Мэри Чэмберлен - Английская портниха
– Я уезжаю, – сообщил герр Вайс. – Далеко. Возможно, я больше никогда вас не увижу.
Напряжение отпустило. Слава богу.
– Но прежде чем я уеду, – продолжил герр Вайс, гладя ее лицо тыльной стороной ладони, – я хочу получить то, что мне причитается. За все это, – он обвел рукой комнату, платья на рейке, – и за то, что еще может случиться. – Он стиснул ее талию, растопыренные старческие пальцы касались ее груди. – Одно лишь мое слово – и все это исчезнет. Вы слыхали о Равенсбрюке? – Он задирал ей рясу, выше и выше, щупал ее ногу. – Там только женщины. Преступницы. Еврейки. Польки. Цыганки. Лесбиянки. – На последнем слове слюна брызнула из его рта и закапала Аде лицо. – Совсем, совсем не то что здесь.
– Прошу вас, – прошептала Ада. – Я приняла святые обеты.
– Знаю. Я бы никогда не покусился на монахиню… – И после паузы процедил: – Если вы действительно таковой являетесь.
Ада сглотнула, сердце тяжело застучало. Спокойно, велела она себе, спокойно. Откуда ему знать? Для него она всегда была монахиней.
– Вот и не делайте этого.
Герр Вайс столкнул Аду с колен, но руку из своих лап не выпустил. Он оказался на удивление силен, слишком силен для Ады.
– Ты так и не выучила урок, а? Не тебе приказывать, что мне делать, монахиня. – Он дернул Аду за руку, глянул на нее с ненавистью. – Раздевайся.
– Умоляю, пожалуйста, не надо.
Он опять стиснул ей запястье, облизнул губы.
– Хотя, если подумать, твое голое тело вызовет у меня отвращение. – Герр Вайс разжал хватку. – В тебе не осталось ни капли женственности. Сними все, кроме сорочки.
Ада сняла наплечник, дрожащими пальцами расстегнула рясу. Он наблюдал за ней, похотливо скалясь. Он убедится, что она не девственница, и что тогда? Ее отправят в Равенсбрюк, поместят в бордель? Герр Вайс поднял трость с пола.
– Апостольник оставь. Твоя прическа не добавит привлекательности, – хохотнул он так, словно отпустил похабную шутку. – Теперь подойди ближе.
Опять он рывком усадил ее к себе на колени. Ада не шевелилась, пока он возился с ширинкой, терся о нее, щупал ее сквозь сорочку.
– Помоги мне. – Резким движением он прижал ее ладонь к своему пенису и тут же застонал. Кончено.
Прозвенел гонг с завтраку, и герр Вайс сбросил Аду с колен:
– А я изрядно проголодался. Анни отменно потчует оберштурмбанфюрера Вайтера и его очаровательную женушку. Schlackwurst[47]. Ливерные колбаски. Сыр. Свежие булочки. Мед. Кофе. Sekt[48]. Прощайте, сестра Клара. – Поднявшись, он заправил рубашку в брюки, застегнул ширинку, взял трость. – Я замолвлю за вас словечко перед моей приятельницей. – И вышел, заперев за собой дверь.
Последним кусочком ваты Ада оттерла сорочку, запачканную герром Вайсом. Ее трясло. Она торопливо натянула рясу. Больше она никогда его не увидит. Ей отчаянно хотелось есть.
Неизбывная отупляющая усталость въедалась в ее тело, в мозг. Далеко за полночь Ада падала на свою самодельную постель и на рассвете вставала, ни на слезы, ни на мечты сил уже не было. Она по-прежнему отмечала месяцы мелком, но весенние и летние дни походили один на другой. Тяжкая нудная работа без конца и края. Фрау Вайтер заставила ее чистить Federbetten – толстые одеяла, набитые перьями, под которыми Вайтеры спали зимой. Ада колотила палкой по сбившемуся в комки пуху под бдительным присмотром фрау Вайтер. Еще, требовала фрау, этого мало. Не отлынивай. Аде даже палка казалась непомерной тяжестью. Ей пришлось снимать занавески в каждой комнате, тяжелые жаккардовые шторы, защищавшие от зимних сквозняков, отстирывать их от многолетней пыли, вешать на дворе сушиться под летним солнышком и тщательно отглаживать.
– Надень чистое платье, – велела фрау Вайтер осенним утром, когда Ада цепляла к гардинам свежие жаккардовые занавеси. – Умойся хорошенько, и чтобы под ногтями грязи не было.
Ада в точности исполнила приказ. Фрау Вайтер заперла ее в комнате. Ада сидела, глядя в окно. Солнце поднялось высоко, потом скрылось за домами. Ада ничего не ела ни утром, ни днем, у нее сводило желудок, и боль расползалась по кишечнику. Впереди еще столько работы. Придется всю ночь не спать, стирая и гладя. Дверь отворилась: фрау Вайтер и незнакомая женщина с двумя шотландскими терьерами. Фрау Вайтер задирала нос, поджимала губы и держалась от гостьи на расстоянии.
Один из песиков подбежал к Аде, обнюхал ее щиколотки, виляя коротким хвостом; теплое дыхание на ее коже, нос холодный и влажный. Погладить бы его, с тоской подумала Ада, погрузить пальцы в шелковистый мех, и он подпрыгнет от удовольствия, высунет трепещущий язык, лизнет в щеку – нежность живого существа.
– Негус, – позвала его гостья. – Komm![49] – Она похлопала себя по бедру, и пес вернулся к хозяйке.
Все в порядке, вертелось на языке у Ады. Я не против. С какой бы радостью она повозилась с этим маленьким животным, сообщившим ей: ага, понятно, ты тоже человек. А ведь даже у собаки есть имя.
– Sitz[50], – скомандовала гостья и погрозила псу пальцем.
Ада с невольным любопытством поглядывала на гостью. Стройная фигура, большая грудь, широкие бедра. Волосы неопределенного цвета, ни длинные ни короткие, завитые. Она была молода и довольно миловидна, но не красавица, еще несколько лет – и от ее привлекательности не останется и следа. Кожа чистая, гладкая, и подкрашенные губы лишь оттеняли эту гладкость. Подкрашенные. У других женщин, что приходили к Аде, губной помады давно не водилось.
Одета она была в белый костюм: прямая юбка до колен, короткий жакет с баской и глубоким вырезом. Жакет она застегивала на все пуговицы, отчего ткань натянулась на груди, а под жакетом Ада углядела тонкий свитерок. Ее легко можно было представить на лондонском рынке: пять фунтов картошки, парочку луковиц, четыре яблока, сухофрукты. Впрочем, как и мужеподобную фрау Вайтер, если только она сумеет стереть с лица налет брезгливости, не дожидаясь, когда это сделают за нее торговцы. Наступили на лошадиное яблоко, миссис? Надо смотреть под ноги. Словом, гостья – обыкновенная женщина, из тех, что и не помышляют подчеркнуть свои достоинства.
– Эта монахиня, – сказала фрау Вайтер, – та самая портниха, о которой вам рассказывали.
Гостья огляделась. Ада как раз заканчивала вечернее платье для приятельницы фрау Вайтер: произведение бутылочного цвета с воротником «хомут». Платье свисало с рейки, его оставалось только подшить. Пусть оно ниспадает, Ада, учил ее Исидор, ниспадает. О мастерстве судят по линии подола. На столе лежал хлопок в цветочек на блузку, заказанную другой подружкой фрау Вайтер, а рядом образец, вырезанный из журнала.
– Ja, – кивнула гостья, – полагаю, меня не обманули, она и впрямь хороша.
Гостья раскрыла сверток, принесенный с собой, – рулон черного шелка. Выложив отрез на стол, она подпихнула его к Аде. Ада пробежала пальцами по ткани, кожей ощущая ее плетение, рубчик, ее лоск и прочность. Эпонж. Последний раз к шелку такого качества она прикасалась в салоне миссис Б.
– Мне нужно вечернее платье, – заявила гостья. – Говорят, лучше вас никто не сошьет.
Комплимент! Ада зарделась, счастье, гордость переполняли ее, едва не выливаясь наружу. Ее никто не хвалил, по крайней мере, не в таких выражениях. А тем более женщина. Она вдруг смутилась, что было на нее не похоже. Кто это запуганное существо, жаждущее услышать доброе слово? Гостья роняла крохи лести, и Ада смаковала их, словно изголодавшийся воробей. Благодарю. Премного признательна.
– У меня три портнихи, – объясняла гостья фрау Вайтер. – Одна здесь, в Мюнхене. Одна в Берлине и одна в Бергхофе. Вы не поверите, какие мне выставляют счета! Они уже озолотились. Я плачу за их молчание, разумеется. И я бы не жаловалась, – улыбнулась она, – будь я ими совершенно довольна. Юбки. Брюки. Повседневные платья. Это они умеют. Но где магия? У них ее нет.
Она взяла на руки терьера, приподняла голову, и песик лизнул ее в шею. Улыбнувшись, она выпустила пса на пол и обратилась к Аде:
– У вас есть магия, это видно. – Гостья подошла к зеленому вечернему платью, провела пальцем по подолу и взглянула на фрау Вайтер: – Зависть. Наветы. Но когда правда мешала сплетницам плести небылицы, верно, фрау Вайтер? Облегающее. – Она развернулась на каблуках лицом к Аде: – Хочу облегающее платье. А ниже колена веером. Как хвост у русалки.
Шелк был крепким, хвост он выдержит, но его нельзя растягивать. Он болельщик, услышала Ада голос Исидора, не игрок. У гостьи была тонкая талия, но мускулистые икры, квадратные плечи. Она отлично смотрелась бы на теннисном корте, или в плавательном бассейне, или в «Женской лиге красоты и здоровья», что маршировала по Лондону в черных трусах и белых блузах: прыжок назад, кувырок вперед. Платье должно быть второй кожей – подвижным, податливым, а не туго натянутым, словно обмотка на проводе.
