Дуглас Коупленд - Игрок 1. Что с нами будет?

Рейчел проигрывает в памяти все события, произошедшие за последние полчаса. В голове как бы идут две дорожки: нормальные воспоминания и резервные копии, созданные мозжечковой миндалиной. Когда Рик попросил Рейчел помочь ему разобраться с протечкой токсинов, она с радостью согласилась. А потом в ее жизнь вошло нечто новое, нечто такое, что она не могла объяснить с рациональных позиций. Рик забрался на какие-то пластиковые ящики, а Рейчел держала его за ноги, чтобы он не упал, пока будет закрывать окошко. Но когда он закончил, он не торопился слезать — и Рейчел не отпустила его. Она продолжала держать его ноги, хотя в этом уже не было необходимости. Рейчел откуда-то знала, что, если сейчас отпустить Рика, она что-то упустит в жизни — что-то такое, что может и не повториться. Она чувствовала… да, в этом-то все и дело. Она чувствовала. У нее были чувства, но не было слов, чтобы описать эти чувства. Вот так, наверное, и живут все нормальные люди: не понимают, что с ними творится, импровизируют, пытаются как-то обозначать вещи, не поддающиеся обозначению.

Рейчел подумала: «Ну, ладно, Боже. Сегодня я столько раз слышала о тебе. Я обращусь к тебе только раз, так что слушай внимательно. Дорогой Господь Бог, пожалуйста, дай мне знак, что испытывать подобные чувства — это и значит быть человеком. Дорогой Господь Бог, пожалуйста, дай мне знак, что испытывать подобные чувства — это и значит быть женщиной. Дорогой Господь Бог, я тебя очень прошу, сделай так, чтобы я стала как все — хотя бы раз в жизни. Всего один раз, сейчас, и больше я никогда не буду ни о чем просить. Я тебя больше не побеспокою. Может, я даже в тебя поверю. Но если ты собираешься выполнить мою просьбу, сделай это сейчас. Потом будет уже не нужно. Пусть все случится сейчас, пока я стою в этой кладовке, в коктейль-баре отеля в аэропорту, в самом начале двадцать первого века, в центре североамериканского континента. Пусть все случится сейчас, когда я держу ноги этого человека, чувствую, как напрягаются его мышцы, чувствую исходящее от них тепло. Я прикасаюсь к кому-то, и мне не хочется закричать, не хочется убежать — на самом деле мне хочется прямо противоположного. Вот так, дорогой Господь Бог. Это все, что мне нужно. И больше я ни о чем тебя не попрошу».

И Бог выполнил ее просьбу.

Рейчел оглядела бар в мерцающем свете свечей. Все молчали, и Рейчел сказала:

— Дома, когда все хорошо и есть настроение, мы иногда играем в «Скрабл». Только мы убираем несколько гласных, чтобы было сложнее и интереснее. У тебя здесь нет «Скрабла», Рик?

— Нет, «Скрабла» нет. Налить тебе еще имбирного эля?

— Спасибо, Рик.

Воздух в баре стал влажным, и Рейчел это не нравилось — влажность создавала неприятные ощущения, как будто к Рейчел прикасаются незнакомцы. Какая-то часть ее разума стремилась укрыться в «далеком прекрасном мире», но после недавних событий этот мир уже не казался таким привлекательным, как раньше. Рейчел решила, что она, наверное, уже забеременела — должна была забеременеть, потому что сделала все, что для этого нужно. А ребенка нельзя брать с собой в далекий прекрасный мир, потому что дети требуют непрестанного внимания и заботы. Плюс к тому, у Рейчел было странное ощущение, что уйти в этот далекий мир означало бы вернуться назад во времени, а это было бы неправильно. За последние пару часов Рейчел так хорошо продвинулась. Она заслужила право быть частью этого мира, мира нормальных людей. И Бог дал ей то, о чем она просила. Может быть, Бог — это и есть ее далекий прекрасный мир, просто раньше она называла его неправильно.

Берт взглянул на нее и спросил:

— А скажи-ка мне, Рейчел, во что ты веришь?

— Я? Я верю в Бога.

Берт, кажется, удивился. Они все удивились.

— Ты веришь в Бога?

Рик посмотрел на нее:

— Правда?

— О да.

Рик сказал:

— Но я думал, что Бог… в смысле… ты совсем не похожа на религиозного человека.

— Нет. Это достаточно распространенное заблуждение о людях с расстройствами аутистического спектра. Я думаю, Бог существует в реальности.

Люк спросил, давно ли она верит в Бога.

— Совсем недавно поверила.

— Ясно. Но еще час назад ты спрашивала у нас, почему нормальные люди…

Рейчел поняла, к чему он клонит.

— Люди меняются, Люк.

— Так, а ты веришь в дарвиновскую эволюцию?

— Конечно, верю.

— А разве одно не противоречит другому? — спросила Карен.

— Совершенно не противоречит, — сказала Рейчел. — Бог создал мир, а это очень большая работа и занимает немало времени. И если для создания мира нужны динозавры, и ископаемые останки, и миллиарды лет эволюции, то Бог это все и задействовал. И мир существует. И мы в нем живем.

— А как же несоответствия по срокам? — спросил Люк. — Со временем явная неувязка.

— Знаешь, Люк, людям, может быть, и не нужно задумываться о времени. Может быть, люди устроены так, что им это противопоказано. Когда они слишком много думают о времени, это всегда вызывает очень неприятные ощущения. Вечность — самая худшая из всех концепций. Интересно, о чем думал Бог, когда изобретал вечность?

Рейчел нравился Бог. Ей нравилось, что Его можно использовать для ответа на все вопросы. Ей больше не нужно ни о чем задумываться самой — хотя, возможно, это был не самый лучший душевный настрой для обретения веры. Интересно, а как отнесутся к ее обращению коллеги по клубу «Пятидесяти тысяч мышей»? Не решат ли они, что теперь она уже не заслуживает доверия как ученый?

Берт сказал, обращаясь к Рику:

— А ты, любодей, молодец. Сперва превратил ее в падшую женщину, но потом искупил этот грех, обратив ее в веру. Отлично сработано.

— Я здесь ни при чем. Я даже не представляю, откуда оно взялось.

— Поистине, неисповедимы пути Господни, — заметил Берт. — Так что, Рейчел? Теперь мы друзья.

— Правда?

— О да. Мы с тобой одной веры, а это самое важное, что есть у людей.

— Да, наверное.

Рик сказал:

— Ты, задрот, даже и не пытайся ее заманить на свой путь.

— На мой путь? Рик, позволь мне напомнить, что у тебя самого нет вообще никакого пути. Если бы я последовал за тобой, то куда бы ты меня привел? — Он повернулся к Рейчел. — А у нас с ней хотя бы есть путь, правда?

— Путь?

— Рейчел не понимает метафор, — сказала Карен.

— Ясно. То есть я не могу ей сказать, что теперь у нее новая пара глаз, способных видеть непреходящие чудеса мира.

— Сказать-то ты можешь, но она не поймет. К тому же в обеденный перерыв я часто читаю медицинские журналы, и, помнится, я прочитала, что если человек родился слепым, а потом ему сделали операцию и он прозрел, то ему это вовсе не в радость. И так бывает почти всегда, исключений практически нет.

— Правда?

— Да. Эти люди не могут понять сущность и смысл своего новообретенного зрения. Цвета, изменения во времени, перемещения предметов в пространстве — их это пугает. Даже такая простая вещь, как обыкновенный кочан капусты, может их напугать до полусмерти.

— Все равно ты мне нравишься, хотя ты и впала в уныние, — сказал Берт.

— Ты уже столько раз повторил, что я тебе нравлюсь. Зачем ты мне это говоришь?

— Старый трюк, — сказал Люк. — Называется «грубая лесть». Он видит в тебе потенциального кандидата на обращение, вот и гладит по шерстке.

— Гладит по шерстке? — озадаченно переспросила Рейчел.

— Это метафора, — отозвались в один голос Карен и Люк.

Что-то ударилось в дверь, и все испуганно обернулись в ту сторону.

Рик сказал:

— Всем оставаться на местах.

С дробовиком наперевес он осторожно направился к двери, держась по стенке.

Снова раздался удар, и Рейчел поняла, что кто-то бьется о генератор льда с той стороны разбитой стеклянной двери.

— Может, полиция, — сказала Карен.

— Тсс, — шикнул Рик и приблизился к двери еще на пару шагов.

Берт прошептал, повернувшись к Рейчел:

— Рейчел, ты можешь меня развязать?

— Нет.

— Рейчел, мне больно сидеть. Очень больно. Мне надо лечь на спину, чтобы сбить кровяное давление в ногах. Люди одной веры должны помогать друг другу.

— Могу развязать тебе ноги и положить стул на пол. И ты вроде как ляжешь.

— Хорошо. Сделай так. Только тихо.

— Ты что-нибудь видишь? — спросила Карен у Рика.

Рик покачал головой.

Люк увидел, что Рейчел разрезает скотч, которым были прикручены к стулу ноги Берта.

— Какого хре… Рейчел, что ты делаешь?!

— Люк, я ему ноги освобождаю. У него что-то не то с кровообращением.

Берт сказал:

— Только ноги. Мне надо лечь. Чтобы палец не так болел. Тот, который ты мне отстрелил.

Люк свирепо смотрел на Берта.

— Ладно, Рейчел, уложи его на спину. Или как он там хочет лечь. Но не развязывай ему руки.