум, причем последняя, то есть татуировка, была в эксцентриситете. – И пришлите мне пористого шоколаду, да больше, чтобы на шубку хватило.
– Что?! – обернулся профессор, уже поворачивавший ручку двери.
– Вы же говорили, что завтра будет минус пять?
– А… Хорошо, пришлю… – кивнул профессор, и, подумав в сердцах: – Как же, вылечишь ее без электросудорожной терапии, – повернулся к двери.
– Послушайте, господин Перен, – заставил его вновь обернуться ехидный голос мадмуазель Х. – Вы и в самом деле убеждены, что являетесь единоличным главой этого заведения?
Не ответив, профессор удалился. Лицо его было черно от досады.
Когда дверь за ним закрылась, мадмуазель Х. достала из тайника секретера радиотелефон, набрала номер, поднесла к уху.
– Вас слушают, – ответил номер.
– Я – мадмуазель Х. Мне нужен Потрошитель. За любые деньги.
– Нам он тоже нужен. За любые деньги.
– Вы не знаете, кто Потрошитель? – удивилась мадмуазель Х.
– Пока не знаем.
– В таком случае, запишите меня к нему.
– Хорошо. Вы будете первой.
– Спасибо.
– Пока не за что. Да, вы знаете, некий господин в восторге от вашего наряда.
– В самом деле?!
– В самом деле. До скорой встречи, милочка.
– До скорой встречи…
Спрятав телефон, мадмуазель Х. подошла к окну и долго у него стояла.
В парке Перен остановился у первой же мусорной урны. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что поблизости никого нет, профессор вынул из кармана вчетверо сложенный лист писчей бумаги, разорвал его на мелкие кусочки, выбросил в мусорную корзину. Если бы кому пришло в голову восстановить лист, он смог бы, в случае успеха, прочитать следующее:
1. Мэри-Энн Николс (Красотка Полли), 42 года.
Убита Джеком Потрошителем 31.08.1888 г. на улице Бакс Роу.
Горло перерезано в двух местах.
Живот вскрыт несколькими ударами ножа.
На половых органах обнаружено несколько небольших разрезов.
2. Энни Чепмен (Смуглянка Энни), 47 лет.
Убита 08.09. 1888 г. на улице Хендбери-стрит.
Преступник резал и потрошил жертву под влиянием сильнейшего сексуального возбуждения.
Горло перерезано в двух местах, внутренности обнаружены рядом с левым плечом.
Матка с частью влагалища и мочевого пузыря не была обнаружена.
3. Элизабет Страйд (Долговязая Лиз), 44 года.
Убита 30.09. 1888 г. на Беренр-Стрит.
Горло перерезано.
Никаких увечий или следов сексуального бесчинства на теле не обнаружено.
4. Кетрин Эддоус, 43 года.
Убита на площади Митр в Сити 30.09. 1888 г. через 2 часа после убийства Элизабет Страйд.
Одежда исколота и изрезана.
Лицо изуродовано, живот распорот от грудины до гениталий, извлеченные внутренности перемещены на правое плечо, кусок прямой кишки заткнут в зияющую рану на правой стороне шеи.
Двухфутовый кусок толстой кишки, отделенный от внутренностей, обнаружен между телом и правой рукой.
Влагалище вспорото, верхняя часть бедер изрезана – видимо преступник хотел отчленить ноги в бедренных суставах.
Левая почка, матка, оба уха отсутствуют. Уже в морге левое ухо выпало из складок одежды.
5. Мэри Джанет Келли, 25 лет.
Убита 09.11. 1888 г. в меблированной комнате ударом ножа в горло, рассекшим сонную артерию.
Найдена лежащей поперек кровати.
Изуродована до неузнаваемости: уши и нос отрезаны, лицевые мышцы срезаны до кости.
Тело изрезано и искромсано.
Половые органы изуродованы.
Отрезанные груди и печень обнаружены на кровати рядом с трупом. Остальные внутренности обнаружены на прикроватной тумбе.
Правый коленный сустав обнажен до коленной чашечки – вероятно, убийца хотел ампутировать ногу, как и левую руку.
Сердце не обнаружено, видимо, убийца унес его с собой или съел на месте.
Как мы уже говорили, профессор Перен догадывался, с какой целью мадемуазель Х. его пригласила. И перед визитом сделал эти выписки с целью показать, какую картинку оригинальная мадмуазель может увидеть на своем теле после визита Джека Потрошителя к четвертой по счету жертве.
8. Пропасть глубиной в человеческую жизнь
Пуаро питал слабость к мадмуазель Генриетте, мы об этом уже упоминали. Ни одна дама, встречавшаяся ему на жизненном нескончаемом пути, не вызывала у него таких плавящих сердце чувств, как эта неожиданная женщина. Конечно, как большинство мужчин, нерешительный по отношению к прекрасной половине человечества, он старался увидеть в ней качества, которые могли бы помочь ему не пасть пред ней на колени, не сказать слов, роем теснившихся в душе. «Она слишком худа, фривольна, склонна к доминированию», – повторял он себе, находясь в ее обществе.
А в обществе ее он бывал часто, сначала в инвалидной коляске, потом на окрепших ногах (может быть, именно она, эта исключительная женщина, волевая женщина, помогла ему встать на них?!). И не потому бывал в ее обществе часто, потому что жаждал этого (разве Эркюль Пуаро мог себе позволить чего-то жаждать?), а потому что мадмуазель Генриетта стала выходить в свет, узнав, что в санатории появился Геркулес, Геркулес в образе неотразимого Эркюля Пуаро.
Поначалу Пуаро терзался, пытаясь определить природу чувств, влекших его к этой женщине, но после третьей или четвертой встречи с ней сердце его определилось. Он понял, что чувствует в ней женщину, которой, как и Афродите, прекрасной богине, не чуждо мужское начало[50], в нем самом приглушенное. И что его, бессмертного Геркулеса, влечет к ней ее земная простота.
Да, мадмуазель Генриетта влекла Эркюля Пуаро своей земной простотой. Земной простотой, подвигающей на грехи и проступки, обращающие взор на Бога Всевидящего, на Бога, собственно, и подталкивающего человека на грехи и проступки, подталкивающего, чтобы потом судить его милостивым отцовским судом. Эркюля Пуаро всегда манила человеческая слабость, манила, как манит пропасть глубиной в человеческую жизнь. С детства его учили лишь подниматься, шаг за шагом подниматься над собой и другими. Генриетта же была пропастью, в которую приятно падать, с ней он становился простым смертным. Он забывал о своем деле, о себе самом, забывал о Пуаро, вернее, о величии Пуаро. Конечно, порою он вспоминал о своем возрасте, но лишь затем, чтобы удивиться ее моложавости. Они могли бы быть счастливы вдвоем, ведь Пуаро в ее присутствие чувствовал себя счастливым мальчишкой, а она – матерью, обретающей великого сына.
Все было бы хорошо, если бы… Если бы не этот злополучный пакет…
9. Немного прошлого
Это случилось в тот самый день, в который мадмуазель Моника была татуирована. После завтрака Эркюль Пуаро прогуливался в саду, не совсем еще доверяя своим ногам. С ним, конечно же, был господин Луи де Маар, бывший дипломат, испортивший здоровье в Центральной Африке. Он прямо-таки приклеился к великому сыщику с первого дня его появления в Эльсиноре, а на второй – краснея от неловкости, попросил всех, в том числе и Пуаро с Переном, именовать его Артуром Гастингсом, капитаном в отставке.
Под ногами таял снег, только что выпавший. В лесу раздавался топор Садосека. Откуда-то доносилось заунывно-протяжное I’l meet you in midnight «Смоки». Друзья вспоминали о знаменитом фальшивомонетчике Аберкромби, о деле пройдохи Альтара, за которым гонялась половина европейской полиции, и все без толку, пока Пуаро с Джеппом не схватили его в Антверпене. Еще говорили о почтовой марке с изображением Пуаро, вышедшей в Никарагуа, о судьбах Фелисити и Джорджа[51], о Джудит, дочери Гастингса. Когда разговор зашел об инспекторе Сагдене, точнее, о его пышных усах, великолепие которых Пуаро в первую их встречу сразило, к ним подошел Жером Жерфаньон, вездесущий консьерж «Эльсинора». Извинившись, он отозвал Пуаро в сторону и шепотом сообщил, что мадмуазель Генриетта хотела бы видеть его тет-а-тет и немедленно по поводу исключительной важности.
– А где же она примет меня? – обеспокоился Пуаро, представив себя один на один с женщиной в ее уютной гостиной.
– Она ждет вас в башенке, – ответил Жерфаньон. – В центральной, с которой Наполеон Бонапарт в хорошую погоду высматривает свои полки.
