Фарид Нагим - TANGER
— Слушайте, я сейчас подумал, а зачем нам «Макдоналдс»? Я знаю одно кафе.
Он неуверенно пожал плечами.
— Вам там понравится! — засмеялся я.
— Да, я тоже думаю.
— Это французское кафе, — я снова засмеялся.
— Такой хороший у тебя этот смех.
Мне тоже понравилось, как я засмеялся. Я никогда раньше так не смеялся. Это был очень хороший смех.
Мы пошли в «Дели Франс», в котором я хотел посидеть с Полиной. Ей бы понравилось здесь. Было видно, что ему здесь нравится. И чувствовалось, что сейчас ему везде было бы хорошо. Как и мне. Он спокойно говорил, что Канаева и Мороков, как всегда, в августе уедут в Ялту, и будут жить у его матери Сани Михайловны, а он останется один в их квартире, и я тоже могу пожить у них до сентября.
— Я никогда не спрашиваю, где ты живешь, что ты делаешь, просто останется свободная комната, и ты можешь до сентября пАжить там, если хочешь. Ты же знаешь, мы там встречались с тобой. Там чисто и светло.
Я теперь знал, что он поднимает это «А», когда волнуется.
— Если бы ты знал, где я все это время жил, конечно, поживу!
Он радостно потер макушку.
— Это сахар, Алексей Серафимович.
— А я думал, это леденцы какие-то.
— Нет. Вот так отрываете и сыпете, все.
— Надо же, удобно — сахар из трубочки.
— Вы только с этими сливками аккуратнее.
— А что?
— Да, они как будто специально созданы для того, чтобы на штаны брызгать… о, у Вас получилось!
— Я сразу понял, как надо сделать.
— А у меня никогда не получается, я их боюсь.
— Можно я у тебя возьму сигаретку?
— Конечно, пожалуйста.
— Так, подымлю просто, такое кафе…
— Вы неправильно подкуриваете, — засмеялся я. — Нужно втягивать воздух через сигарету.
— А-а.
— Вот, тяните и подносите зажигалку, тогда подкурится.
— Так?
— Не надо так сильно тянуть! Давайте я. Вот, я сейчас зажгу, а вы тяните, — я засмеялся. — Ну тяните же!
Он курил, не затягиваясь, просто набирал полный рот дыма и выпускал обратно, смешно морщился и кривился. Я старался не обращать внимания на то, как неумело он курит, не нужно было смущать его. Ему казалось, что сигарета придает ему шарма. Он, наверное, совсем другим сейчас видел себя в этом кафе, высоким, стройным, с сигаретой в длинных пальцах.
— А давай пойдем на Поварскую, посмотрим на эту памятную доску, где Бунин жил? — сказал он, закашлялся и стукнул сигаретой о пепельницу, хотя пепла еще не нагорело. — Там еще эта надпись, не помню наизусть, — он посмотрел на сигарету, стряхнул ли он пепел.
— Я помню: «Как ни грустно в этом непонятном мире, он все же прекрасен и нам все-таки страстно хочется быть счастливыми и любить друг друга».
Delifrance
ул. Тверская, д.31
Касса N100033
Лента 267 чек 450
20:02:14 Кассир:
Гусева Лариса
Форма оплаты: рубли
восемнадцать
Деньги были на исходе. Однажды вечером позвонили. Трубку первым взял Димка. Я тоже взял трубку на своем аппарате, услышал голос Димки, а потом деловой, холодный голос Полины Дон.
— Извините, я могла бы поговорить с Анваром? — холодно спросила она.
— Привет, Полинка! — сказал я в свою трубку.
— Приве-ет, это ты?!
Это удивительно, насколько он был чужим и холодным, когда она говорила с Димкой, и насколько он изменился, стал теплым, нежным, родным и женственным, когда она услышала меня. У меня сжалось сердце от этого женского в ней и только для меня.
— Анвар, тут вот Игорь уезжает к себе, — сказала она и замолчала. — Это правда, Игорь? Ну, вот, он уже собирается, — она снова замолчала, я слышал ее дыхание. — Ты снова оставляешь меня одну, — она что-то говорила там, было еле слышно, видимо, она прикрыла трубку ладонью. — Анвар, короче, Игорь уезжает, а я могу завтра приехать к тебе!
— Приезжай, Полин. Давай встретимся на Петровско-Разумовской, я буду ждать тебя наверху, выход из первого вагона.
— Хорошо, — она снова что-то сказала в сторону. — Расскажи мне, как ты поживаешь, Анвар?
— А, в стиле той музыки, про которую я тебе рассказывал, — радовался я, и не хватало дыхания для голоса. — Отношусь к жизни, как суфий, и чувствую, что умру под забором неизбежно.
— Я не дам тебе умереть под забором, — сказала она. — Я у тебя есть.
Я весь вечер радовался. Шутил с Димкой, который не понимал моей радости. И мне было странно, что она говорила со мной при Игоре, это казалось какой-то ловушкой. Я стоял в своей комнате и вспоминал ее тело, ее «хохочущий» живот и то, как она стискивала зубы и спокойно предупреждала: «Я сейчас закричу», и никогда не кричала. Посмотрел на свой матрас и замер: «У меня же завтра на нём будет женщина!»
Ночью думал о ней, снова вспоминал ее тело, кончил и заснул.
Утром не знал, как часто это бывает в праздник, с чего начать: себя приводить в порядок, комнату или идти в магазин?
Димка болел. Я сходил в магазин, купил картошки, майонеза, большую курицу и литровую, пластиковую бутыль Джин&Тоника.
С дачи приехал Анатоль. Я разделал курицу, обмазал в майонезе и поставил в духовку на маленький огонь. Наводил порядок в комнате, разобрал постель на матрасе, подмел и вымыл полы, постелил на пол «ковры».
— Бабу ждешь, — Анатоль стоял в дверях и весело смотрел на меня.
— Жду, Анатоль, — радостно, как сообщнику, сказал я ему.
— Что ж, это дело хорошее, — вздохнул он.
— Деньги нужны, Анатоль? — засмеялся я.
Он вздохнул и склонил голову. Я дал ему червончик, оделся и поехал встречать ее. Димка, лежа в постели, читал «Энциклопедию анархиста», он посмотрел на меня поверх очков.
Купил в киоске баночку джин-тоника за 9.500 и жвачку. Пил в автобусе. Возле метро выбрал розу за 15.000. Ждал. Купил кофе и мясной буррито. Увижу ее и с ужасом скажу: «Там у меня уже курица горит!» Пил кофе. Повернулся. Она стояла, опершись локтем на турникет, и с манерным вызовом ждала, когда я, наконец, замечу ее. Меня поразила ее красота: пухлые, яркие губы, тяжелые гладкие волосы каре, льняное, просторное платье со шнуровкой и голые сильные ноги в легких сандалиях римских патрициев. Я смотрел на нее и с ужасом и жалостью вспомнил Надю и ту бомжиху. Я видел насколько она красивее их, и думал, как давно у меня не было красивой девушки, и как низко я пал и в какой барахтался грязи, и от этого влюбился в нее, и еще раз поразился ее красоте, от которой уже отвык. Я резко отставил недопитый кофе.
— Там же курица горит! — громко, на весь вестибюль, сказал я.
Она засмеялась своим тревожным смехом. Я поцеловал ее и почувствовал, что ЭТОГО мне уже не очень и хочется. Я с тревогой стал осознавать, что когда доходит до дела, то мне становится неинтересно, и нет особого желания, будто и здесь утрачен смысл. И от нее все еще пахло той бомжихой.
Она сказала, что не будет пить джин.
— Было у меня с ним знакомство, знаешь ли, — нервно сказала она. — Больше не хочется.
И мы купили по дороге «Хванчкару».
— Анвар, я же скоро уезжаю в Германию, — сказала она и оглянулась. — Я тебе не говорила?
— Нет… Ничего себе, в Германию!
— Расслабься, — усмехнулась она и оглянулась. — Еду туда на студенческую работу, буду на фабрике пряники в коробку упаковывать.
— Ну заработаешь там.
— Да, я тоже на это надеюсь, потому что я уже столько денег назанимала, что просто страшно. — Она внимательно посмотрела на парня у нашего дома. — Но уже все готово, осталось только фотоаппарат купить.
Она снова посмотрела на парня, и мне показалось, что внутри себя она облегченно вздохнула.
Курица не подгорела, я принес ее на противне из духовки и поставил на «ковер».
Пили: она — вино, я — джин-тоник. Зашел Димка.
— Познакомьтесь. Это девушка, которую я люблю, — сказал я. — А это парень, которого… который…
— Которого я люблю, — засмеялся Димка.
— Ну да, — засмеялся я.
Снова смотрели «Андеграунд».
— Он сейчас скажет: а завтра я угощу тебя обедом в ресторане «Русскому Цара», то есть «Русский царь», — снова переводил Димка.
Она слушала его и смеялась и смотрела на меня. Когда Димка уходил, мы целовались и сидели как ни в чем не бывало, когда он возвращался.
Выпили джин-тоник, выпили две бутылки «Хванчкары». Потом Димка ушел и вернулся с двумя литровыми пакетами какого-то дешевого красного вина.
И все это время я смотрел на нее, чувствовал ее и с наслаждением сознавал, что скоро у нас будет ЭТО, я всю свою твердость окуну в ее мягкость. И от этого хотелось быть добрым. Хотелось длить и отодвигать этот момент. Потом Димка пел: «А я милого узнаю, да по походке»… Прибежал Анатоль. Она испугалась его. Анатоль сидел на корточках у порога, влюблено слушал Димку, косился на Полину и подмигивал мне, когда она не видела.
— Дремлет притихший северный город, синее небо над головой. Что тебе снится, крейсер «Аврора», в час, когда утро встает над Невой… — пел Димка специально для Анатоля.
